Глазами гения №5. Растоптанные цветы зла
В важности искусства кино для человечества все смогли еще раз
убедиться совсем недавно, когда два захваченные террористами пассажирских
авиалайнера расфигачили здание Всемирного Торгового Центра в Нью-Йорке.
После чего и обычные граждане, и так называемые интеллектуалы
в один голос принялись твердить, что кадры хроники, на которых
все это запечатлелось, просто один к одному напоминают им сцену
из типичного голливудского фильма катастроф. Конечно, никто не
отрицал наличия в современном мире всевозможных социальных и этнических
проблем, однако вывод из этой постоянно повторявшейся параллели
как бы напрашивался сам собой: именно кино сыграло решающую роль
в поворотном для новейшей мировой истории событии. Более того,
мне неоднократно приходилось слышать и читать, что даже предполагаемый
организатор терракта Усама Бин Ладен тоже с юности тащился от
зрелищных голливудских фильмов, которые и спровоцировали его на
эту масштабную акцию, ну а без этих фильмов он, надо полагать,
ни за что бы до такого не додумался. Короче говоря, Голливуд в
этом темном деле предстал силой едва ли не более могущественной,
чем Аллах...
Соответствуют ли эти догадки и слухи реальности — не так уж и
важно. В любом случае, сам факт их появления на свет наглядно
свидетельствует об исключительной и, можно сказать, гипертрофированной
значимости, которые сегодня большинство людей склонны приписывать
кинематографу. И возможно, не зря!
В последнее время у меня в мозгу, например, даже образ абсолютного
счастья окончательно оформился в какую-то чисто кинематографическую
форму. Когда мне не удается подолгу заснуть, я часто представляю
себя на берегу океана под ярко-голубым небом на светлом мелком
песочке, прямо как в рекламе какого-то пива или же шоколадных
конфет «Баунти», где девушка с совершенно дегенеративным выражением
лица и огромными, в пол-лица, губами, с которых капает слюна,
зачарованно смотрит на рыбок, плавающих в прозрачной воде, а потом
жадно жрет эту конфету, облизывая пальцы. Только мне хотелось
бы провести на берегу океана целый день, с самого утра до вечера,
в блаженном ничегонеделаньи и созерцании рыбок или чаек на небе
— неважно, а вечером отправиться в город, где всюду сияют яркие
огни рекламы и вдоль тротуаров стоят тоже прекрасные стройные
девушки с длинными развевающимися волосами, в сильно декольтированных
коротких платьях в обтяжку с маленькими сумочками через плечо,
в высоких кожаных сапогах или изящных туфельках на высоких каблучках.
Из приоткрытых дверей ресторанов и кафе доносится музыка, туда
заходят красивые молодые люди с блестящими гладко зачесанными
волосами... Вот так! Раньше люди, наверное, в подобных случаях
представляли себе великолепные райские сады, а у меня в голове
постоянно прокручивается какое-то дурацкое кино.
Впрочем, я не думаю, что между сентябрьским террактом и голливудскими
фильмами на самом деле существует какая-нибудь глубокая связь.
Эта аналогия кажется мне чересчур грубой и поверхностной, основанной
на чисто внешнем совпадении сюжетов. Чем-то это даже напоминает
мне требования некоторых отечественных депутатов с квадратными
головами запретить демонстрацию западных триллеров на ТВ, потому
что они, якобы, пропагандирует зло и насилие и пагубно влияют
на неокрепшую детскую психику — обобщения и выявленные причинно-следственные
связи примерно того же уровня. Ну кого сегодня способно по-настоящему
испугать так называемое зло?! Лично я уже даже и не помню, когда
в последний раз сталкивалась с его проявлениями в жизни, да и
в искусстве тоже. Поэтому, если у меня зло теперь с чем и ассоциируется,
то разве что с призрачным изысканным цветком — наверное, с легкой
руки Бодлера. Однако и эти «взращиваемые» когда-то Бодлером слабые
«ростки» зла, судя по всему, так и не успели по-настоящему распуститься
в этом грубом мире и были безжалостно растоптаны тупыми и примитивными
людьми.
Наоборот, я заметила, что подавляющее большинство моих знакомых
чрезвычайно напрягаются, вздрагивают и пугливо втягивают голову
в плечи, когда кто-нибудь (особенно незнакомый им человек) предлагает
сделать им что-нибудь доброе или даже просто улыбается чересчур
приветливой и открытой улыбкой... И вот это как раз понятно: у
них, наверняка, срабатывает формировавшийся годами условный рефлекс!
Еще бы, почти все маньяки в тех же голливудских триллерах мочат
проституток, повинуясь исключительно самым лучшим побуждениям:
во имя торжества нравственности и пр. Так что стоит только посмотреть
хотя бы несколько фильмов с подобным сюжетом, чтобы навсегда преисполниться
ужаса перед всевозможными светлыми чувствами, делами и улыбками.
Думаю, что именно вот из-за этого тлетворного влияния современного
кинематографа большинство людей сегодня испытывают глубочайшее
недоверие к поступкам, которые в целом можно было бы определить
как «добрые». Конечно, это очень условное определение, но иного,
более точного, для разнообразных проявлений возвышенных душевных
порывов человечество пока не придумало. Так что невольно приходится
оперировать этим понятием. Хотя лично я стараюсь как можно реже
употреблять это слово, и опять-таки, чтобы никого лишний раз не
пугать.
В то же время, очень многие сегодня, видимо, тоже заметили эффект,
производимый словом «добро», и на мой взгляд, наоборот, излишне
им злоупотребляют. Прежде всего, это относится к политикам (в
том числе и к упомянутым выше депутатам) и к писателям, которые
эксплуатируют это слово просто нещадно: исключительно в целях
устрашения и, кажется, совершенно сознательно. А в результате
этих сознательных, но, видимо, не до конца продуманных действий
большинство современных людей уже не просто не доверяют «добру»,
а начинают его откровенно ненавидеть, причем до такой степени,
что чувство ненависти постепенно полностью вытесняет в их душах
чувство страха... Я, например, уже даже забыла, когда добрые поступки
окружающих вызывали у меня какие-либо иные чувства, кроме ненависти.
Поэтому, когда кто-либо пытается сделать мне что-нибудь доброе,
приветливо улыбнуться, услужить и пр., я уже не поеживаюсь от
ужаса, как раньше, но зато меня так и подмывает стукнуть этого
мудака по башке. Естественно, обычно я сдерживаюсь, но все равно,
я терпеть не могу, когда меня пытаются запугать, да еще подобным
подлым образом...
Не случайно один из отечественных писателей как-то даже сказал:
«Добро должно быть с кулаками!» — проговорился, скорее всего.
Это изречение очень нравилось нашей классной руководительнице
Валентине Евграфьевне, плотной упитанной даме с лукавыми карими
глазами и огромной бородавкой на носу. Она постоянно повторяла
эту фразу, часто в подтверждение своих слов потрясая своей пухлой,
сжатой в довольно-таки внушительный кулак веснушчатой рукой, поросшей
редкими рыжими волосинками. Однажды, развивая эту мысль, она даже
прочитала целую лекцию на тему: «Нужно быть добрым или же добреньким».
Слово «добренький» она произносила с какими-то особыми юродскими
интонациями, и на ее лице явственно проступала гримаса отвращения,
а вот «добрый» у нее сопровождалось совсем другим выражением лица:
суровой честности, открытости и некоторой скорби. Наилучшим примером
«добренького», по ее мнению, был старец Лука из пьесы Горького
«На дне», однако настоящей доброты в нем не было ни на грамм,
в отличии от какого-то там другого героя, который, хотя и резал
всю правду-матку в глаза, безо всякого сюсюканья, но все же в
душе был добрым, потому что побуждал людей к активному действию...
В детстве мамаша постоянно пичкала меня историей про свою учительницу
химии в школе Зульфию Давлетхановну, которую она постоянно называла
не иначе, как «святой». Не знаю даже, откуда она узнала все эти
подробности, но суть этой истории заключалась в том, что эта Зульфия
Давлетхановна однажды в магазине покупала себе продукты, и какой-то
жуткий немытый тип, весь обросший волосами, попросил у нее десять
копеек. Она стала его расспрашивать, что с ним случилось, как
он дошел до такого состояния, на что он хриплым голосом просипел,
что только что «откинулся», то есть вышел из мест лишения свободы
и ему просто негде взять денег и некуда пойти. Зульфия Давлетхановна
пригласила его к себе в гости, чтобы он мог помыться, побриться,
привести себя в порядок, короче говоря, и поесть по-человечески.
В этом месте маминого повествования я всякий раз внутренне содрогалась,
представляя себе этого жуткого небритого уголовника и чистенькую
седую учительницу с розовыми щечками и аккуратно собранными на
затылке волосами — настоящий божий одуванчик! Так вот, она привела
этого типа к себе домой, дала чистое полотенце, даже кое-какую
чистую одежонку, оставшуюся после ее покойного мужа, и отправила
его в ванную, а сама на кухне у плиты стала готовить яичницу с
колбасой или там пельмени варить — точно мама не знала. И в это
мгновение она услышала у себя за спиной какое-то движение, точнее,
даже не услышала, а почувствовала. Она обернулась и увидела, что
у нее за спиной, буквально в одном шаге от нее, стоит этот огромный
мужик с всклокоченными мокрыми волосами, на паркет с него капают
крупные капли, а в правой руке он сжимает большой острый кухонный
нож, который, очевидно, взял тут же на столе. Но Зульфия Давлетхановна
даже не испугалась, так как, по словам моей мамы, уже была внутренне
готова к такому повороту событий. Она просто посмотрела прямо
в глаза преступнику, положила ему на плечо свою маленькую ручку
и тихо спросила: «Кто же вас так обидел, бедный вы мой?». И когда
мужик услышал эти слова, нож выпал из его руки на пол, он весь
задрожал и разрыдался, и признался Зульфии Давлетхановне, что
еще в магазине задумал убить ее, а заодно и ограбить, но когда
увидел, какая она добрая, то просто не смог... В детстве эта история
производила на меня неизгладимое впечатление, особенно в первое
время пока я еще не выучила ее наизусть. Однако позднее, когда
я начала читать «Отверженных» и дошла до места, где пастор приютил
у себя Жана Вальжана, меня настолько поразило сходство описанной
этой ситуации с рассказом моей мамаши, что у меня даже появилось
сомнение, а не позаимствовала ли моя мамаша эту свою историю у
Гюго...
Впоследствии мне довелось услышать еще одну похожую историю, на
сей раз от вдовы Селина, Люсетт. Люсетт рассказала, что однажды,
вскоре после смерти Селина, к ней в дом явилась одна темноволосая
девушка-журналист, якобы желая взять у нее интервью. Они довольно
долго беседовали с ней с глазу на глаз, а потом вдруг девушка
открыла свою сумочку и достала оттуда пистолет, однако стрелять
не стала, а просто призналась Люсетт, что во время войны ее родители
стали жертвами Холокоста, и вот теперь она пришла отомстить жене
писателя за то, что ее муж сотрудничал с фашистами и сочинял антисемитские
трактаты, но, побеседовав с ней, вдруг почувствовала, что не сможет
этого сделать, настолько милой и очаровательной показалась ей
Люсетт... Честно говоря, вот эта последняя история кажется мне
наиболее увлекательной, интересной и правдоподобной. И прежде
всего, потому что здесь добро как бы теряется во мраке и не мешает
восприятию — трудно сказать, кого из двух участниц этой встречи
можно было бы однозначно назвать носительницей добра... Вот если
бы и добренькая учительница Зульфия Давлетхановна заманила бы
к себе домой того матерого уголовника, а потом ночью подкралась
к нему с огромным тесаком, собираясь его прирезать, но так и застыла
бы с ножом в руке, очарованная обликом этого задремавшего «цветка
зла», вот тогда...
Тем не менее, если вернуться к самому началу цепочки выстроенных
тут мной рассуждений, то следовало бы обратить внимание и на то,
что не только «возвышенные» мотивы поведения маньяков из триллеров
могли бы пугать и отталкивать людей, но и сам факт совершенных
ими убийств, например. Никто ведь не возьмется утверждать, что
убийство можно отнести к добрым поступкам. То есть в проявлениях
зла тоже, вроде бы, есть что-то неприятное... Однако парадокс
заключается в том, что зло сегодня почему-то абсолютно никого
больше не колышет! Иное дело — добро! Одних оно повергает в трепет,
другие пытаются его использовать, чтобы доставать и запугивать
окружающих, а третьи, как и я, его ненавидят. Короче говоря, получается,
что непосредственно со злом в этом мире сейчас пытаются бороться
одни маньяки, которые мочат распутных баб и проституток, но ведь
это в большинстве своем выдуманные персонажи, герои триллеров,
а не жизни...
Такова реальность, а точнее, таково реальное положение добра и
зла в современном мире! Стоит ли удивляться после этого, что русская
классическая литература к настоящему моменту практически полностью
себя исчерпала. Во всяком случае я абсолютно не представляю себе,
как в наши дни должны были бы выглядеть ее потенциальные читатели.
Разве что как безумцы из триллеров?.. А кто еще сегодня способен
осилить «Бесов» или, тем более, «Воскресение»? Ведь главный пафос
этих произведений, как и вообще всей русской литературы девятнадцатого
века, заключался именно в борьбе со злом, которое сегодня уже
давно никого не интересует кроме вымышленных голливудских маньяков!
Глазами гения:
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
