Литературная критика

за Границей№ 5

Франсуа Жибо

Франсуа Жибо (1932) – писатель, адвокат, автор фундаментальной
трехтомной биографии Луи-Фердинанда Селина, член парижского Кассационного
суда, кавалер Ордена Почетного Легиона, коллекционер, меценат
и, наконец, просто характерный представитель парижского света.
В Павловске, на мраморной доске, где золотыми буквами высечены
имена людей, дававших деньги на восстановление дворца, есть и
его имя... Как обычно, Франсуа Жибо встречает меня в своей квартире
на втором этаже частного особняка, который примыкает к известному
парижскому кинотеатру «Пагода», и мы вместе проходим в его кабинет.
Бюро Людовика XVI украшает бюст Ленина работы Штауба. На круглом
столике среди безделушек я замечаю огромный нож мясника. «Им убили
одного пьяницу, а я помог оправдать убившую его жену.» «Китайцам
и собакам вход запрещен»( 1998) – первый роман Франсуа Жибо, представлял
собой нечто среднее между автобиографией и фантастическим произведением.
Роман практически сразу был переведен на русский и уже давно стал
библиографической редкостью. Совсем недавно Франсуа Жибо написал
новый роман «Не все так безоблачно», который тоже в самое ближайшее
время должен выйти по-русски…

МК: В оригинале название вашего нового романа звучит
как «Un nuage après l’autre» («За облаком облако»), что невольно
навевает ассоциации с романом Селина «D’un château l’autre»
(«Из замка в замок»). Вы сознательно стремились к такому созвучию?

ФЖ: Нет, ничего общего с романом Селина этот роман
не имеет. Я назвал свой роман так, потому что в нем описывается
череда катастроф, которые следуют одна за другой, без малейшего
просвета. Герои моего романа хотят сделать как лучше, они стремятся
к идеалу, но у них все получается плохо, так что в полном соответствии
с заголовком: одно облако сменяет другое, и никакого просвета
не видно. Ничего не поделаешь, но жизнь – не что иное, как череда
катастроф, худшая из которых, конечно же, смерть. Создавая своих
героев я как бы расчленил на части свое собственное сознание,
свое «я», которое, как и у всех людей, раздирают противоречивые
чувства и желания, поэтому если собрать изо всех этих персонажей
одного, попытаться сделать этакого «франкенштейна», то перед читателями
предстанет моя личность, собственной персоной. Однако сделать
это будет не так просто, и мало кто сумеет добиться результата.
Это меня отчасти утешает, потому что я, на самом деле, не хотел
бы, чтобы мою душу прочитали до самой глубины, но с другой стороны,
во мне есть и желание предстать перед читателем совершенно обнаженным,
своего рода стремление к эксгибиционизму. Посмотрим, что из этого
получилось – теперь уже судить буду не только я.

МК: Тем не менее ассоциации с Селином в вашем случае
неизбежны. Все-таки вы являетесь президентом Всемирного Общества
Селининских Исследований, автором трехтомной биографии Селина
и, наконец, душеприказчиком его вдовы Селина. Кстати, я слышала,,
что «Безделицы для погрома» и другие скандально-знаменитые памфлеты
Селина собираются сейчас опубликовать в серии «Плеяда» у Галлимара…

ФЖ: Нет, нет, такого не будет. Я знаю, что очень многие
хотели бы увидеть все памфлеты Селина опубликованными, и, возможно,
предпринимаются какие-то попытки это сделать, однако мадам Детуш
категорически против этого возражает, поэтому такого проекта на
данный момент не существует. В свое время мне уже приходилось
участвовать в процессе, который я затеял против тех, кто опубликовал
памфлеты Селина вопреки воле его вдовы. Тогда меня буквально засыпали
письмами с угрозами. А кто посылал эти письма – мы так никогда
и не узнали.

МК: А что побудило вас заняться изучением творчества
Селина?

ФЖ: Наверное, главную роль тут сыграло то обстоятельство,
что вскоре после его смерти я случайно познакомился с мадам Селин.
Постепенно мы стали близкими друзьями. С Люсетт мы много говорили
о творчестве Селина, конечно, к тому времени я и сам уже много
его читал. Она попросила меня опубликовать последний роман Селина
«Ригодон», который тогда был еще в рукописи. Я расшифровал рукопись
и издал книгу у Галлимара, сопроводив ее своим предисловием. Потом
я решил написать биографию Селина, так как обладал большой информацией,
благодаря его жене. И чем больше я открывал для себя творчество
Селина, тем большее преклонение я перед ним испытывал.

МК: Совсем недавно во Франции был опубликован «Словарь
Селина», который составил Филипп Альмерас. Что вы можете сказать
об этом? Говорят, что в этой книге присутствует чрезмерная субъективность,
а многие события жизни Селина трактуются предвзято.

ФЖ: Альмерас проделал огромную работу. Обычно над словарем
работает несколько человек, но он выполнил это один. Однако Альмерас
– селиновед, поэтому не нужно удивляться тому, что в словаре содержатся
явные или неявные выпады против других селинистов, в этой среде
такие вещи не редкость. Тем не менее, несмотря ни на что, это
серьезный труд. Естественно, там есть и ошибки, которых можно
было бы избежать. У Альмераса вообще довольно много недоброжелателей,
которые сразу бросились его критиковать, но я не из их числа.

Ну, а субъективность присутствует всегда, особенно если имеешь
дело с таким противоречивым материалом. Кто-то готов боготворить
Селина, живет только его книгами – такие люди обычно создают идеализированный
образ писателя. В то же время существуют и те, кто не принимают
Селина, пытаются всячески его принизить и крайне предвзято трактуют
каждый его шаг. Вот, к примеру, недавно один господин – если не
ошибаюсь, его зовут Андре Россель-Киршен -– выпустил книгу «Селин
и великая ложь», в которой он собрал все, что только есть самого
неприятного в книгах и в биографии Селина. Таким образом он устранил
все факты, свидетельствующие в пользу Селина, и пришел к выводу,
что он работал исключительно ради денег. Конечно, в своих книгах
Селин действительно часто говорит о деньгах, но стоит ли говорить,
что столь категорический вывод ничего общего с реальностью не
имеет. Впрочем, провоцировать людей на ненависть и неприязнь к
себе – это тоже вполне в духе Селина…

МК: В каких еще крупных судебных процессах, не связанных
с творчеством Селина, вы участвовали?

ФЖ: В основном это были политические дела. И хотя я защищал
как правых, так и левых, меня почему-то причисляют к правым. Многие
процессы, в которых я участвовал, имели значение для современной
истории. Я провел шесть месяцев в Центральной Африке, где защищал
императора Бокассу, я защищал Аита Ахмеда в Алжире, анархистов
в Бордо, бретонских метателей пластиковых бомб, алжирских террористов...

МК: Мне кажется, что в Африке вы подвергались большому
риску, поскольку император Бокасса был каннибалом…

ФЖ: Все это ни чем не подтвержденные слухи, выдумка французов,
которые свергли его, а на его место поставили другого. Во времена
Бокассы народ жил спокойно и счастливо, а после его смещения сразу
же начались беспорядки… И вообще он был прекрасным семьянином
– у него было десять жен и пятьдесят детей. Заседание, посвященное
людоедству, длилось восемь дней. Однако ни одного свидетеля, ни
одного конкретного факта предоставлено не было. Так что, по этому
пункту он был полностью оправдан.

МК: Насколько я знаю, выход вашего первого романа
«Китайцам и собакам вход воспрещен», тоже сопровождался скандалом
и повлек за собой судебные преследования…

ФЖ: О, это был совсем небольшой скандал, причем он
разразился не после выхода романа, а после того, как по нему была
поставлена театральная пьеса. Тут же появились многочисленные
статьи в прессе, после этого в китайском посольстве и узнали о
существовании этого романа, хотя сам роман был опубликован уже
пару лет назад. И вот тогда там решили подать на меня в суд, чтобы
я изменил название пьесы. Естественно, этот факт вызвал увеличение
количества зрителей, которые жаждали увидеть пьесу, все газеты
тоже сразу же стали об этом писать, так как это их чрезвычайно
забавляло. В суд подали представители Ассоциации парижских китайцев,
и процесс все же состоялся. Меня защищал адвокат Жорж Кешман –
один из самых известных в Париже -– и мы выиграли процесс. Таким
образом, мы оставили за собой право использовать именно это название:
«Китайцам и собакам вход воспрещен». Само собой, ни в моем романе,
ни в поставленной по нему пьесе не содержится ровно ничего против
китайцев – наоборот, скорее, я хотел этим показать, насколько
нелепо было видеть это объявление в Шанхае в те далекие времена
(кажется, в 60-е годы). Так что все закончилось мирно и никаких
личных неприятностей с китайцами у меня сейчас нет. Более того,
я не только сохранил с ними дружеские отношения, но и приобрел
новых преданных сторонников и поклонников из их числа. К тому
же, роман был вскоре после этого издан в Китае, хотя при переводе
название, кажется, все-таки изменили. Но я даже не знаю, как мой
роман называется на китайском...

МК: Значит, с китайцами вы разобрались… А русские
вас не пугают? Мне показалось, что в вашем последнем
романе «Не все так безоблачно», который вскоре должен
выйти по-русски, содержатся намеки на российские реалии. Так,
например, война между племенами трабузуков и сакаленов начинается
в ночь с 21 на 22 июня. Кроме того, вы упоминаете имя Путина…

ФЖ: Нет, конечно же, нет. В романе нет ничего общего с российской
историей, и я вовсе не имел в виду Россию. А если русские вдруг
найдут в моей книге что-то им чрезвычайно знакомое – это будет
чисто случайным совпадением, ну и конечно же, комплиментом мне
как писателю. Кстати, помимо имени Путина, я упоминаю также и
Саддама, и Папу, и еще многих личностей, которых можно охарактеризовать
как одержимых какой-либо навязчивой идеей, своего рода безумцев,
но безумцев возвышенных. Я точно могу вам сказать, что в моем
романе не содержится никаких намеков на русских, я не имею никаких
предубеждений ни против русских, ни против самого Путина. Просто
один мой герой, сумасшедший, обвиняет психиатра в том, что тот
хочет нанести вред его ребенку, объявив его также сумасшедшим.
Таким образом, у него становятся виновными все: папа римский,
Путин, Носферату, – потому что он не знает, кого выбрать и кто
на самом деле виновен в его проблемах... И между прочим, моя мать
рассказывала мне, что у нас с царевичем Алексеем была общая кормилица
– француженка из Нормандии. Так что я вправе считать себя самого
немного русским.

Окончание следует.