Проза

Начало

Окончание

Увы, вернувшись, я застал в их доме серьезные перемены к худшему.
Садовник, вызванный мной, чтобы подстричь деревья, в первый же
день сообщил потрясшую меня новость: «А молодая мисс-то помирает!»

Когда я уезжал, мисс Люси была абсолютно здорова; теперь же опытнейшие
врачи разводили руками, не умея ни определить ее недуг, ни облегчить
ее состояние. Но, как мне не жаль было юную красавицу, еще больше
меня беспокоила миссис Вестенр. Что должна была чувствовать несчастная
женщина, как должно было болеть ее больное сердце, если мое сердце
разрывалось. Но – проклятые светские приличия! – я не бросился
в пораженный горем дом, не предложил миссис Вестенр свои услуги
– а ведь я мог пригласить любого врача, даже светило! Как ничтожный
трус, я по-прежнему торчал в саду, жадно улавливая доносящиеся
слева звуки! Жалкий раб условностей!

– Не стоит так ругать себя, граф, – сказал Холмс. – Вы не могли
предвидеть грядущей трагедии.

– А откуда вы знаете, что произошла трагедия? – удивился Дракула.

– Вы стали еще бледнее, а с вашим цветом лица это непросто.

– Да, сэр, ваша проницательность делает вам честь. Я не могу без
содрогания вспоминать о последующих событиях. Через два или три
дня после приезда я услышал новый разговор. Психиатр успокаивал
миссис Вестенр, говоря, что вызвал телеграммой некоего Ван Хельсинка,
который непременно спасет Люси. В тот момент я готов был поверить,
что он искренне желает помочь; но личность спасителя, появившегося
на следующий день, заставила в этом усомниться. Это был рослый
субъект неопределенного возраста, с совершенно голым черепом и
огромными жилистыми руками, больше походивший на каторжника, чем
на профессора. Мои сомнения переросли в уверенность, когда я услышал
объяснение болезни мисс Люси, которое этот профессор предлагал
лорду Артуру. По словам Ван Хельсинка, на мисс Люси напал вампир,
живущий неподалеку, и ее может спасти только переливание крови.

Несмотря на неподдельное волнение, слышавшееся в голосе графа,
я не выдержал и расхохотался.

– Не забывайте, Ватсон, что аристократ глуп как пробка. Итак,
профессор оказался мошенником. Что же предприняли вы, поняв это?

– Я хотел переговорить с миссис Вестенр, но не успел. На следующий
день она умерла от обширного инфаркта, оставив все свое состояние
дочери. Я был раздавлен, убит, уничтожен; но к моей скорби добавилась
ярость, когда я увидел в числе лиц, выносивших гроб миссис Вестенр,
Харкера!

– Не может быть! – вскричал я.

– Да, это был он, джентльмены! Он осветлил волосы, придав им цвет
благородной седины, и стал носить очки, но я узнал его! Этот мошенник
все это время прятался где-то поблизости.

– Ну да, «невеста Мина», – заметил Холмс. – В волнении он случайно
назвал вам подлинное имя своей сообщницы.

– Когда я понял это, сердце мое затрепетало от одной мысли за
мисс Люси. Хотя бы в память о матери я должен был спасти дочь
– но в ту же ночь у меня открылось желудочное кровотечение. Ремиссия
оказалась обманчивой.

– Сильные стрессы противопоказаны при язвенной болезни, – вставил
я.

– В полуобморочном состоянии меня доставили в Лондон, в клинику
доктора Б., где я пробыл неделю и лишь позавчера выписался, –
продолжил свой рассказ граф. – А вчера я увидел в «Таймс» некролог
бедной Люси.

– Да, – подытожил Холмс, – мрачная история. Итак, вы утверждаете,
что подруга Мина, ее «жених» Харкер в сообществе с психиатром
и «профессором» Ван Хельсинком свели в могилу миссис Вестенр и
ее дочь?

– Я убежден в этом!

– Внутреннее убеждение не доказательство.

– Хорошо. А если я сообщу вам, что перед смертью бедная мисс Люси
написала завещание, в котором 2/3 своего состояния оставила подруге
Мине, а 1/3 жертвовала на психиатрическую больницу? Я знаю это
от своего поверенного в делах.

– А в какой сумме выражалось состояние мисс Люси?

– Полмиллиона.

– Хм, – затянулся Холмс, – за такой куш Харкеру и К стоило начинать
игру. Вы правы, граф: здесь дело весьма и весьма нечисто.

– Вы беретесь за дело? – радостно вскричал Дракула.

– Берусь, но с одним условием: вы должны позаботиться о своей
безопасности.

– Помилуйте, я-то не больная женщина и не наивная девушка.

– Вы больной мужчина, к тому же иностранец, один в чужой стране,
где вас никто не знает. Вы должны проявлять максимальную осторожность.
Судя по вашему рассказу, эти люди способны на все.

Граф пообещал нанять охранника, раскланялся и ушел обнадеженный.

– Вы верите всему, что он здесь наговорил? – спросил я, когда
входные двери захлопнулись за ним.

– Граф эмоционален и экспансивен, как все трансильванцы, но, похоже,
говорит правду. Дело в том, что мне знакомо имя Ван Хельсинка.
Миссис Хадсон, принесите-ка подшивку «Таймс» за 1888 год. Спасибо.

В подшивке старых газет Холмс без труда отыскал нужную статью.

– Читайте.

«Дело фанатика-изувера потрясло Гаагу».

– «Мачеха и опекунша единственного наследника богатого рода…встревоженная
«странным поведением» своего пасынка, обратилась к некоему Ван
Хельсинку, называвшему себя профессором… Последний провел над
ребенком обряд экзорцизма, в результате которого мальчик умер….
Мачеха арестована, фанатик-изувер в розыске».

– Да, – сказал я, – теперь многое проясняется.

– Фанатик-изувер не в розыске, а в Лондоне. И он действительно
фанатик, если даже не позаботился о том, чтобы сменить имя. Фанатик,
используемый мошенником Хартрайтом и психиатром, он в силу особенностей
психики является самым уязвимым звеном в их шайке – к нему легче
всего подобраться.

Через неделю адрес, по которому проживал Ван Хельсинк, стал нам
известен, и дождливым туманным вечером я отправился на мрачную
улочку на задворках большого города. Судя по внешнему виду дома,
в котором обитал маньяк, он совершал преступления не ради денег.
Когда я увидел вблизи физиономию профессора, то невольно обрадовался
тому, что захватил с собой по настоянию Холмса браунинг.

– Вы пришли ко мне за помощью? – прохрипел Ван Хельсинк, избавив
меня от необходимости придумывать предлог для начала беседы.

– Да!

– Ко мне иначе и не приходят. Эти дураки, врачи и полицейские,
все исповедуют материализм, не понимая, что зло пришло к нам из
другого мира! И бороться с ним можно только духовным оружием:
крестом, чесноком и колом. Ну, что там у вас?

– У моей жены есть богатая тетка, – начал я. – Недавно она переселилась
к нам в дом, и с того момента моя жена начала чахнуть.

– Днем она все бледнее и слабее, а по ночам, во сне, румяна и
свежа, как роза? – перебил он меня.

– Да! Как вы догадались?

– Элементарно! Тетка – вампир! Пьет кровь вашей жены! Она ведь
не ест с вами за одним столом?

– Говорит, что на диете!

– Ха! Они все так говорят. Недавно мы обнаружили такого зверя,
ужас что творил. Но теперь он на крючке, не вырвется. И ваша тетка
не вырвется! Значит, так. Вот вам порошок. Его надо добавить или
в чай, или, если она даже чая не пьет, в эликсир для полоскания
зубов. Зубы у тетки небось хорошие?

– Белые и острые, как у волка, – заверил я.

– Отлично. Пополоскав клыки, тетка впадет в длительный сон. Как
только это случится, посылайте за мной. Я избавлю ваш дом от нечисти!
Мое оружие – он кивнул на стоявший в углу кол – всегда со мной.
Ах да, чтобы уберечь жену, наденьте ей на шею ожерелье из чеснока.
Тетка не посмеет к ней приблизиться.

– Спасибо! Сколько я вам должен?

– Не смейте оскорблять меня, молодой человек! Все, что я делаю,
я делаю не ради денег! Моя священная миссия – спасение человечества
от вампиров!

Это был самый законченный маньяк, которого только можно было представить.

– Вы необыкновенный человек, профессор, – совершенно искренне
сказал я. – Должно быть, вы не знаете поражений.

– Увы, мой юный друг! Увы. Совсем недавно я не сумел спасти молодую
девушку, загубленную тем матерым зверем, о котором я упоминал.
Он выпил ее кровь до последней капли!

– И?...

– И она превратилась в не-мертвое. Пришлось открывать гроб и отрезать
ей голову.

Я содрогнулся.

– А с этим матерым зверем… вы поступите также?

– Другого способа не существует. Но я что-то заболтался с вами,
– спохватился «профессор». Мне тоже хотелось как можно быстрее
закончить разговор. Я вежливо простился с Ван Хельсинком и вышел,
изо всех сил стараясь не ускорять шаг.

Только в кабинете Холмса я окончательно пришел в себя. К моему
легкому удивлению, там сидел инспектор Лестрейд, суетливый и самодовольный,
как всегда.

– Вы знаете, Холмс, как я ценю ваши аналитические способности,
– трещал он, – но я представитель закона и не имею права опираться
на гипотезы. Ваша версия о существовании банды мошенников и убийц,
возглавляемой бывшим юристом Харкером, весьма занимательна, но
где доказательства?

– Судя по вашему лицу, Ватсон, вы их принесли нам. Что сказал
вам «профессор»?

Я показал порошок и подробно передал содержание нашей беседы.

– Хм, так и я думал. Смотрите, Лестрейд, ведь это на удивление
просто. Харкер уже несколько лет одержим жаждой обогащения, толкнувшей
его на преступный путь. Первые его преступления – подделка векселя,
кража старинного Евангелия у графа – не принесли желаемого результата,
потому что преступник был а) неопытен; б) нетерпелив; в) действовал
без сообщников. Он учитывает предыдущие ошибки и к очередному
преступлению готовится основательно, не спеша. Выбрав жертв –
по наводке его сообщницы Мины – он внимательно присматривается
к ее окружению, надеясь отыскать там послушные орудия своих черных
замыслов. И он их находит! Это прежде всего психиатр Сьюард, одержимый
манией величия и убежденный, что только недостаток средств мешает
ему завершить его блестящие эксперименты и превратиться в новое
светило медицины. К тому же он озлоблен на Люси за ее отказ –
хотя и не прочь развлечься с опытной скромницей Миной. Неизвестно,
на каком этапе он понял суть преступного замысла Харкера, но завещание
Люси говорит о том, что он полностью согласился с его страшным
планом.

– Треть состояния – плата за молчание? – воскликнул я.

– Именно. Вторым орудием стал лорд Артур Холмвуд.

– Только не уверяйте меня, что английский аристократ организовал
убийство своей невесты! – вскинулся Лестрейд.

– Я этого и не говорю. Артур искренне любил Люси – и потому стал
орудием ее гибели. Он поддержал идею Сьюарда – в свою очередь,
подсказанную Харкером – пригласить для «лечения» Люси Ван Хельсинка,
и в силу своей непроходимой глупости поверил мистическому бреду
последнего. С приездом Хельсинка преступная операция вошла в завершающую
стадию. Миссис Вестенр уже скончалась, доведенная до инфаркта
умницей Миной; осталось уговорить Люси, мягкую и податливую, написать
завещание на имя лучшей подруги и отвергнутого жениха и дать ей
лошадиную дозу снотворного, вызывающую летаргический сон.

Доктор Сьюард составляет ложное заключение о смерти. Спящую Люси
переносят в фамильный склеп, выжидают неделю, после чего зовут
статистов – Холмвуда и Морриса – полюбоваться на жуткое зрелище
– спящего вампира. Люси лежит в гробу как живая! Что абсолютно
неудивительно, если учесть, что она и впрямь живая. Но наши дурачки
содрогаются, увидев «не-мертвое», и Ван Хельсинк ставит последнюю
точку, отрезая у спящей Люси голову.

Инспектор Лестрейд, я настаиваю на эксгумации трупа мисс Вестенр
– любой патологоанатом без труда определит, была отрезана голова
у трупа или у живого человека, а также на немедленном аресте Харкера,
Сьюарда и Ван Хельсинка – особенно последнего. Этого изувера нельзя
оставлять на свободе. Жизнь графа, волею судьбы ставшего единственным
свидетелем преступлений банды Харкера, в опасности.

– Ордер на арест невозможно выдать до эксгумации, – заявил Лестрейд.
– Но как только судебно-медицинская подтвердит, что голова мисс
Вестенр была отрезана еще при жизни… о, тогда я буду беспощаден!

– Только бы не было слишком поздно, – заметил Холмс, закуривая
трубку.

Словно в подтверждение его слов, утро началось с неожиданного
визита графа. Еще более осунувшийся, он буквально ворвался в гостиную,
когда мы пили утренний кофе, и завопил с порога:

– К черту! Я уезжаю из вашей страны! Сегодня ночью я чудом остался
в живых: Харкер и его банда ворвались в мой загородный дом и перевернули
там все вверх дном в поисках меня.

– Успокойтесь, граф, и выпейте с нами кофе. Полиция в курсе.

– Если б вы видели их, мистер Холмс! Впереди – полоумный Ван Хельсинк
с колом в одной руке и крестом в другой, за ним – одурманенный
кокаином психиатр, а эта гнида, Харкер, в аръегарде, чтобы первому
удрать, если понадобиться. Меня спасло лишь то, что я не мог спать
и вышел подышать воздухом на задний двор…

Тут вошла миссис Хадсон и торжественно сообщила:

– Только что посыльный принес вам телеграмму, мистер Холмс.

– От Лестрейда?

– Да, она подписана именно так.

– Читайте, миссис!

– «Вы оказались правы зпт голова живой зпт ордера выданы тчк.
Лестрейд». Ничего не понимаю!

– А вам все понятно, Ватсон? Тогда успокойте графа.

Надо отдать должное Лестрейду: Ван Хельсинк, Сьюард, Харкер и
Мина были задержаны на следующий день. Я уже предвкушал удовольствие
увидеть этих мерзавцев на скамье подсудимых, но, к моему огорчению,
суд так и не состоялся. Ван Хельсинк был признан невменяемым авторитетной
комиссией из десяти психиатров и отправлен на принудительное лечение
в Голландию. Сьюард повесился в камере, не выдержав то ли угрызений
совести, то ли кокаиновой ломки. Так или иначе, эти двое получили
по заслугам. Иначе обернулось дело с Харкером и Миной. Через неделю
после задержания, так и не дав признательных показаний, они были
выпущены под солидный залог – и исчезли.

Шерлок, узнав об этом, лишь улыбнулся своей загадочной улыбкой,
но я не удержался и подколол инспектора:

– Что ж вы так опростоволосились, мистер Лестрейд? Как можно было
отпускать таких матерых преступников на свободу?

Лестрейд долго крепился, а потом не выдержал моих нападок и сказал
правду:

– Мистер Ватсон, я, бесспорно, важное лицо в Скотланд-Ярде, но
я пока его не возглавляю. Начальство приказало выпустить их под
залог, и мне ничего не оставалось, как повиноваться. Видите ли,
– понизил он голос до шепота, – к моему шефу обратились джентльмены
из «Интеллидженс сервис». Этот негодяй Харкер, оказывается, в
свою бытность в Трансильвании оказал им важные услуги – и теперь
интересы страны требуют, чтобы он исчез, а не наговорил черт знает
чего на суде. Но я вам ничего не говорил!

– Исчезнуть-то он исчез, – сказал Холмс, узнав о признании Лестрейда,
– но натворит еще немало. Вопрос, стоит ли сообщать о его бегстве
нашему клиенту, приславшему мне благодарственную телеграмму из
Бухареста. Во-первых, ему с его язвой противопоказаны всяческие
волнения, а такая новость, чего доброго, вызовет новое кровотечение.
Во-вторых, Харкер подлец, но не дурак – он не решится сунутся
в Трансильванию, а у графа надолго отпала охота путешествовать.
И, в-третьих, мне не хотелось бы создавать у человека из третьего
мира превратное представление о нашей демократии.

Последний аргумент произвел на меня наибольшее впечатление, и
я согласился с тем, что не стоит тревожить графа по пустякам.

Дальнейшие события показали, что мы жестоко ошиблись.

Через несколько месяцев все газеты вышли с аршинными заголовками:
«Загадочное убийство в Трансильвании! Последний потомок знатного
рода зарезан в собственном замке!» Я скупил у уличных торговцев
десяток номеров и поспешил к своему дорогому другу. Холмс, как
обычно, играл на скрипке. На столе лежала кипа свежих газет.

– Вы уже знаете, Холмс…

– Да, я уже знаю, Ватсон. Мы совершили ошибку, мой друг, мы совершили
непростительную ошибку! Харкер оказался не только изобретательным,
но и мстительным мерзавцем. Он не простил графу своего разоблачения.

Среди множества достоинств Холмса меня неизменно приводило в восторг
его мужество, включающее в себя и умение признавать ошибки.

– Лестрейд, не ставя в известность начальство, передаст розыскную
информацию на Харкера и Мину румынской полиции. Это все, что мы
можем сделать в данной ситуации – и учесть случившееся на будущее.
Рано или поздно Харкер попадется и получит по заслугам.

– Бедный граф, – вздохнул я, вспомнив его вышитый розочками платочек.

Тогда я еще не знал, насколько бедным окажется нас злосчастный
клиент, и какие злоключения его ждут после смерти.

Через несколько лет Харкер попался в Константинополе на ограблении
ювелирной лавки и под именем австро-венгерского подданного Гершельзона
был подвергнут наказанию согласно законам шариата: ему отрубили
по локоть обе руки. В таком виде он вернулся в Европу, где, за
физической невозможностью продолжать прежний преступный промысел,
нашел новое занятие. Харкер повадился продавать газетчикам сенсационные
рассказы о своей борьбе с вампирами, наиболее крупной сделкой
такого рода оказалась продажа фальшивого «Дневника», повествующего
о пребывании в замке Дракулы, одному известному романисту за 250
фунтов. С чудовищным цинизмом факты были поставлены с ног на голову,
и, что поразило меня больше всего, несчастная жертва на полном
серьезе была объявлена вампиром и убийцей несчастной мисс Люси
Вестенр. Таковым несчастный граф Дракула и поныне остается в глазах
читающей публики.

– Но ведь это ужасно, Холмс! – воскликнул я, прочитав роман м-ра
Стокера. – Мы должны что-то сделать!

– Да, – закурил Шерлок, – нехорошо вышло. Что ж, напишите об этом,
Ватсон! Когда-нибудь. Кто знает, возможно, ваше свидетельство
сумеет опровергнуть байки желтых журналистов и сочинителей сенсационных
романов!

А может, и нет, – добавил он после недолгого молчания, и его глаза
как бы заглянули куда-то вдаль, точно пытались проникнуть взглядом
через густую завесу будущего.