Элевсинские сатиры № 10. Зола, вода, Деррида
Жак Деррида, Золы угасшъй прах
Пер. с франц., предисловие и комментарии В. Е. Лапицкого
СПб.: Академический проект, 2002
ISBN 5-7331-0251-9
Невозможно дважды взойти на тот же костер. Если ты не зола. Сколько
бы золе не оставаться в костре — новых трансформаций не
предвидится. По правилам игры «ножницы-камень-бумага» золе
угрожают разве что вода. Это противостояние странно. Откуда бы
взяться отрицанию? Зола — лишний, избыточный элемент в любой
философской системе от ионийской, классической эпохи, до
фэн-шуи в переложении для домохозяек.
Ее, по сути дела, нет. Огонь пожрал — финита, баста. Нам предстоит
рассуждать о несуществующем, не сказать — о несущественном.
***
А лучше петь на много голосов.
Деррида — стилист par excellence — в роли
начальника хора. Полифонию трудно перекричать, да и не нужно,
пожалуй. Если не хочешь присоединиться к хору, разумнее промолчать,
выждать время для звонкого соло. Стиль — цемент получше
концепции.
Зола, смешанная с водой, входит в состав строительного цемента.
Текучие, сыпучие, аморфные, они связывают друг друга, связывают
все со всем.
***
Итак, земля, вода, огонь и воздух. Есть пятая стихия — эфир.
Попробуем примерить. И тот, и другая пронизывают все. Внедряются
частицей жизни в смерть и смерти — в жизнь.
Но нет, эфир — скорее, дым, унесшийся от мертвого к живому. Хотя —
поди пойми, где смерть, где жизнь. Дым душит, способен убить.
Золой удобряют поля. По всей видимости, эфир есть и зола, и
дым вместе. Второстепенный дуализм на границе огня и
воздуха, будущего и прошлого.
***
Зола — это кофейная гуща наоборот.
В неразмешанной золе проступают контуры прошлого, в кофейной гуще —
будущего. Если же размешать их, то зола, теряя форму,
устремляется в будущее, а кофейная гуща — в мусорный бак.
Кофейная гуща зачаровывает и тормозит наступление того будущего,
которое сама же и предсказала. Всегда хочется увидеть что-то
еще. Зыбкость и ненадежность зрения.
Когда огонь потухает, огнепоклонник больше не смотрит на кострище, а
берется за кочергу. Зола вызывает немедленное желание
размешать ее. Зола, еще хранящая форму сгоревшего, и уже
размешанная зола — две разные субстанции.
***
Противостоять сжиганию и жечь самому.
Что следует жечь — то, что красиво горит и приятно пахнет. Время —
полоски на ароматических палочках.
Зола или пепел? Оба сразу. Для Деррида существенен женский род
(la cendre), а русский язык тут как тут со
своими дуализмами и избыточностью. Один дуализм заставляет
помнить сразу обо всех. «Западно-восточное паспарту» — такое
название дает переводчик своей черно-белой, жарко-холодной
эссейной рамке.
***
«Зола, само слово, никогда не находится здесь, но — там» (стр.63).
Имеется в виду созвучье артикля женского рода
la и наречия là — там. Но при чем здесь,
скажите, зо-lа? Всего дело лишь в том, что
это слово женского рода, но любое слово женского рода во
французском языке — там, не здесь. Недосягаемость женского,
тайный франкофонный матриархат. Этот штрих поверх буквы «а» —
очень короткий, правда?
Зола, само слово,— следует перевести, если быть совсем уж вольным и
до конца отдаваться стихии языка — оно и золото, и зло.
Поверхностная, мандельштамовского пошиба фоносемантика («Воронеж
— ворон, нож») — знак того, что мы имеем дело с
литературой, а не с философией.
Чтобы приблизиться к истинному смыслу слова (например, «зола»),
следовало бы наградить его длиннейшими и распространеннейшими
ассоциативными рядами из всех доступных языков.
***
В концепции вавилонских башен странным образом отсутствует падший
(на башню) ангел, вельзевул, бааль зевель — хозяин грязи
(золы?) — прекрасно понимающий все, что говорится на
стройплощадке и холодно командующий: ты, Иван, неси кирпичи, ты,
Авраам,— раствор, ты же, братец Жак, возвращайся вниз, отдыхай пока
что.
Мы опять приходим к множественности, лишь чтобы заметить:
разнообразие похвально, но универсальность — выше.
***
В этом связь. Аргументированность contra многоголосие.
Не зря именно этому тексту ниспослано хитроумное послесловие (Ж.
Деррида, «Есть ли у философии свой язык?») Истина как набор
мнений спорщиков и истина как система кабинетных доказательств.
В споре — на полюсах — покоятся два мнения, принадлежащие двум
собеседникам. В процессе дискуссии спорщики не углубляют их, а,
напротив, ослабляют, ибо движутся навстречу друг другу. В
диа-, полилоге вряд ли возможны прозрения, полет мысли. Истина,
может, и рождается в споре, но это очень адаптированная,
болезненная истина. Для остроты и силы нужен монолог.
***
«Все тексты различны. Нужно стараться не мерить их «одной и той же
меркой», не читать «тем же глазом» (стр. 92). Экая уловка!
Профана убеждают в наличии, как минимум, классификации, если
не бесконечности форм, ибо профан должен знать свое место и
уважать святое — Текст. Артифекса же и философа тоже ставят
на место (непрофанское, но прекрасно иерархизированное): хоть
выпрыгнув из кожи вон, они произведут всего лишь текст
(тексты), только текст, ничего, кроме текста. Тексты же
подчиняются общим законам.
«Модус “доказательности” и даже вообще философия чужды литературе»
(стр. 95). Где же доказательства, положим, у Ницше? Самая
острая мысль — это всегда взлет, острие, отрыв. Между
обыденностью и вершиной лежит «мертвая» зона, которая, собственно, и
принадлежит академической философии, которую она плотно
заполняет системами доказательств и связей.
Наукообразность (будто бы) отсекает от философии литературных профанов.
Я много курю сегодня. Дым улетает в окно. Остается текст. И зола.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы