Глазами гения №8. Смех и слезы
У подавляющего большинства людей смерть ассоциируется исключительно
со слезами, печалью и прочими мрачными вещами и атрибутами.
А между тем, в резкой смене моды, например, тоже есть что-то
фатальное, так как перед ними — этими переменами —
большинство людей оказываются почти столь же беспомощными, как перед
смертью. Однако эта неспособность человека совладать с
капризами переменчивой моды редко вызывает сочувствие и жалость
со стороны окружающих. Человек, одетый не по моде, чаще
всего бывает смешон! Наверное, это от того, что подобная
неповоротливость и «неприспособленность» вовсе не является
проявлением человеческой слабости — скорее, наоборот. Жан Жене,
например, признавался, что ему было неприятно даже стоять рядом
с Ротшильдом. И совершенно очевидно, что эта неприязнь Жене
к финансовому воротиле носила чисто эстетический характер,
пусть даже с некоторым оттенком кокетливого позерства... Вот
и я имею в виду что-то в этом роде: подобная
неприспособленность является знаком сытости, тупости и обывательской
косности. Это тот редкий случай, когда богатство, знания, власть и
вообще любая тяжелая и гнетущая сила выглядит беспомощной
перед чем-то легким, прозрачным и практически неуловимым.
Причем, в данном случае мои слова даже не являются проявлением
какой-то моей чрезмерной «духовности», любви к прекрасному и
т.п. — просто обычная констатация факта. Человек,
игнорирующий изменения моды и стиля, невольно становится похож на
неподвижно лежащее на земле бревно, которое уже совершенно не
реагирует на дуновения легкого ветерка, в то время как все
растущие вокруг деревья, трава и цветы улавливают его
волнующие прикосновения, шевелят своим листьями и прочими лепестками
и пестиками. Этим, собственно, все живое в этом мире и
отличается от мертвого.
Так и с модой. По реакции людей на ее постоянные и часто едва
уловимые колебания тоже можно отличить «живое» от «мертвого»,
причем не только в искусстве, но и в самой обычной жизни. И от
этих «колебаний», «дуновений» и перемен ни одному человеку
спрятаться не удастся, как бы он того не хотел. Именно поэтому
утверждение, что за этой ни на секунду не прерывающейся
игрой в переодевания и смену причесок скрывается не что иное,
как «улыбка смерти», вовсе не кажется мне сильным
преувеличением или же пустой метафорой. Бесконечное число раз в этой
жизни встречаясь с чем-то неожиданным и новым, человек как бы
проверяется на прочность и готовность к последней встрече с
миром иным — прошу прощения за этот
невольный каламбур. Тогда как сама реальная, настоящая, физическая
смерть, когда все вокруг сбиваются в кучу, рвут на себе
волосы, рыдают и плачут, по сути, ни о чем существенном уже не
свидетельствует. Лично я, вообще, никогда особенно не
доверяла слезам, во всяком случае, меньше, чем смеху. И прежде
всего потому, что смех подделать гораздо сложнее, чем слезы.
Конечно, я не достаточно знакома с основами актерского
мастерства, даже в теории не изучала «школу Станиславского», но
почти не сомневаюсь, что начинающим актерам проще научиться
имитировать горе и плач, чем веселье и смех, а тем более,
улыбку, в которой и вовсе есть что-то по-настоящему неуловимое. К
обычным людям это тоже относится.
Но как бы там ни было, а только мертвые уже никак не реагируют на
смерть и не боятся ее, а все живое невольно трепещет при ее
приближении. И только этим можно объяснить, почему одни
испытывают настоящий панический ужас перед перспективой показаться
уродливыми и смешными, а другим это абсолютно по фигу.
Думаю, что два этих чувства вполне соотносимы: страх уродства и
страх смерти. В то время как Блок долго и мучительно умирал,
не в силах представить себя в новых, резко изменившихся
условиях существования, какой-нибудь Демъян Бедный спокойно и
безмятежно слагал свои уродливые, наспех состряпанные вирши.
Нисколько не сомневаюсь, что дело тут вовсе не в морали, а в
инстинктах. Просто у Блока инстинктивный страх уродства
оказался даже сильнее страха физической смерти, а у Бедного —
трудно сказать... Скорее всего, тут и говорить особо не о
чем: не существует никаких реальных свидетельств того, что
Демьян Бедный хоть какой-то частью своего естества принадлежал к
живой органической природе — по крайней мере, для Блока уж
точно не существовало. Можно было бы, конечно, предположить,
что Блок просто-напросто заигрался и, в результате, слегка
перепутал искусство с жизнью. Но что такое искусство и что
такое жизнь?!.. Как обычно говорят в подобных случаях: смотри
выше!
Вот в этом, я думаю, и следует искать разгадку пресловутой
бесчеловечности и антигуманности практически любого эстетского жеста
и поступка. Гений относится к окружающим его людям, как к
бессловесному материалу, никак не засвидетельствовавшему в его
глазах своей принадлежности к миру живых — совсем как
скульптор к куску мрамора, например... Если же кому-либо эта
фраза покажется чересчур высокопарной и патетичной, то эту
мысль, вероятно, можно было бы сформулировать и иначе.
Пожалуйста! Гений относится к окружающим его людям с юмором — а
значит, без малейшего сочувствия! Ну конечно же, исключительно к
тем, кто кажется ему уродливыми и смешными, недостаточно
обтесанными, чтобы достойно достичь своей конечной цели, то есть
смерти. Но все равно, смысл сказанного от этой
переформулировки, в сущности, нисколько не меняется.
И опять-таки, нет никаких иных свидетельств, подтверждающих право
того или иного человека таким образом смотреть на окружающих,
кроме подлинности и искренности смеха, который они у него
вызывают. Убеждена, что человек с обостренным чувством юмора
должен быть каким-то таинственным образом связан со смертью и
знать о ней чуточку больше, чем обычные люди. Достаточно
вспомнить Гоголя... Хотя сегодня уже сложно сказать, кто внес
больший вклад в развитие мировой литературы: именно Гоголь
или же его огромный нос, который, судя по сохранившимся
портретам, был просто нечеловеческих размеров.
Конечно, Гоголь является автором всем известной повести «Нос»,
которую он, вне всякого сомнения, сочинил под впечатлением
постоянного созерцания своей физиономии в зеркале. Допускаю, что
его очень смешило собственное лицо... Однако настоящий юмор в
эту ситуацию с носом внес все-таки не сам Гоголь, а Фрейд,
причем почти сто лет спустя после смерти русского классика —
следует это признать. И в самом деле, казалось бы, что
общего между носом и мужским половым органом? Надо было обладать
изрядным чувством юмора, чтобы отождествить две эти столь
далеко расположенные друг от друга части тела. Если уж на то
пошло, то у большинства людей гораздо больше сходства между
задом и головой. Вот это сравнение, особенно когда я говорю
со многими своими знакомыми, можно сказать, так само собой у
меня и напрашивается. Однако, если люди и сравнивают
сегодня зад с головой, то только в шутку, а о сходстве носа и
члена все говорят абсолютно серьезно, как о не подлежащем
сомнению факте, к тому же еще научно доказанном и обоснованном. Ну
разве не смешно? Смешно! Хотя объясняется все предельно
просто.
Фрейд поразил человеческое воображение именно неожиданностью своего
сравнения, сопоставив то, чего до него никому и в голову не
приходило сравнить. А я по себе знаю, если тебе надо
что-нибудь скрыть, как-нибудь оправдаться в глазах близких, но
правду ты по каким-то причинам сказать не можешь — тогда
выдумывай что-нибудь невероятное, такое, что нормальному человеку
никогда не придет в башку. И все тебе поверят, потому что
каждый будет думать, что сказанное тобой выглядит настолько
диким, что, если бы ты хотела соврать, то наверняка выдумала бы
что-нибудь более правдоподобное... Вот так и Фрейд
поступил: его сравнение кажется людям настолько невероятным, что
если бы оно было нереальным, то такой солидный человек, доктор
медицины, наверняка выдумал что-нибудь более похожее на
правду... Короче говоря, человечество попалось на этот хорошо
известный мне с детства трюк! И в результате, на совершенно
очевидное сходство головы с задницей сегодня почти никто не
обращает внимания, и все только и делают, что шутят по этому
поводу. А ведь человеческие голова и зад не только имеют
одинаковую округлую форму — после изобретения рентгеновского
аппарата их сходство уже просто режет глаз, так как сделанные в
анфас снимки головного мозга выглядят откровенно
неприлично... Однако именно эта очевидность, видимо, и настораживает
большинство людей, потому что в настоящей глубокой шутке
обязательно должно быть что-то неожиданное и, самое главное,
какая-то тонкость. Не случайно ведь считается, что юмор
непременно должен быть тонким, а когда думаешь о сходстве
человеческой головы с задом, то и вовсе больше хочется плакать, а не
смеяться...
Вот поэтому совместная шутка Гоголя и Фрейда по поводу носа удалась
и до сих пор не утратила своей свежести и оригинальности. Я
бы даже сказала, что параллель между носом и членом чем-то
напоминает мне старинную изящную миниатюру в золоченой
рамочке, а отождествление головы с задом так и осталось грубым
народным лубком. Какая уж тут тонкость! Такие шутки обычно еще
называют «солдатскими», то есть, в данном случае ни о каком
научном обосновании этого, вроде бы, абсолютно очевидного
факта в ближайшие десятилетия, а возможно, и столетия, не
стоит даже и мечтать...
Вот так и с человеческой жизнью. На первый взгляд, ее связь со
смертью выглядит совершенно очевидной и как будто лежит на
поверхности: человек смертен, memento mori, жизнь и смерть
чередуются, как день и ночь, после смерти человек попадает в рай, и
прочая фигня... Однако все эти разглагольствования
находятся примерно на том же уровне, что и разговоры о сходстве
человеческой головы и задницы, потому что это и так всем ясно. А
настоящую тонкость в эти запутанные отношения между жизнью
и смертью способна внести только мода, ибо без нее
человеческая жизнь, да и смерть тоже, были бы слишком грубыми и
понятными даже самым последним кретинам, вроде Демьяна Бедного.
Скажи такому про голову и задницу — он сразу же начнет ржать,
как лошадь. А попробуй ему объяснить про сходства носа с
членом? Представляю, как у него сразу вытянется харя, или же
уставится на тебя, как баран, и будет задумчиво чесать свою
репу... Именно благодаря существованию моды, можно даже
сказать, что между жизнью и смертью существует примерно такое же
тонкое и неуловимое сходство, как между носом и членом —
ничуть не меньше!.. Стоит ли говорить, что столь неожиданные
смешные сравнения, к которым все человечество вдруг начинает
относиться на полном серьезе, могут приходить в голову только
тому, кто постоянно чувствует эту таинственную и
ускользающую связь между жизнью и смертью, именуемую модой.
Глазами гения:
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
