Онтологические прогулки

Элевсинские сатиры N° 35

Философия, поэзия, религия – в поисках верховного знания

Жиль Делез, Критика и клиника.

Пер. с фр. О.Е. Волчек и С.Л. Фокина

Machina, Петербург, 2002, ISBN-5-901410-10-6

Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить.

Иоанн 16:12

И я пошел к Ангелу, и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне:
возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах
твоих будет сладка, как мед.

Откровение 10:6

Доля самоуничижения в этом присутствует: Делез, философ, легко
признает, что к истине можно приблизиться не только философскими
путями, а, например, поэтическими. Сразу следом упоминаются духовные
тексты, вроде Евангелия от Иоанна и Апокалипсиса. Таким образом,
в двух небольших главах (Глава V о четырех поэтических
формулах, которые могли бы резюмировать философию Канта и Глава
VI Ницше и святой Павел, Лоуренс и Иоанн Патмосский)
связываются воедино три темы, три гуманитарные отрасли, обычно
тщательно и ревниво стерегущие рубежи. Они перечислены в названии
статьи: философия, поэзия, религия. Каждая граничит с двумя другими.

Картина размыта, меж тем, не только до грубого импрессионизма,
но почти до абстракции. Разумеется, во многих книгах для продвинутых
школьников указаны такие три способа познания мира, как научный,
эстетический и посредством озарения. Вопрос же вот в чем: совпадают
ли результаты, выводы при этих разных способах познания, и должны
ли адепты одного из способов, по меньшей мере, с вниманием изучать
результаты соседей, если не пытаться кое-что перенимать. Тонкость
в том, что любая из сфер претендует на глобальность, на верховность,
на то, что оставшиеся две ей подчинены.

Это естественно: философ может сказать все, что он думает о религии
и поэзии. То же с поэтом и клириком. Но хотелось бы прийти к чему-то
вроде общего знаменателя.

Универсальные люди в наше подзатянувшееся время специализаций
(почти) отсутствуют. Редкие поэты редко читают Канта или хотя
бы Делеза. Редкие клирики читают светское, а ко всему еще – межконфессиональная,
а то и внутриконфессиональная рознь. Поэтому следует признать,
что если кто-то отважится на беспристрастный панорамный взгляд
поверх философии и т.д., то это будет все-таки а) философ; б)
очень смелый и умный философ, не пренебрегающий текстами чуждых,
скажем так, конфессий; в) философ, имеющий религиозный и поэтический
опыт.

Делез не дотягивает, увы. Он просто философ. Похвально его уважительное
отношение к поэзии и религии. Он не пеняет им за их «ненаучность»
– это ценно уже само по себе. Что же касается интересных нам пограничных
наблюдений, то следует соблюдать осторожность, ибо несуразицы
творятся даже вдали от границы.

«Евангелие – это нечто аристократическое, индивидуальное, нежное,
любвеобильное, декадентское, еще довольно ученое. Апокалипсис
– нечто коллективное, народное неученое, злобное и дикое. Во избежание
недоразумений каждому из этих слов следовало дать объяснение.
Но и без того ясно, что евангелист и апокалипсист – не один и
тот же человек.» (стр.54) Как раз-таки ничего и не ясно. Вот хотя
бы иллюстрация «аристократичности» Евангелия от Иоанна: «Иисус
же, узнав, что хотят придти, нечаянно взять его и сделать царем,
опять удалился на гору один.» (Иоанн 6:15)

Профессиональному ли философу, штудировавшему вдоль и поперек
диалектику, не понимать, что подвержены изменениям не только идеи,
но и люди. На Патмосе, в ссылке и разочаровании, немудрено было
иметь гораздо более языческие видения и сочинить гораздо более
злобные тексты. Годы прошли, ничего, в сущности, не изменилось,
и вряд ли изменится вскорости – это открытие чрезвычайно смущало
первохристиан, но не все из них были способны дать волю видениям,
следовать путем откровений. Изгнание приучает ждать и видеть вперед
на тысячелетия.

Самое тяжелое – не переломный момент, локальный пик истории, а
период сразу после. И вера, и здравый смысл внушают: вроде бы
все должно сейчас перемениться, но... все остается по-прежнему.
Даже и без мессианских настроений один и тот же человек в разные
периоды жизни может писать очень разное. Сверим поэзией, раз уж
позволение дано. «От легкой жизни мы сошли с ума» и «Воронеж –
блажь, Воронеж – ворон, нож!» – мог ли это написать один и тот
же человек? Всякому известно, что так и есть. Путь из Иерусалима
на Патмос вовсе не обязательно был легче путешествия из Петербурга
в Воронеж.

Итак, логика не безупречна, познания в религии тоже, по-видимому,
как принято говорить во Франции – средние. Но граница все-таки
вызывает притяжение и уважение. Выводы Канта и Рембо неожиданно
совпадают.

Для иллюстрации кантовой теории времени в V главе приводятся четыре
условно-поэтические (гмм... поэт Кафка...) цитаты:

1) «Время утратило свой стержень...»

Шекспир, Гамлет, I, 5

2) «Я есть другой...»

Рембо, письмо к Изамбару, май 1871 г., письмо
к Демини, 15 мая 1871 г.

3) «...Чрезвычайно мучительно, когда тобой управляют по законам,
которых ты не знаешь... Сам характер этих законов требует, чтобы
их содержание сохранялось в тайне.»

Кафка, К вопросу о законах

4) «Добраться до неизвестного через разупорядочивание всех чувств...
длительное, обширное и обдуманное разупорядочивание всех чувств.»

Рембо, там же

В VI главе о поэзии – молчок, зато тщательно прорабатывается граница
философия-религия. О корректности можно спорить. Увы, критиковать
текст 2000-летней давности современными методами все равно, что
пенять Одиссею на то, что он сэкономил на доброй системе спутниковой
навигации.

Сила Библии, в частности, в том, что она являет собой текст универсальный:
цитату можно найти на любой случай и по любому поводу. Проиллюстрируем
это, для пущей наглядности ограничивая себя цитатами из Иоанновых
текстов. Нумерация сохраняется, ибо случаи и поводы сохранены
тоже, но цитат дважды четыре: по одной из Евангелия и из Апокалипсиса.

1) «Изгонят вас из синагог; даже наступает время, когда всякий,
убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу.» (Иоанн
16:2)

«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя
земля миновали, и моря уже нет.» (Откровение 21:1)

Комментарий: Речь идет о великой Кантовой догадке о
связи пространства и времени, не так ли? И нет ничего необычного,
что в эпоху Шекспира будущее время превратилось в прошедшее.

2) «Будете искать Меня, и не найдете; и где буду Я, туда вы не
можете прийти.» (Иоанн 7:34)

«Се, иду как тать.» (Откровение 16:15)

Комментарий: «Другой», не такой всегда вне закона,
но не всегда досягаем.

3) «И сказал Иисус: на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие
видели, а видящие стали слепы. Услышав это, некоторые из фарисеев,
бывших с Ним, сказали Ему: неужели и мы слепы? Иисус сказал им:
если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы
говорите, что видите, то грех остается на вас.» (Иоанн
9:39-41)

«Прочие же люди, которые не умерли от этих язв, не раскаялись
в делах рук своих, так чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным,
медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть,
ни слышать, ни ходить.» (Откровение 9:20)

Комментарий: Вряд ли люди понимали, за что страдают.
Значит, суд над ними производился по не известным им законам.

4) «Фома сказал Ему: Господи! не знаем, куда идешь; и как можем
знать путь? Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто
не приходит к Отцу, как только через Меня.» (Иоанн 14:5-6)

«И услышал я голос с неба, как шум от множества вод и как звук
сильного грома; и услышал голос как бы гуслистов, играющих на
гуслях своих. Они поют как бы новую песнь пред престолом и пред
четырьмя животными и старцами.» (Откровение 14:2-3)

Комментарий, переходящий в заключение: В том-то и дело,
что контуры-то размыты, чувства смешаны, но песня всего лишь как
бы нова. Не время для манифестов постмодернизма, но
тем более не время для расшатывания канонов ради расшатывания
канонов. Можно найти еще много подходящих цитат, но... сколько
можно?

Ненависть к чужому обычно интуитивна. Знание предполагает, как
минимум, нейтральное изучение. Дэвид
Герберт Лоуренс, не говоря уж о Ницше, могли бы заняться под
конец жизни чем-то более продуктивным, чем немудреной ненавистью
к Апокалипсису. Делез мог бы заняться чем-то более продуктивным,
чем толкованием Лоуренса.

Впрочем, о продуктивности судить рано. Три пограничные темы сформулированы,
и это очень хорошо. Теперь нужно обсудить их надлежащим образом
на надлежащем языке. Время, быть может, пока не пришло, но, как
учат нас Шекспир с Иоанном, это временно.