Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Обыкновенно, знаете ли, на чем поскальзываются? На банановой кожурке,
само собою, или, допустим, мороженое кто недоел и выбросил прямо
под ноги прохожим. Или там, на худой конец, постное масло... Да
сами всё понимаете. Банальное, в общем-то, дело – зато всем повсеместно
понятное. Ну а тут лежит себе на дороге… скользкое что-то… да
черт его знает что такое – так сразу и не распознаешь. Лежит и
всё тут. Ну хоть ты тресни.

– Блин! – привычно-фатально выпалил студент Окочурин,
поскользнувшись. – Да что ж это?! Вот блин… Нет, ну такое только
со мною…

– Эка вас угораздило… – мило полуулыбнулась незнакомая
с ним гимназистка Нирыбанимясова, протягивая Окочурину нежную
лапку.

– Это ничего, – стеснительно принялся оправдываться
Окочурин. – Ничего. Со мной такое по пятнадцать раз на дню. Если
где-то что-то…

– Смешной вы человек, – полурассмеялась Нирыбанимясова и поскользнулась
(поднятый уж было Окочурин рухнул вместе с нею обратно – на неудобно
твердую мостовую). – А что это тут такое намазали?.. или пролили?

– …то это непременно со мною, – запоздало докончил
Окочурин, близоруко шаря тонкопалою рукою перед
собой. Вообще-то, он искал слетевшие очки, но рука, как-то даже
сама по себе, всё натыкалась на полуоформившиеся нирыбанимясовские
припухлости. – Вы знаете… Вот даже вас возьмем… Вот вы на меня
прямо, можно сказать, с неба упали… И я так счастлив… верите ли…
Но ведь все одно знаю: потеряю я вас уж минуту спустя, как пить
дать, потеряю…

– Ах…

– Как? – уточнил Окочурин.

– Ах! – полувиновато повторила гимназистка Нирыбанимясова
и что-то из-под себя достала.

– Ничего-ничего, – оптимистически вздохнув, успокоил
барышню Окочурин. – Это так и было задумано… Новые куплю, в конце
концов. Еще лучше прежних.

– Обидно, ведь хотела помочь… Может, склеить можно… – скорбно
пролепетала Нирыбанимясова, передавая безнадежно-комично
улыбающемуся Окочурину прочие осколки. – Да что это я…
Вечно у меня ничего не клеится…

– Да что вы, – благостно возмутился Окочурин.
– Это у меня вечно ничего не клеится. А у такой милой барышни…
да разве можно… – он неожиданно потерял мысль.

– Ну-у молоде-е-ежь, – обличительно и веско
протянул шедший мимо престарелый Туговатов, для вескости
даже взмахнув крупною добротной тростью. – Разлеглись посреди
дороги и лежа-ат-с… – туго пробасил он. – Ну
и нра-авы. Хм…

– А вы тут не хмыкайте-с… – бесстрашно заметила
ему совсем немолодая уже, но полная сил Евгения Ли, аккурат идущая
навстречу. – Так… – добавила она для вескости. – Пусть влюбленные
делают то, что им вздумается! И гдe им вздумается! – она даже
раскраснелась вся. – Вы-то (по бесстрастному лицу судя) никогда,
верно, не любили… – вдруг как-то обвинительно, но в то же время
и ностальгически закончила она, да сразу же и
поскользнулась, весьма эффектно откинув в сторону цветастый китайский
зонт, видимо, мешавший ей падать.

– Же-енечка-а-а! – внезапно вскричал Туговатов
и, поскользнувшись, кувырнулся на мостовую, подкинув высоко в
небо весьма добротный оранжевый ботинок.

– А-а-у… – привычно и как-то даже почти равнодушно
простонал Окочурин, на которого упала Ли.

– Михаил?! – потрясенно воскликнула Евгения (обращаясь явно к
Туговатову), все еще неподвижно лежа на тщедушно
расплывшемся под нею Окочурине.

– Неуже-ели-с?.. – поразился Туговатов. – Вы ли?..

– Да-с, – светло порозовела челом Евгения Ли.
– Мишенька-Мишенька… Как сейчас помню: лето мм… 1863-его, Крым,
орхидеи…

– А можно… – неуверенно подал реплику Окочурин
снизу.

– Конечно-конечно, – опомнилась Евгения Ли и попыталась слезть
с Окочурина.

– Вы поосторожней с ним, – попросила Нирыбанимясова, полураспластавшись
рядом. – Он и так пострадал.

– Да ничего-ничего, – великодушно простонал Окочурин.
– Я уж привык. Вы можете смело по мне ходить.

– А что же здесь такое разлито? – смешливо осведомилась
Ли, – или размазано?

– А никто не знает… – таинственно и полушепотом
поведала гимназистка Нирыбанимясова, тщетно стараясь выдернуть
из своего бедра осколок окочуринских очков, застрявший там наполовину.

– И как же вы… ты-ы нынче, Женечка?.. – одышливо
дыша, спросил Туговатов с мостовой у вновь обретенной дамы сердца.
– Как, в смысле, живешь, ми-и-илая моя?

– Да как вам… тебе сказать… Я одиннадцать лет,
как замужем.

– За-амужем?

– Да-с… За китайским промышленником.

– За кита-а-айцем?

– А ты разве не помнишь, как бросил меня в Бангкоке?.. А, старый
негодяй?!.. Что же замолчал?..

Около часа спустя все они расползлись по своим делам (и только
Туговатов, не без труда отыскав свой оранжевый ботинок, отправился
куда-то под руку с Ли). После чего на дороге появилась весьма
шикарно одетая дама. Она, естественно, моментально поскользнулась,
растянувшись по дороге всеми своими шубками и манто.

– Ой! – сдержанно возмутилась Алевтина Хлейтцер-Туманная.
– Экая оказия…

– Это еще что, – участливо прокомментировал ситуацию
пожилой Серафим Самуилович Бройллер, как раз проходя мимо. – Вот
давеча, на Пасху, один господин споткнулся… – Серафим Самуилович
вкусно замолк, смакую паузу. – И знаете об кого?..

– Мне кажется, что я сломала… – жеманно простонала
Хлейтцер-Туманная.

– Таки об таксу собственной благоверной! – восторженно
упиваясь своим рассказом, загоготал Серафим Самуилович. – И что
же вы думаете?..

– Вас не затруднило бы…

– Выбил почти все передние зубы о чугунный бордюрчик. Попутно
и нос сломал, да еще и сбил с ног штабс-капитана. Через бордюрчик-то
перелетел…

– …подать мне руку?.. – театрально протягивая
перст в пустоту, взмолилась Хлейтцер-Туманная.

– …а за ним – железная решетка, заборчик-с, – безостановочно
и все более распаляясь, вещал Серафим Самуилович Бройллер. – Выколол,
стало быть, глаз об острый выступ забора! Коленную чашечку разбил
вдребезги!! Да к еще и от штабс-капитана попутно получил по мордасам!!!
Вот-таки и так… А вы говорите, оказия…

– А что же такса?.. – вежливо поинтересовалась
Алевтина Хлейтцер-Туманная, поняв, что встать, собственно, ей
вряд ли удастся. Однако след собеседника, натурально, простыл.

В этот самый момент мимо, как на грех, печально
и задумчиво двигался бродячий музыкант Проскуренко.
Конечно, он поскользнулся – и совсем даже не на том, на чем прочие,
а зацепившись брючиной за чей-то цветастый зонтик. Но ничего не
сказал: у него скрипка разбилась. А что же тут скажешь…

2005