Литературная критика

Конечно, можно сказать, что в красоте есть нечто избыточное, и когда
людям нечего жрать или же их жизнь подвергается смертельной
опасности, то им не до прекрасного. Но если на то пошло,
тогда уж и вся литература в целом тоже представляет собой
нечто совершенно избыточное и ненужное для человеческого бытия в
этом мире! Поэтому, я бы все же сказала, что только красота
является пусть и слабым, но оправданием существования
искусства, а тем, у кого не все в порядке с эстетическим
чувством, лучше было бы в культуру не соваться вовсе. В конце
концов, в уродстве тоже присутствует нечто абсолютно не
обязательное и лишнее не только для искусства, но и для жизни...

Тем не менее, хотя все эти символистские аналогии между «стилями»,
«ликами», «масками», «стилизациями» и т. п. кажутся мне не
лишенными изящества и остроумия, должна сказать, что я,
все-таки, совершено не разделяю идеалистических воззрений
Вячеслава Иванова и его соратников на природу творчества как некого
«теургического акта», целью которого является чуть ли не
спасение мира красотой... Если в основе современной культуры и
можно разглядеть какой-то обобщенный стиль поведения и
мышления, которому соответствует некий таинственный и затемненный
всяческими схоластическими ухищрениями и вывертами лик, то
этот лик, безусловно, является «звериным»! Иначе говоря, я
готова допустить, что деятели современной культуры, вполне
вероятно, действительно постоянно повторяют в своем творчестве
некий таинственный и удаленный от нас во времени момент
возникновения мира и человека, но только не в библейском, а,
скорее, дарвинистском смысле этих слов. А Дарвин, как
известно, полагал, что человек вовсе не был создан Богом по своему
образу и подобию, а произошел от обезьяны.

Во всяком случае, общая схема насаждения уродства в искусстве и
жизни лично мне предельно ясна! История развития современной
русской литературы, например, в общих чертах однозначно
повторяет эволюцию человечества, и прежде всего, его постепенное
отпадение от природы и остального животного мира.

И тут я не совсем согласна с Дарвином. Наблюдая за поведением
современных отечественных литераторов, я постепенно пришла к
выводу, что человек произошел не просто от обезьяны, а от
наиболее неполноценных и, если так, конечно, можно выразиться в
отношении обезьян, наиболее уродливых их них. То есть вовсе не
один только труд окончательно сделал из обезьяны человека,
но еще и крайнее несовершенство его тела! Абсолютно очевидно,
что человеку не хватает грации, силы и ловкости в
сравнении, к примеру, с любым из кошачьих. Для того, чтобы проверить
эту истину, достаточно посетить зоопарк, полюбоваться там на
тигров, львов и пантер, а затем побывать, например, на
заседании какого-нибудь литературного объединения или же Союза
Писателей...

На эти собрания, кстати, меня уже несколько лет постоянно приглашает
по телефону один и тот же старческий дребезжащий голос,
такой жалобный, что мне даже становится не по себе. Так и
представляю, как старушка на другом конце провода выронит из рук
тяжелую телефонную трубку и тихо осядет под стол,
схватившись за сердце... Но нет, пару раз в год, осенью и весной, она
по-прежнему звонит мне и приглашает в Дом журналистов на
Невском, где теперь и собираются петербургские писатели, члены
Союза. Хотя вообще-то я на такие сборища не хожу — с меня
хватило и одного раза, когда я по неопытности зачем-то туда
потащилась, повинуясь зову угасающего дребезжащего
старушечьего голоса. Помню, уже на подходе к Дому журналистов, на углу
Литейного, мне стали попадаться личности, заросшие бородами,
с всклокоченными шевелюрами, грязные, мешковатые, с серыми
и желтыми лицами. Уже по одному внешнему виду я сразу
определила в них писателей, хотя лично никого из них я тогда еще и
не знала. И действительно, стоило мне только открыть дверь
здания на Невском, как я оказалась в окружении этих жутиков,
которые толпились перед гардеробом, чтобы сдать туда свои
пальто и куртки. Поднявшись наверх, я вновь оказалась в самой
гуще толпы писателей, которые толклись теперь у длинного
стола. За столом рядком сидели что-то без умолку тарахтевшие
бабы, перед каждой лежал список, где они отмечали прибывших,
а заодно и взимали с них недоимки по членским взносам. Меня
почему-то упорно хотели заставить заплатить членские взносы
второй раз, хотя я их и так регулярно плачу в начале каждого
года. Тем не менее, тупая баба за столом отказывалась меня
регистрировать, пока я не выложу ей бабки... В конце концов,
я просто решила незаметно ускользнуть от этой навязчивой
дуры и воспользовавшись моментом, когда она на какое-то
мгновение отвлеклась, смешалась с толпой и быстренько спустилась
вниз по лестнице. Не сомневаюсь, что, если бы я прошла внутрь
зала заседания, меня бы, наверняка, там ждала еще масса
свежих и необычных впечатлений, но и того, что я увидела, мне
уже было достаточно...

После нескольких таких несложных «экспериментов», пусть и не
доведенных до конца, все сразу же встает на свои места, в том числе
и в теории Дарвина! В начале мира очевидные изъяны
человеческой породы сначала привели к гипертрофированному развитию
его мозга, которые должны были эти недостатки компенсировать.
А уже затем, при помощи хитрости и изобретенных умом орудий
люди сумели не просто выжить, но даже возвыситься над
другими животными и природой. Вместе с тем, развитие техники и
орудий подавления привели к постепенной утрате большинством
людей даже их первобытной сообразительности, хотя физически
более совершенными они при этом не стали...

Примерно то же самое постоянно происходит и в современной
литературе. Сегодняшний среднестатистический писатель, наподобие тех,
кого я в обилии наблюдала в холле питерского «Домжура», так
вот, такой писатель, натыкаясь на какое-либо прекрасное и
более-менее жизненное явление в литературе, и в наши дни,
вероятно, должен испытывать такой же инстинктивный ужас, какой
некогда ощущал безоружный обезьяноподобный человек при
встрече один на один с тигром или же медведем где-нибудь в
джунглях или же глухой тайге... Этот воистину древний инстинктивный
страх и породил современную литературу в том виде, в каком
она теперь существует, так как главными средствами
насаждения уродства и неполноценности в ней по-прежнему являются
гипертрофированное развитие человеческого интеллекта и
порожденная им изощренная система насилия!

Лучше всего это можно проследить на примере так называемого
«социалистического искусства», которое еще недавно полностью
господствовало в отечественной культуре, причем исключительно за
счет тщательно отлаженной машины государственного подавления.
Однако стоило только этой машине временно дать сбой, как на
смену соцреализму пришел так называемый постмодернизм с его
туманными и наукообразными литературоведческими теориями...
Я бы даже сказала, что наступление постмодернизма можно,
вероятно, сравнить с временным отступлением человечества в
доисторическое первобытное прошлое. Ну а в наши дни снова на
смену всем этим человеческим хитростям, уловкам и заумным
теориям потихоньку опять приходят более или менее отлаженные
социальные механизмы насилия над жизнью и красотой. Если этот
ход вещей не будет нарушен каким-нибудь экстраординарным
событием или же политическим потрясением, то вполне можно
ожидать, что в русской литературе в самое ближайшее время
окончательно восторжествует что-нибудь вроде «капиталистического
реализма», являющегося фактически полным аналогом своего
предшественника, реализма социалистического — во всяком случае, по
степени простоты и уродства...

Короче говоря, современная культура устроена таким образом, что
окунувшийся в нее человек вынужден снова и снова возвращаться к
самым истокам становления человеческой цивилизации, когда из
наиболее неполноценных, уродливых и неприспособленных к
естественному выживанию обезьян произошло то, что сегодня
называется «хомо сапиенсом». Получается, что в то время как сама
эта цивилизации все дальше и дальше движется по пути
научно-технического прогресса, полностью подчиняя себе природу и
животный мир, культура как бы вечно вынуждена вращаться по
одному и тому же заколдованному замкнутому кругу. Любые
проблески жизненной полноты и красоты неизменно наталкиваются в ней
на человеческую изворотливость и средства подавления,
поставленные на службу более слабым и неполноценным существам. И
никакой другой культуры вообще и литературы в частности
сейчас попросту не существует. Современная культура — это и есть
некое объединение людей перед лицом общей опасности в виде
малейшего проблеска гениальности. Гениальность же сегодня,
соответственно, уже невозможно представить себе иначе, чем
нечто такое, что этой культуре всячески сопротивляется и
противостоит, поэтому она сегодня и является неотъемлемой частью
«контркультуры»...

Таким образом, вся современная культура порождена страхом и будет
существовать только до тех пор, пока писателей, вдруг
оказавшихся лицом к лицу с гением, будет охватывать первобытный
ужас, какой и сегодня еще способен испытывать человек, когда он
один и без оружия натолкнется где-нибудь в дремучем лесу на
дикого хищного зверя.

Природу этого страха не так сложно понять, если вспомнить, что как
творцы социалистического реализма, так и постмодернизма в
равной мере склонны отрицать наличие какого-либо реального
жизненного контекста у своих произведений. С той лишь разницей,
что соцреалист или же его двойник, писатель-профессионал,
полностью сосредоточены на создании своих «совершенных
творений», в остальном полагаясь на силу государственной машины,
которая, минуя все жизненные риски, должна продвигать эти
творения в музеи и «настоящую литературу», а
писатель-постмодернист все же, кажется, смутно ощущает некоторую жизненную
неполноту и ущербность подобной позиции и постоянно порождает
бесконечные рефлексии по поводу собственного творчества. В
результате, в постмодернизме, как я уже говорила, происходит
подмена реального контекста художественного произведения
искусственно созданным, научным. Соответственно, можно сказать,
что если творцы «настоящей литературы»,
писатели-профессионалы, путают искусство с производством, то постмодернисты
стараются во всем подражать науке и ученым. Поэтому, в отличие от
упертого профессионала-мачо, носителем постмодернистской
идеологии, как правило, является невротик-интеллигент...

Стоит ли говорить, что за отрицанием жизненного контекста творчества
скрывается не что иное, как глубокий конфликт подавляющего
большинства творцов современной культуры с жизнью, в основе
которого и лежит инстинктивный первобытный ужас человека
перед природой.

Что касается истинного смысла творчества, то, естественно, ни о
каких сверхзадачах вроде «преображения мира красотой» сейчас
говорить не приходится. Единственная задача, которая сегодня
стоит перед гением — выживание любой ценой!