Проза

Начало

Продолжение

В среду, 11-го, между Рыжим и главой «Рыжухи» состоялся секретный
разговор, содержание которого стало немедленно известно всем и
каждому. Рыжий предложил бывшему патрону слить обе партии и
пойти к нему во вторые замы. Глава «Рыжухи», не в силах
смириться с таким унижением, ответил категорическим отказом. В
пятницу, 13-го, около своего дома он был застрелен. Ни у
кого не возникло сомнений, кому выгодна эта смерть: Рыжий
расчищал политическое пространство. Новый глава «Рыжухи» принял
историческое решение о слиянии двух партий. Отныне у Заречья
был только один лидер, молодой, энергичный, с мученическим
ореолом вокруг рыжей шевелюры.

Решив важный вопрос о единовластии, Рыжий развернул бешеную
деятельность с целью решения следующего жизненно важного вопроса.
Побывав на подпольном смотре отрядов самообороны, он убедился,
что реальной силы эти формирования не представляют прежде
всего по причине крайне убогого вооружения. Итак, нужно было
раздобыть оружие, и в немалом количестве. Для этого нужны
были деньги, которые хотя и потекли, но очень тоненьким
ручейком. Конечно, можно было заставить бизнесменов Заречья
раскошелиться, но для приобретения главных аргументов опять-таки
нужны были деньги. Получался замкнутый круг, разорвать
который смог лишь изобретательный ум Рыжего.

«Будем опираться на то, что у нас есть. У нас мало оружия, но у нас
много людей. Мы возьмем количеством живой силы, если не
можем взять оружием». Тактика сопротивления была разработана
весьма качественно для профессионала. Вместо ожидаемого
самороспуска отрядов самообороны у моста был разбит целый
палаточный городок, в котором непрерывно находились около тысячи
человек, меняясь каждые сутки. Обитатели палаточного городка,
получившие название Почетной стражи Заречья, были вооружены
бутылками с зажигательной смесью, охотничьими ружьями,
кольями, дубинами, газовыми пистолетами, а у входа в городок
высились груды булыжника, завезенного неспроста. Состав Почетной
стражи был пестрым – рядом с романтически настроенным
студентом у костра грелся уголовник-рецидивист, и против регулярной
армии она, конечно, устоять не могла. Но Почетная стража и
не была предназначена для схваток с армией – на этот случай
у Рыжего имелся другой план. Пока же происходило
окончательное «порыжение» Заречья, если так можно выразиться: не рыжие
полицейские, кто еще решался исполнять свои обязанности,
попросту не пропускались в Заречье; то же касалось и не рыжих
чиновников. Фактически в Городе возникло двоевластии: одна
власть на одном берегу, и другая на другом.

Увидев, как выполнил Рыжий свои обещания, мэр пришел в ярость, но
вместе с тем в сердце его закрадывался страх – сродни тому
страху, который охватывает родителя при виде разбушевавшегося
сына-переростка, не желающего подчиняться его воле. Прежний
способ – ремнем по заднице, и вся недолга – больше не
годился; вести переговоры было, по сути, не с кем. Все действия
Рыжего свидетельствовали, что он не то что не боится войны, но
что он ее именно хочет.

Армия, расквартированная в Городе, как и положено, молча ждала
приказа. Вместе с тем в вооруженных силах начался процесс, начало
которому положил тайный приказ 13/666, сыгравший роковую
роль в дальнейших событиях. Согласно этому приказу, в целях
проведения «доктрины однородности» из армии были уволены все
рыжие офицеры, срок выслуги которых превысил 15 лет.
Официально эта кампания объяснялась, конечно, не необходимостью
избавиться от рыжих, а «омоложением командного и офицерского
состава». Но обмануть никого не удалось, да и невозможно было:
вслед за опытными старшими офицерами, с проклятиями
писавшими рапорта об увольнении (особенно те, кому оставался
год-другой до пенсии), из армии начали добровольно уходить и
молодые, не желавшие, по словам одного из них, «стрелять в свой
народ». Этот офицер не просто ушел, но хлопнул дверью: по
сговору с рыжими солдатами он буквально обчистил воинский склад,
унеся с собой свыше ста единиц автоматического оружия и
несколько ящиков гранат. Нетрудно догадаться, куда уволенный
офицер и дезертировавшие солдаты принесли свою добычу и с
какими распростертыми объятиями их приняли.

Дезертирство рыжих солдат с оружием быстро стало массовым явлением.
Осуждать солдат, конечно, нужно, но сложно: после ухода
рыжих офицеров они остались практически беззащитны перед
подозрениями и издевательствами. Армия за считанные недели
действительно стала практически однородной, но зато у отрядов
самообороны в Заречье наконец-то появились настоящие руководители,
а палаточный городок Почетной стражи начал приобретать
черты военного лагеря. Под руководством профессионалов сборище
идеалистов, хулиганов, бандитов, неудачников и перепуганных
обывателей, которое являли собой отряды самообороны, начало
медленно, но верно преобразовываться в армию.

Когда до властей дошло, чем чревато увольнение офицерства, они
отказались от доктрины однородности и отменили тайный приказ
13/666, но было поздно. Более того, аналогичные процессы
проходили в других силовых структурах: полиции и госбезопасности,
хотя в несколько меньших масштабах.

Несколько раз мэр через доверенных людей вступал в тайные переговоры
с Рыжим. Сначала он пытался в качестве аргумента упирать на
то, что фанаты «Лисов» выпущены, а некоторые активисты
Фронта все еще пребывают под арестом, но в ответ на эти примеры
доброй воли властей Рыжий только рассмеялся в глаза. Не
подействовали на него и увещевания снять охрану моста и
распустить палаточный городок, поскольку армия не допустит бесчинств
со стороны радикальных членов Фронта и рыжие теперь в
полной безопасности. «Мы знаем, зачем в Городе Армия», –
многозначительно ответил Рыжий. На прямой вопрос: «Чего же вы
хотите?», Рыжий ответил четко и прямо: «Мы хотим независимости со
всеми атрибутами, от герба до армии. И мы ее возьмем сами.
Заречье намерено в ближайшее время провозгласить себя вольным
городом».

Тогда мэр пришел в ярость и заявил, что «собравшийся у моста сброд»
не продержится против армии и часа. На это Рыжий предложил
мэру попробовать пойти во главе войска и убедиться лично, кто
сброд, а кто герои. На этом с треском провалившиеся
переговоры закончились.

Мирные средства воздействия на Заречье были исчерпаны. Отключить
электричество или воду не представлялось возможным: у Города
была единая энергетическая система и единый водопровод. Для
взятия Заречья в блокаду не хватало войск. Продолжать
бездействовать было невозможно: бунт Заречья ставил под сомнение
легитимность верховной власти. Что это за мэр, если его власть
распространяется лишь на часть Города?

С тяжелым сердцем мэр отдал приказ – не о штурме, этого слова вообще
старались избегать – а о передислокации войск на территорию
Заречья. Отдельные армейские части вместе с отрядами
специального назначения должны были перейти мост и занять
пустующие казармы в северной части Заречья. Стрелять военным
разрешили только в случае крайней необходимости.

Вопреки ожиданиям, мост был пуст. Пуст был и палаточный городок.
Передовые отряды беспрепятственно перешли мост и вступили на
территорию района – и тут на них обрушился град камней.
Прячась за стенами зданий, на чердаках и крышах, подростки и
мальчишки забрасывали солдат увесистыми булыжниками, проломившими
не одну голову. Военные растерялись: такого они не ожидали.
С одной стороны, они не хотели, да и не имели приказа
стрелять по детям; с другой, продвижение в таких условиях было
невозможно. Мэр отдал приказ временно отступить. Не пройдя по
территории Заречья и ста метров, армия повернула назад,
унося тяжелораненых.

Первая победа осталась за Заречьем. Причем победа не только военная,
но и пропагандистская: в Заречье благодаря
предусмотрительности Рыжего присутствовало около десятка иностранных
корреспондентов, поспешивших растрезвонить на весь мир о том, как
«героические дети сражались против спецназа».

В армейском штабе состоялось экстренное совещание военных и
депутатов горсовета. Высказывались разные мнения, от радикального –
сравнять Заречье с землей с помощью артиллерии, до дышащего
кротостью – снова пойти на переговоры и попытаться
умилостивить бунтовщиков. Победила середина: решено было снова
двинуть войска, но полицейские, со специальной экипировкой –
щитами, шлемами, и обученными действовать в кризисных ситуациях.
Так и было сделано. Конечно, защищенные шлемами и прикрытые
щитами спецназовцы были практически неуязвимы для
булыжников, но психологически обстановка была очень тяжелой. Каждый
метр давался полицейским с превеликим трудом, вместе с камнями
в них летели оскорбления и бутылки с нечистотами. Расчет
был на то, что у кого-то из полицейских рано или поздно не
выдержат нервы, и он выстрелит.

Так и случилось. У одного из наступавших в авангарде не хватило
самообладания, и он дал автоматную очередь – как показало
следствие, в воздух! Но по закону трагедии одна из пуль попала в
стену, рикошетом от стены отскочила в тринадцатилетнего
подростка, который упал, обливаясь кровью, и как раз в прямом
эфире (ни один телерепортер не смог упустить такую сенсацию, и
люди с камерами маячили чуть ли не за спинами метальщиков
камней). Оценив ситуацию, командир принял решение отступать.

Через час ребенок умер в реанимации. На многотысячный митинг по
случаю похорон собралось все Заречье. За митингом, который
транслировали в прямом эфире ведущие телекомпании мира,
внимательно наблюдали на другом берегу, в оперативном штабе. Мэр, его
помощники и военные внимательно смотрели на экран, с
которого Рыжий требовал отомстить детоубийцам и призывал мировое
сообщество спасти его народ от кованого сапога озверевшей
военщины.

Ежу было ясно, что операция «Дислокация» провалилась. Мэру это
детально и с применением специальных выражений объяснил начальник
штаба. Даже если бы удалось занять казармы (а вряд ли они
пустуют), обойдя Заречье и вступив в него с другой стороны,
то данная мера будет бессмысленна: большое количество солдат
в казармах не поместится, а малое при таком отношении
населения не посмеет высунуть нос из казармы. Более того, солдаты
и полицейские окажутся заложниками. В сущности, если не
брать в расчет химерические планы, у властей осталось два пути.
Первый – начать полномасштабную военную операцию. На этом
пути ждали жертвы с обеих сторон, разрушения, огромные убытки
и осуждение мирового сообщества. Второй – открыто сесть за
стол переговоров и пойти на максимальные уступки. Например,
предложить Заречью территориальную автономию и собственную
полицию. И, главное, кинуть кость пожирнее Рыжему.

После долгих дебатов был избран второй путь. В глубине души мэр
надеялся, что Рыжий на переговоры не согласится, но он ошибся.
Рыжий выразил согласие встретиться – но в присутствии
международных посредников.

Переговоры длились трое суток. В конце концов Рыжий получил все, что
хотел – кроме независимости. Заречье было объявлено
автономным районом в составе Города, получило право избирать свой
райсовет, иметь свою полицию, и при этом в горсовете выделили
квоту для рыжих. Отдельный пункт касался защиты прав рыжих:
все уволенные рыжие должны были быть восстановлены, кто
захочет, а кто нет – получить компенсацию. Более того, по
подсказке международных посредников должна была быть создана
комиссия по примирению, в обязанности которой входило проведение
политики политкорректности. Фронт должен был быть запрещен,
отряды самообороны распущены. Книга «сумасшедшего
профессора» была торжественно сожжена на главной площади Города.

Сожжение книг независимо от их содержания и стилистических
достоинств редко бывает началом светлого исторического периода. Этот
раз не стал исключением. По мнению горожан, мэр не пошел на
уступки, а попятился, «а когда пятишься, трудно остановиться
вовремя». Рейтинг его упал до рекордно низких показателей.
Умиротворить Город не получилось.

Заречье же хотело независимости. За те бурные ночи, когда отцы и
мужья дежурили в палатках у моста, когда ежечасно ждали
вторжения, и костры горели всю ночь; за те раскаленные ненавистью
дни, когда мальчишки убегали из дому сражаться против армии,
против полиции – и матери плакали и гордились сыновьями –
идея независимости вошла в плоть, в кровь, в сознание. У
каждого было свое представление о ней и свой счет. Независимость
перестала быть политической идеей – она стала эмоцией,
чувством небывалой силы, а с чувством спорить невозможно. Ее
ждали, как ждут невозможное, но обещанное чудо. И вот оказалось,
что вожделенной воли нет. Есть какие-то полумеры, но
Главного нет, и зачем тогда все жертвы? Зачем плыл над головами
гроб с тринадцатилетним мучеником? Разочарование было сильным,
очень сильным, и к Рыжему начали охладевать. («Продал
победу»).

Но не меньшим был шок другой стороны. Город был потрясен, подавлен,
поражен: бунтовщики победили. «Рыжие убийцы» поставили на
колени огромный город. Нетрудно представить, какие разговоры
громко велись на улицах, в домах, в общественном транспорте:
народ обвинил мэра и армию, что они «продались рыжим».
«Разбомбить их!» «Расстрелять!» Ненависть быстро нагревалась, и
через несколько дней Город буквально закипел.
Немногочисленные сохранившие здравый смысл люди дивились: откуда взялось
столько ненависти? А ниоткуда: ненависть есть всегда, но она
распылена, и надо суметь ее собрать и канализировать.

Необходимо было выпустить пар, но сделать это путем нападения на
Заречье не позволили стоявшие в Городе войска. Кстати, армия
была едва ли не единственной силой, довольной результатами
переговоров: никому не хотелось ввязываться в войну с
гражданским населением, а действия юных камнеметателей показали, что
воевать придется именно с ним. Тогда народная ярость
обратилась против власти.

Мэр держался ровно неделю. На восьмой день нервы у него не
выдержали, и, подсчитав худо-бедно скопленное за время пребывания в
должности, он решил, что здоровье и тем более жизнь дороже, а
денег хватит как минимум до середины следующего столетия –
и подал в отставку.

Решение было как нельзя более уместное: горячие головы из
радикальных группировок Фронта уже начали обсуждать убийство
«предателя». Но молодых радикалов вскоре взяли по доносу, а горсовет
назначил досрочные выборы мэра. В предвыборных баталиях и
дискуссиях боевой пыл постепенно растрачивался, тем более, что
одним из кандидатов стал Рыжий. Согласно достигнутой
договоренности плакаты и предвыборные листовки всех кандидатов
расклеивались поровну во всех частях Города, и у молодежи
появилась новая забава: рыжие, натянув на головы вязаные шапки,
отправлялись за реку срывать плакаты соперников Рыжего, а не
рыжие, в свою очередь, отправлялись в рискованные экспедиции
в Заречье. Не раз доходило до небезобидных стычек, но
власти смотрели на них сквозь пальцы: пусть выплескивают эмоции.

Одновременно с выборами мэра состоялись первые выборы в автономный
районный совет Заречья. Результаты и тех, и других были
предсказуемы: Рыжий стал главой райсовета, депутатами – члены
«Радикальной Рыжухи», а мэром города избрали, конечно, не его,
а одного из помощников бывшего мэра, сумевшего вовремя
дистанцироваться от своего патрона.

Первое, что сделал новый мэр – подтвердил предыдущее соглашение с
Заречьем. И Город стал жить в условиях странного двоевластия,
уже узаконенного, легитимного. Шаг за шагом, строчка за
строчкой, кирпичик за кирпичиком начала выстраиваться новая
реальность, больше всего напоминавшая фантасмагорию.

Власти стремились выполнить по пунктам, идя навстречу Заречью – но
Заречье навстречу не шло. Впрочем, и с выполнением
договоренностей было не так просто.

Больше всего опасались эксцессов при восстановлении рыжих на прежних
рабочих местах, но эксцессов практически не было. На
прежнюю работу вернулись человек 100 (!) в масштабах Города, не
больше. Психологически это было более чем объяснимо: никому не
хотелось возвращаться в выплюнувший тебя коллектив,
работать бок о бок с людьми, еще вчера вопившими «Утопим всех рыжих
в реке!» Не желавшие восстанавливаться на работе рыжие
имели право на компенсацию. Но ее размеры и порядок выплаты
забыли оговорить в официальных документах, что породило
множество недоразумений и конфликтов. Ясно, что платить компенсации
никому не хотелось, и кто-то кое-как договорился, кто-то нет
и подал в суд. Но все равно рыжие считали, что им заплатили
слишком мало, а не рыжие – что непомерные выплаты рыжим
подорвали экономику Города.

Провалились и большие надежды, возлагавшиеся на «комиссию по
примирению». Напрасна была огромная работа, проведенная вошедшими в
нее светильниками разума, которые добросовестно
проанализировали многие тысячи текстов на предмет соответствия новейшим
этическим требованиям. Соблюдение «политической
корректности» свелось большей частью к запретительным мерам: поскольку
решено было, что коль скоро само упоминание определенного
оттенка волос в негативном или неопределенном контексте
оскорбляет достоинство владельцев волос, то не оставалось ничего
другого, как радикально почистить культуру.

Для начала были запрещены пословицы и поговорки про рыжих, а из
школьной программы от греха подальше убрали тексты, в которых
упоминались рыжие, вплоть до известной сказки про принцессу
Златовласку. Труднее было с отечественной и мировой классикой,
но и здесь нашли выход: романы и пьесы подверглись
небольшой коррекции: все рыжие негативные персонажи были просто
убраны из сюжета. Проведенная операция, по мнению членов
комиссии, только улучшила классические произведения: с одной
стороны, они стали короче, так что приходилось тратить меньше
времени и усилий для их прочтения, а с другой, поскольку
вычистили отрицательных героев, то в книгах стало меньше зла и
насилия, что опять же имело большое значения для воспитания
подрастающего поколения. Положительные же рыжие герои были
сохранены в неприкосновенности. Некоторые разночтения у членов
комиссии вызвала Библия, точнее, Суламифь: мнения о том,
нарушает ли ее образ нормы политкорректности или нет, разошлись.
В конце концов члены комиссии приняли соломоново решение:
Суламифь и саму «Песнь песней» сохранить, но упоминание о
цвете волос выбросить.

Конечно, комиссия не ограничивалась перелицовыванием старых текстов
на новый лад: в назидание современникам и потомству ее члены
издали высочайше одобренные рекомендации по проведению в
жизнь политики политкорректности, обязательные для сотрудников
СМИ, авторов художественной и документальной литературы,
сценаристов художественных и документальных телепередач и
кинофильмов и прочая. П.1 данных рекомендаций прямо запрещалось
упоминать рыжих в негативном контексте, делать отрицательных
героев рыжими, наделять рыжих какими бы то ни было
недостатками, и даже употреблять применительно к ним отрицательные
эпитеты. Первой жертвой рекомендаций пал издатель,
осмелившийся издать в виде отдельной книжки-раскраски известный стишок
«Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой!». Он был
оштрафован на такую сумму, что вынужден был закрыть свой
бизнес. Вторым был ведущий телепередачи «Ребятам о зверятах», по
привычке назвавший лису «рыжей плутовкой» – он потерял
работу и все сбережения, пошедшие на штраф.

Члены комиссии могли быть довольны проделанной работой – но только
они и были довольны. Вопреки ожиданиям властей, гармонию
интеллектуальные игры не восстановили.

Рыжим, жаждавшим независимости, все политкорректные жесты были
интересны примерно так же, как кошке жизнь на Марсе. Большинство
их и не заметило, а кто заметил, то скорее ощутил
озлобленность, нежели благодарность: отделываются, сволочи, чепухой,
вместо того чтобы оставить Заречье в покое! У не-рыжих
возмущение вызвали даже не огромные штрафы (затронувшие отдельных
лиц), как переделывание и переписывание с детства знакомых
книг. Интеллектуалы расценили деятельность комиссии как
покушение на саму культуру; раздавались громкие голоса о
«посягательстве на устои» и «уничтожении духовной матрицы». На
массовом же уровне ненависть к рыжим, которую отныне небезопасно
было выплескивать открыто, только усилилась, как усиливается
всякое чувство, которому не дают выйти наружу.

В сознании горожан все тверже закреплялся стереотип «теперь рыжие
нами правят». Введение рыжих депутатов в горсовет только
подтвердило эту мысль. Ведь в райсовете Заречья не было ни одного
не рыжего депутата! Выходит, мало того, что они там у себя
командуют, как хотят, так еще и над нами будут издеваться?

Все знали, что «отряды самообороны» Заречья распущены лишь
формально, что их преобразовали в «полицию Заречья», что не рыжему
туда нечего соваться ни днем, ни ночью, хотя мост свободен, и
что при этом деньги из городского бюджета по-прежнему
исправно переводятся на нужды района. «Автономия за наш счет!»

Полиция Заречья, укомплектованная бывшими офицерами и полицейскими,
действительно представляла собой мощную силу, и силу хорошо
вооруженную, причем не только тем оружием, что удалось во
время беспорядков утащить с армейского склада. Вместе с
властью у Рыжего наконец появились спонсоры. Официально продажа
оружия в Городе была запрещена, но Рыжий обратился к
известному в узких кругах торговцу оружием Одноглазому, у которого
можно было купить что угодно, от кастета до С-300, и любыми
партиями.

Что интересно, Одноглазый снабжал оружием обе стороны, ибо запрет
Фронта не означал его исчезновения, и люди, которые в
официальной обстановке, на работе с 9 до 18 не смели лишний раз
произнести слово «рыжий», с 18 до 9 нередко упражнялись в
стрельбе в подпольных тирах, расстреливая в качестве мишени
фотографии рыжих или фигуру в рыжем парике. Каждая сторона
готовилась к розыгрышу своей партии, не замечая, что игра
радикально меняет свои масштабы, выходя за пределы отдельного Города.

Окончание следует.