Проза

Начало

Продолжение

Схватка за добычу между победителями по накалу страстей нередко
превосходит борьбу, в результате которой победа была достигнута.
Единство в команде нового мэра сохранялось ровно до того
момента, пока не начался дележ теплых мест. Мест было меньше,
как людей, а самых теплых – и вовсе немного, и, как водится,
не обошлось без обид со стороны тех, кому досталось
местечко попрохладнее, то есть со скромными возможностями личного
обогащения. Особенно много злобы затаил некий господин,
метивший в первые замы мэра, а вместо этого получивший в свое
распоряжение чахлый Комитет по культуре, занимавшийся в
основном организацией конкурсов детского рисунка на асфальте и
фестивалей короткометражных документальных фильмов. Злоба
накапливалась, прела и перепрела в настоящий яд, который рано или
поздно должен был быть впрыснут в жертву. С чисто змеиной
хладнокровной настойчивостью глава Комитета по культуре
принялся следить немигающим взглядом за первым замом, ожидая
ложного движения того – и вскоре дождался.

Дело выеденного яйца не стоило: мэрия решила продать несколько
городских объектов, построенных до нее, и объявила о проведении
аукциона. Аукцион состоялся в назначенный день, но самый
жирный объект на нем представлен не был, потому что его уже
продали накануне, причем за весьма умеренную сумму. Как нетрудно
догадаться, бизнесмен, купивший объект, сумел найти
убедительные аргументы для заместителя мэра, курировавшего проект.
В какой сумме выразились эти аргументы, доподлинно неведомо;
но зато точно известно, что ни копейки из этой суммы не
попало в карман мэра.

Сделка прошла в глубокой тайне, но глава Комитета по культуре узнал
о ней в тот же день, а еще через пару дней ему удалось
подобраться на нужное расстояние к ушам мэра. Мэр, человек, в
сущности, добродушный, не прощал приближенным двух вещей:
иронии в свой адрес и неумения делиться с ближним. Первый зам
вылетел с оглушительным свистом, публично заклейменный как
коррупционер и махинатор. Приватно ему было передано пожелание
последовать за бывшим мэром за пределы Города. Возможно,
бывший первый зам так и сделал бы – если бы перед тем не прошел
большую школу как руководитель предвыборного штаба.

После недолгого замешательства изгнанный первый зам расценил свое
изгнание из райских кущей власти как предоставленный судьбой
шанс взлететь на более высокую ступень. Он решил идти в
политику и занять нишу, пустовавшую уже несколько месяцев – а
именно нишу оппозиции (коль скоро бывшая оппозиция стала
властью, а бывшая власть разбежалась и расползлась по углам).
Сомнения, под каким знаменем идти в бой, если и были, то длились
недолго – бывший зам поднял знамя защиты рыжих.

По профессии бывший зам был учителем математики; и хоть он давно
забросил свое ремесло, привычка к четкости формул и точности
цифр осталась. На смену артистической экзальтации пришла
организованность и упорядоченность. Для начала бывший зам дал
нескольким газетам интервью, в котором сознался, что, хотя ныне
он лыс как бубен, в молодости он был рыжим и потому хорошо
понимает их проблемы. Затем, кликнув несколько
невостребованных талантов пошустрее, в том числе и уже упоминавшегося
студента-социолога, он поручил им собрать и задокументировать
факты притеснения жителей Заречья. Сбор фактов пошел на диво
быстро: в любом районе хватает хронических неудачников, лиц
с нарушениями психики и неудовлетворенных климактеричек.
Имели место, конечно, и реальные случаи незаконных увольнений,
несправедливых судебных решений и мошенничества со стороны
различных структур. Ничего нового в данных фактах не было, за
исключением того обстоятельства, что многие потерпевшие
впервые отчетливо осознали, что их обидели именно потому, что
они рыжие, а не по каким-то иным причинам.

Впоследствии не раз задавали риторический вопрос: сознавали ли
бывший зам и его помощники, что они творят, и, главное, к каким
долговременным последствиям может привести широкомасштабная
спекуляция на реальных людских проблемах? Вопрос
действительно риторический, ибо если бы политики задумывались над всеми
возможными последствиями своих действий, то вскоре не
осталось бы ни одного политика.

Итак, факты были собраны, обработаны профессионалами и изданы в виде
специальной брошюры под названием «Рыжая книга». Следующим
шагом стала регистрация партии, официально названной Партией
Заречья, но тотчас получившей неофициальную кличку Рыжуха.
Вскоре название «Партия Заречья» осталось только в
официальных документах.

Создание партии позволило закрепить ощущение обособленности от
прочих горожан, все сильнее овладевавшее жителями Заречья. Рыжие
жители Города испокон веков ощущали себя немножко другими;
теперь все большее их число начало ощущать себя другими
по-настоящему.

У разных людей эти ментальные трансформации проявлялись по-разному.
Интроверты, люди задумывающиеся ушли в глубины своего «я»,
пытаясь понять, что значит быть рыжим, почему они рыжие, и
что хотел сказать Бог, сделав их рыжими. Люди активные,
наоборот, принялись пересматривать свои отношения с внешним миром,
а поскольку само психологическое обособление неотделимо от
противопоставления себя окружающим, очень скоро доминирующим
чувством без всяких брошюр стало чувство обиды. Длительная
агитация сделала свое дело: рыжие наконец поверили, что их
угнетают и что в городе Н. им очень плохо живется.

Не то чтобы прочие горожане, словно сговорившись, начали цепляться к
рыжим, унижать рыжих, обманывать их или смеяться над ними.
Нет, отношения между Заречьем и остальным городом остались
прежними, но изменилось восприятие этих отношений. То, что с
легкостью прощалось своим людям, пусть и живущим на другом
берегу реки, начало восприниматься как серьезная обида
теперь, когда выяснилось, что своих на том берегу нет, а есть
чужие и не слишком доброжелательные соседи. Одно дело –
неудачная шутка, сказанная братом; другое – те же слова из уст
постороннего. Многое из того, что раньше не замечалось или
воспринималось как некий общий «порядок жизни», начало
истолковываться рыжими в самом негативном плане. Проваливался ли
ленивый абитуриент на вступительных экзаменах, бросала ли
жена-шатенка рыжего мужа за измену, отказывался ли приятель-блондин
дать денег в долг – все отныне объяснялось одинаково: это
случилось потому, что мы рыжие. И веками повторявшиеся
безобидные шутки про рыжих буквально на глазах начали приобретать
грязные цвета оскорбления.

Психологическая дистанция между рыжими и не рыжими увеличивалась с
устрашающей быстротой, и одним из наиболее зримых
свидетельств углубления и расширения сперва узенького рва стал рост
членов Рыжухи. Типография не успевала печатать членские билеты:
люди, доселе не интересовавшиеся политикой – домохозяйки,
студенты-пофигисты, молчаливые ребята в татуировках с
золотыми цепями на шее, модельки, очкарики-книжники – толпились в
офисе, не давая передохнуть непрерывно заносящим их данные в
компьютер менеджерам. В Рыжуху вступили и поголовно все
болельщики «Лиса» вместе с их лидером Златозубом, и влиятельные
в Заречье бизнесмены. При виде бурно растущей социальной
базы бывший зам, а ныне глава Рыжухи мог только довольно
потирать руками и строить далеко идущие планы – но честолюбивым
замыслам его не суждено было сбыться.

Среди вступившей в Рыжуху молодежи был молодой человек лет двадцати
с небольшим, студент-заочник какого-то вуза, обращавший на
себя внимание необычной даже для Заречья внешностью. Здесь
видели и медные волосы, и волосы цвета ржавчины, и золотистые,
и светло-рыжие, и ярко-рыжие, но никому еще не доводилось
встречать такой пламенной шевелюры. Необычайно густые и
жесткие, как щетина, огненно-рыжие волосы молодого человека
буквально сияли, как факел. Точно такого же цвета густые брови и
ресницы в сочетании с белой, как бумага, кожей, завершали
портрет. Что интересно, глаза у юноши, даже рыжими прозванного
Рыжим, были серые, прозрачные и холодные, как зимняя вода.

В Рыжуху юноша вступил на общих основаниях, но в коридоре судьба
столкнула его с партийным фотографом, искавшим подходящую
мужскую модель для рекламного плаката (девушка-модель у него уже
была). Рыжий согласился попозировать, и через пару дней все
Заречье, оклеенное плакатами, могло полюбоваться на его
указующий перст под грозным вопросом «А ты записался в Рыжуху?»
Плакат и фактурная внешность навели главу Рыжухи на мысль,
что молодого человека можно использовать для
представительской работы, а проявленные Рыжим в личном разговоре с матерым
политиком смекалка и энергия показали, что этот человек может
пригодиться не только как декоративная фигура. Партия в то
время искала энергичных и толковых людей. Рыжему дали
какую-то мелкую должность с ничтожным окладом; и тут все
убедились, что в этом человеке необыкновенна не только внешность.

За какой-то месяц Рыжий сделал едва ли не больше, чем все остальные
функционеры вместе взятые. Во-первых, он придумал и сделал
необычайно популярными среди молодежи значки «Я горжусь тем,
что я рыжий». Во-вторых, он организовал рок-концерт,
собравший огромную толпу подростков, под девизом «Рыжие рокеры
против продажной власти». В третьих, он начал работать с
сегментом электората, с которым еще никто не работал, а именно с
инвалидами и родителями детей-инвалидов, которые были поражены
вниманием, которое кто-то на них обратил. В-четвертых,
Рыжий переманил на сторону Рыжухи двух популярных в Городе
человек – одного известного артиста, у которого мать была рыжей,
и владельца сети закусочных, мужа рыжей красотки и отца
рыжих детей. В-пятых, Рыжий дал несколько интервью молодежным
ФМ-станциям, в которых забавно, на молодежном сленге и вместе
с тем убедительно изложил основные положения Рыжухи.

И всем стало ясно, что в партии появилась новая сила.

Перед главой Рыжухи встала серьезная проблема. Партию он
организовывал под себя, и появление еще одного лидера, вдобавок
молодого, зубастого, энергичного, как зверь, и с шапкой
огненно-красных волос (председатель с тоской провел рукой по своей
лысине) никоим образом не входило в его планы. Просто вычеркнуть
из списков Рыжего уже было невозможно: он успел приобрести
некоторую популярность в Заречье и, что хуже, сторонников в
партии. Оставалось или вступить в схватку, или попробовать
договориться. Глава партии вздохнул и приказал позвать
Рыжего.

Подробности достопамятного разговора неизвестны, но о сути его
догадаться нетрудно. Рыжий охотно пошел навстречу, выразил
желание дальше плодотворно трудиться на благо Рыжухи под
руководством столь мудрого лидера, но, конечно, на несколько иных
условиях: во-первых, он великодушно соглашался стать вторым
лицом в партии, во-вторых, готов был взвалить на свои плечи
финансовое бремя, т.е. партийную казну. Видимо, в замысел
Рыжего входила и реакция председателя, который швырнул в него
собственным бронзовым бюстом.

Опустим описание длительной и утомительной борьбы между старым и
молодым лидером. В конце концов лысому председателю удалось
выгнать Рыжего, вместе с которым ушли некоторые члены партии, и
среди них Златозуб со своими ребятами. Изгнание было
обставлено в унизительной форме, но ликовал глава Рыжухи недолго:
буквально на следующий день Рыжий зарегистрировал свою
партию «Настоящая Рыжуха». Хотя штаб-квартира новой партии
располагалась в сарае на окраине Заречья, а среди членов
президиума не было никого старше 30-ти, это не сделало ликование ее
членов менее бурным. Пили до утра, провозглашали
наполеоновские планы и высмеивали главу Рыжухи в таких выражениях, от
которых покраснел бы старый морской волк.

Все же Рыжий и его команда, несмотря на хватку и акульи зубы, были
еще начинающими политиками, и, как все начинающие, не до
конца представляли реальность. Реальность же была такова, что ни
один серьезный бизнесмен не пожелал выступить спонсором
«Настоящей Рыжухи» с ее двадцатидвухлетним председателем и
сомнительным сбродом типа Златозуба. Серьезные бизнесмены
Заречья предпочитали иметь дело с проверенным брэндом «Рыжухи» и
внушающей доверие фигурой ее главы. За «Настоящей Рыжухой»
закрепилось прозвище «партии гопников». Правда, за него шпана
Златозуба била в морду, и несколько морд пострадали не на
шутку, но проблему с финансированием это не решило.

Пока в Заречье гремели партийные баталии, остальной город опомнился
и начал, в свою очередь, недоуменно присматриваться к рыжим.
Взгляд исподлобья неизбежно порождает ответный взгляд
исподлобья. Если сперва горожане относились к партиям рыжих и
прочим новациям как к скоропроходящей дури, издержкам
политического процесса, то постепенно добродушного недоумения
становилось все меньше, а раздражения все больше. Море собирается
из капель, а общее настроение из миллиона мелких
происшествий. Одного незаслуженно обидел старый друг, обвинив в
недоброжелательном отношении к рыжим; другого подвел рыжий
сотрудник, третьего толкнул рыжий подросток, четвертому неправильно
поставил диагноз рыжий врач, пятый с детства не любил рыжих,
но помалкивал, пока говорить об этом вслух считалось
моветоном. Очень нелицеприятную роль сыграла команда мэра,
потихоньку подливавшая масла в огонь: так, например, много
разговоров породили весьма кстати опубликованные цифры: на Заречье,
дававшее едва четверть поступлений в городской бюджет,
тратилась половина муниципальных средств. Приговор горожан был
безапелляционен: «живут за наш счет и еще нос задирают!» И
никто не вспомнил, что львиная доля денег тратится на объекты
общегородского значения, такие, как гидроэлектростанция,
расположенные формально на территории района Заречье (в
реальности – в 5 км от города).

Мэр, поощрявший исподтишка антирыжие настроения, считал, что убивает
двух зайцев: во-первых, борется с бывшим замом, во-вторых,
практически реализует мудрость древних римлян «разделяй и
властвуй». «Я не повторю чужих ошибок, – любил повторять мэр,
– против меня весь Город не объединится, ха-ха». И
действительно, объединение Города на любой почве становилось с каждым
днем все более призрачным; но еще оставалась возможность
нормального сосуществования. Маховик вражды был запущен, но
его еще можно было остановить, ибо главное слово было еще не
сказано.

Так и не снискав поддержки в финансовых кругах, Рыжий решил взять
политическим радикализмом, переименовал партию в «Радикальную
Рыжуху» и выдвинул 10 требований, среди которых были как
логичное, например, чтоб налоги Заречья тратились на Заречье
же, так и абсурдные – чтобы половину депутатов горсовета
составляли рыжие. Это имело некоторый успех в Заречье, но на
общегородском уровне не прошло. К тому же инициативу перехватил
глава «Рыжухи», включив эти требования в свою программу.

Даже у великих людей бывают периоды депрессии. Отчаявшись найти
средства и растеряв половину своих немногочисленных сторонников,
Рыжий заперся в своей комнате и никого не хотел видеть. По
черной иронии судьбы, он снимал мансарду дома, который
принадлежал одному из членов кружка сумасшедшего профессора. Сам
старик после инсульта почти утратил связь с
действительностью, но в одном из углов большой мансарды среди прочих книг
лежал экземпляр великого труда с дарственной надписью. И когда
Рыжий, пытаясь хоть на миг отвлечься от мрачных мыслей,
случайно раскрыл старую книгу и прочел несколько абзацев
наугад, пол, без преувеличения, поплыл у него под ногами.

Это было не просто открытие, это был рычаг, способный сдвинуть мир.

Пусть он никогда не наберет денег на предвыборную кампанию, пусть.
Все равно легитимно придти к власти в Городе никогда не
удастся не только ему, но и лидеру «Рыжухи». Делать ставку на
меньшинство бессмысленно, если у меньшинства нет шанса
оказаться на месте большинства. А для этого нужно либо подчинить
себе большинство, либо избавиться от него. Подчинить они не
смогут, слишком мало сил. Но избавиться хотя бы в пределах
Заречья – это реально. Для этого достаточно отделить Заречье от
прочего Города не только топографически, но и
административно. Кто сказал, что Заречье всего лишь отдельный район?
Заречье – это отдельный город. Отдельный город, в котором живет
отдельный этнос. Или наоборот: мы – отдельный этнос, и потому
требуем отделения Заречья.

Идея была найдена, причем идея, способная поджечь массы. У Рыжего и
его карликовой партии появился шанс реальной власти в
отдельном городе. И эта идея должна была заявить о себе так, чтобы
запомнится навсегда; и так, чтобы уже никто не мог ее
перехватить.

Как давно было замечено, судьба идет навстречу сильным желаниям,
независимо от того, добрые это желания или не очень. Повод
опробовать Идею представился Рыжему и К очень скоро: это был
очередной матч между «Енотами» и «Лисами». Как обычно, на
трибунах собрались болельщики обоих команд, но впервые фанаты
«Лиса» вывесили рядом с привычными «Лисы» – чемпионы, «Еноты» –
фуфло» и «Лисы» всегда побеждают, «Еноты» всегда полощут!»
новые транспаранты, выполненные с большой тщательностью.
Огромные золотые буквы на черном фоне бросались в глаза: «Рыжие
– наша нация», «Отдельному народу – отдельный город!»,
«Долой власть не рыжих!» Орда зрителей, увидев эти лозунги,
сперва замолкла в изумлении, а потом разделилась на две части:
одна, представленная молодежью Заречья, с восторгом
подхватила их и принялась скандировать вслед за фанатами Златозуба:
«Мы – отдельный народ!»; другая, пораженная и недоуменная,
притихла. Следует отметить, что скандирование «Мы – отдельный
народ!», подхваченное и неоднократно растиражированное ТВ в
вечерних новостях, болезненно поразило многих горожан, в том
числе и тех рыжих, которые никогда не слышали о теории
«сумасшедшего профессора» или считали, что худой мир лучше самой
доброй ссоры.

В том памятном матче «Еноты» проиграли вчистую, со счетом 5:0; но
«Лисы» согласились на матч-реванш, который должен был
состояться через две недели. Нашлись умные люди, которые
настоятельно советовали властям под любым предлогом не допустить
проведения этого матча, но, как это издавна водилось в городе Н.,
власти сочли себя достаточно умными, чтобы не нуждаться в
рекомендациях каких-то непрошеных советчиков.

Происходившее в Заречье в эти две недели можно было бы сравнить с
эпидемией; только распространялся стремительно, заражая все
новых рыжих, не вирус гриппа, а идея автономности, идея
отдельного народа. Наконец-то стихийные настроения получили мощную
теоретическую базу, а мироощущение начало превращаться в
политическую программу. На все вопросы были найдены ответы: и
подросток, комплексующий из-за своих веснушек, и безработный
отец семейства, и задавленный конкурентами бизнесмен знали
теперь, как решить свои проблемы. Достаточно отделиться от
Города, и некому будет смеяться над веснушками, появятся
новые рабочие места и останутся за административной границей
конкуренты. Острое возбуждение, как неотвязчивый запах, витало
во влажном воздухе Заречья, заряжая энергией и подбадривая
самых трусливых.

Особенную активность проявляла молодежь. На наш взгляд, можно верить
специально выпущенному отчету «Радикальной Рыжухи»,
согласно которому количество ее членов выросло за неделю на 300%,
ибо молодежь действительно шла валом. Есть возраст, когда
цель жизни важнее самой жизни – а Идея, пропагандируемая Рыжим
и его партией, такую цель давала. «Построим наш Золотой
Город!» – в одну ночь этими плакатами было обклеено все Заречье.

В те две недели, пока Рыжий действовал, а молодежь бесновалась,
прочие участники политической сцены пребывали в бездействии.
Глава «Рыжухи» решил выждать и затаился, тщательно наблюдая за
происходящим. Мэр Города, которому все происходящее в
Заречье уже начало надоедать, и вовсе не понял, что происходит на
самом деле. Впрочем, для подобной непроницательности были
известные основания: мэр наконец-то выдавал замуж
тридцатилетнюю дочь, и голова его была полна приятными предсвадебными
хлопотами.

В субботу состоялась свадьба дочери мэра, на следующий же день
прозванная «Кровавой свадьбой», а в воскресенье состоялся
матч-реванш.

По до сих пор необъясненной халатности властей на стадионе
отсутствовало обычное милицейское оцепление, и поддержание порядка
было возложено на немногочисленную охрану стадиона, скоро
оттесненную толпой. Трибуны были забиты так, что между зрителями
и зубочистку всунуть было невозможно. Люди стояли в
проходах, и вокруг стадиона собрались тысячи две. О степени
наэлектризованности атмосферы дает представление тот факт, что матч
начали в гробовой тишине – такой тишине, какая бывает перед
страшной бурей. Ясно было, что достаточно малейшей искры, и
раздастся взрыв.

Обе команды выкладывались изо всех сил, и, видимо, поэтому счет
никак не удавалось размочить. Напряжение росло с каждой минутой
– обе стороны ждали гол, а гола все не было. Не подбадривали
свою команду скандированием, не размахивали флагами, не
свистели – ждали молча и истово, и от этого ожидания у
щебетавшего, как птичка, спортивного комментатора невольно мороз шел
по коже. Наконец за две минуты до конца матча нападающий
«Лисов» отправил мяч в ворота «Енотов», который вратарь не
успел перехватить! Из тысяч глоток вырвался радостный крик,
рыжие начали обнимать друг друга и поздравлять с победой, но
тут судья (жгучий брюнет) отказался засчитать гол и громко
сообщил об этом всему стадиону. Ничья!

В ответ на это взвыли от радости и начали обниматься уже не рыжие.
Чем руководствовался судья, принимая решение, мы уже никогда
не узнаем; но ничего хуже в той ситуации придумать было
нельзя. Искра упала, и порох взорвался. Через несколько минут на
стадионе разгорелось настоящее сражение, начатое,
бесспорно, фанатами «Лиса». Те, кому удалось вырваться, с
окровавленными лицами и растерзанной одеждой, рассказывали ужасы про
пробитые головы, про выплеснувшиеся мозги, про трупы,
сброшенные на футбольное поле. Фанаты «Лиса» были вооружены ножами,
дубинами, кастетами, но кто-то подсказал вооружиться и
фанатам «Енотов». Часть зрителей, не желавшая принимать участие в
этом кошмаре, ринулась было к выходу, давя и затаптывая
упавших, но выхода не было: побоище продолжилось и за пределами
стадиона, и выскочившие из одного ада люди попадали в
другой. И тут, словно издеваясь, кто-то включил в радиорубке
популярную песню «Ну, не правда ль, весело сегодня?»,
громыхавшую из динамиков и перекрывавшую дикие крики «Сдохните,
потомки рабов!» «Рыжие – навсегда!» и «Построим наш Золотой
Город!»

Побоище длилось три часа. Когда опомнившиеся власти подогнали,
наконец, к стадиону милицию и войска, там практически никого не
осталось – из живых. В морг привезли шестнадцать трупов, в
том числе бесформенный труп судьи, которого опознали по
перстню на безымянном пальце.

Город замер в ужасе. Такого здесь никогда не было, и никто не
понимал, как такое могло случиться.

Поздно вечером по телевидению выступил мэр, заявивший, что берет
ответственность на себя, что знает организаторов и что они
будут покараны. Что поразительно, вслед за ним выступил лидер
«Рыжухи» и призвал к миру и согласию независимо от цвета
волос, отмежевавшись от участников драки. Два смертельных врага
спелись, чтобы избавиться от третьего – и следствием стал
выданный на следующий день ордер на арест Рыжего.

Рыжий был задержан, по слухам, чуть ли не с чемоданом в руках –
якобы он собирался покинуть город, но не успел. Поскольку
информация исходила от его врагов, степень ее достоверности
вызывает сомнения. Кроме Рыжего, в тот же день были арестованы еще
47 жителей Заречья – преимущественно фанаты «Лисов»,
которым не удалось смыться. Сам Златозуб вовремя залег на дно и
был объявлен в розыск. Аресты проводились совместными силами
ОМОНа и милиции средь бела дня в довольно грубой форме,
арестованных тащили по асфальту к машинам на глазах у
многочисленных свидетелей, а несколько пострадавших в драке фанатов
взяли прямо в больнице. Симпатии к власти такие действия не
добавили, но этот просчет был сущей мелочью на фоне двух других
серьезнейших ошибок.

Во-первых, очень скоро Город узнал, что среди задержанных не было ни
одного не рыжего. Вне Заречья этот факт был интерпретирован
однозначно: «это рыжие во всем виноваты, ату их!» Заречье
же подхватило и поверило в надпись, которыми оставшиеся на
свободе члены «Радикальной Рыжухи» исписали все дома: «Нам
объявили войну». С каждым днем для рыжих становилось все
очевиднее, что власти Города намерены извести их, или, как
минимум, превратить в затравленное, бесправное стадо рабов. Следует
признать, что известные основания для такого
пессимистического взгляда давали действия не столько властей, сколько
прочих горожан, мгновенно сплотившихся на почве ненависти к
рыжим. Поворотным пунктом стали похороны жертв побоища,
превратившиеся в стихийный митинг. Вой матерей, плач отцов, речи
ораторов наэлектризовали народ до такой степени, что многие
готовы были бежать и бить рыжих; но на сей раз у мэра хватило
ума оцепить кладбище, и дальше ворот никто не добежал.

Подавленные и заплаканные, разошлись по домам участники похорон; и
коллективная ненависть не замедлила проявиться в
индивидуальных действиях. По Городу прокатилась волна увольнений рыжих
из частных фирм и компаний, а поскольку большинство
обитателей Заречья работали на другом берегу, удар был более чем
ощутимым. На государственных предприятиях рыжие остались, но
положение их стало незавидным. Родительские комитеты требовали
от дирекций школ увольнения рыжих учителей, студенты
бойкотировали пары рыжих преподавателей, больные отказывались
лечиться у рыжих врачей. Коллеги начали демонстративно
игнорировать рыжих милиционеров и военных. Быстренько
самоорганизовался Комитет семей погибших болельщиков, потребовавший от мэра
выплаты огромных компенсаций семьям убитых. Стены были
исписаны надписями: «Все рыжие – убийцы». Конечно, были и
исключения, но общее настроение не могло не повлиять даже на самых
доброжелательных и лояльно настроенных людей. При этом
горожане как-то позабыли, что из 16 погибших шестеро были рыжими.
Их похоронили отдельно, на старом кладбище Заречья.

Что до рыжих, то если у кого-либо из них оставались сомнения
относительно их подлинного места и положения в этом Городе, то они
исчезли. Явная несправедливость, проявленная к рыжим со
стороны работодателей и прочих горожан, заставила позабыть о
том, кто именно был зачинщиком побоища. Особенно болезненно
происходящее переживала та многочисленная часть рыжих, которая
никогда не участвовала в митингах, не горланила на стадионе,
не была членом ни одной партии – простые, честные работяги,
которые были выброшены на улицу ни за что ни про что.
Неожиданная и незаслуженная утрата работы стала для них шоком. Не
меньшим шоком стали циркулировавшие по Заречью слухи о
зверских пытках, которым подвергаются в ментовских застенках
арестованные рыжие, и среди них самый популярный человек
Заречья – Рыжий.

Это была вторая ошибка властей. Рыжий был арестован по подозрению в
организации массовых беспорядков, но в считанные дни
следствие зашло в тупик. Поскольку указания фанатам давал Златозуб,
которого никак не удавалось найти, доказать вину Рыжего
оказалось невозможным. Сам он не поддавался ни на угрозы, ни на
провокации, доказательства отсутствовали. Наконец, один
фанат, уже судимый и сломанный угрозой пожизненного заключения,
согласился дать показания против Рыжего, но во время очной
ставки не выдержал и признался, что лжет, и Рыжий ему
никаких указаний не давал.

Главное поражение следствия вскоре стало известно всем. Стало ясно,
что надо выпускать Рыжего (кстати, даже не бывшего на
матче), но вместо этого прокурор продлил срок пребывания под
стражей. И хитрый политический карьерист на глазах начал
превращаться в страстотерпца. Такую рекламу не мог предложить самый
ловкий политтехнолог: в обществе, где испокон веков
сочувствовали гонимым и убогим, репутация мученика стоила
чрезвычайно дорого. Рыжий стал мучеником; более того, он стал народным
героем, страдающим за правду. И глава «Рыжухи» понял, что
если Рыжий выйдет (а убить его никто не решился бы), то его
политическая карьера закончена.

Есть несомненные доказательства, что Рыжий продолжал контролировать
и направлять ситуацию и из СИЗО. В частности, по его
указанию были созданы печально известные «отряды самообороны».

Официальным поводом к их созданию стали два случая избиения рыжих,
причем если один случай можно считать банальной дракой, то
второй носил явно провокационный характер: в прилегающей к
центральной площади Города улочке был избит уважаемый человек,
довольно известный врач-ортопед. Когда он возвращался с
работы, его окружила толпа из 10-12 подростков, сбила с ног и с
криками «Сдохни, рыжий убийца!» избила ногами. Подобные
инциденты – то есть нападения подростковых банд с хулиганскими
целями – имели место и раньше. Но никогда это не происходило
в центре города средь бела дня, и никогда правоохранительные
органы не отказывались принимать заявление потерпевшего.
Надо признать, что в данном случае милиция была не виновата:
начальник отделения получил секретное указание сверху не
принимать заявление, чтобы «не разжигать страсти». Страусиная
политика дала противоположные результаты: страсти именно
разгорелись еще сильнее. Заречье обклеили листовками «Нас
убивают. Нас выгоняют. Нас избивают. Почему? НАС НЕКОМУ ЗАЩИТИТЬ?
МЫ ЗАЩИТИМ СЕБЯ САМИ! Вступай в отряды самообороны!»

Сколько всего было создано отрядов самообороны, каждый из которых
насчитывал около 30 человек, доподлинно неизвестно. Разные
источники называют разные цифры – от 10 (что вполне реально) до
100 (явная фантастика). Вначале это были типичные
добровольческие отряды, вооруженные кто чем, то есть фактически
невооруженные, с плохой дисциплиной, годные разве что для
патрулирования улиц и особенно моста – главной артерии, соединяющей
Заречье с Городом, на случай внезапного вторжения врагов.
Но у страха глаза велики, и среди не рыжих жителей Города
поползли жуткие слухи – что рыжие убийцы создали целую армию
карателей, готовых учинить погром в городе.

В соответствующие структуры посыпались письма с просьбами защитить
жителей Города, в приемной мэра не умолкал телефон. Поскольку
власти отвечали, что слухи ложные и в Городе царит
спокойствие и гражданский мир, не рыжие горожане пришли к таким же
выводам, как и рыжие, то есть о необходимости самозащиты,
только организовано все было несколько иначе. Несколько видных
горожан, к которым добавились в качестве горючего члены
Комитета семей погибших болельщиков, организовали Фронт
национального спасения, при котором среди прочих подразделений
имелась военизированная охрана – поставившая целью охранять не
здание и не членов Фронта, а весь Город. Впервые за всю
историю Города в нем возникли параллельные государственным
вооруженные структуры. В таких условиях кровавая стычка была
неминуема, и произошли они именно там, где обе стороны выставили
патрули: на мосту между Заречьем и центром Города.

В рукопашном бою сошлись вначале патрули, потом к ним подтянулись
другие бойцы. И хотя схватка закончилась вегетариански, то
есть никто не был убит (зато в больницу увезли десяток
тяжелораненых), даже мэру стало ясно: дело швах.

На экстренном заседании мэрии мнения разошлись. Одни стояли за
введение войск в Заречье и разоружение отрядов самообороны. Но им
возражали, что, во-первых, безболезненно это сделать не
удастся, а в армии есть рыжие, которые откажутся выполнять
приказ о стрельбе на поражение, т.е. начнется брожение в армии.
Во-вторых, элементарная справедливость требует в таком
случае разоружить и Фронт национального спасения, а это, при
нынешних настроениях, означает бунт. После десятичасовых дебатов
приняли два решения. Первое – о тактическом компромиссе.
Решено было пойти по пути примирения и попытаться
договориться. Второе – о стратегическом укреплении возможностей власти,
т.е.о выдавливании рыжего элемента из силовых структур с
целью усиления их однородности.

Проницательный Рыжий окрестил новую политику мэра «Мир с камнем за
пазухой», но на переговоры пошел: СИЗО ему осточертело. Через
два дня его выпустили в обмен на наведение порядка и
самороспуск отрядов самообороны.

Еще через три дня были выпущены те фанаты «Лисов», которые не
сломались и не дали признательных показаний. Город расценил эти
действия как «амнистию убийцам». Но и с лидерами Фронта,
многие из которых были родственниками депутатов горсовета, были
проведены воспитательные беседы. Некоторые наиболее активные
члены Фронта, и среди них участники драки на мосту, были
задержаны. В Город – за исключением Заречья – ввели войска. И
всем стало ясно, что насколько долго – неизвестно, но власть
пошла по пути уступок рыжим.

Воцарилась тишина, похожая на затишье перед битвой.

Продолжение следует.