Литературная критика

Роман состоит из коротких глав, каждая из которых носит выражающее
вкратце ее идею содержательное заглавие, например:
«Опрощение», «Две любви», «Единственная мистерия», «Пустая душа»,
«Последний день» etc.

Аршеневский Игорь Константинович – «худой, смуглый, в легком дешевом
пальто». В период Первой Мировой – поручик пехоты. В России
оставил свою мать – Надежду Николаевну. В изгнании часто
вспоминает войну: как ходил в атаку после письма матери, как
обнимал буковинку Ольгу («как прекрасна любовь на войне») и
прошлое вырабатывает в нем философию стоического оптимизма:
«великое счастье – не ощущать своей умираемости», «есть три
вещи, над которыми стоит задумываться:
жизнь-любовь-смерть...», «главное в жизни – смерть. И любовь – это единственное
таинство», «радость – твоя жизнь». «На войне понял, что нельзя
убить человека». Тем не менее, вначале Аршевский относится
к революционным идеям своего приятеля Шелехова с некоторой
симпатией («благословляю, но сам не сорву» – говорит он в
ответ на призыв Шелехова лишить богатых их рубашек) в то время
как другой его приятель, Филатьев, резко возражает против
насилия. Лишь после получения письма от матери из
большевистской России, в котором описывается ее страшное голодное
положение и бедствия простых людей – жертв революции, Аршевский
понимает, что «Филатьев был прав. Аршевский дружит с
Филатьевым и многое из биографий друзей мы узнаем из их диалогов.
Вообще, стиль Гуля – ритмичный и четкий, основанный на прямом и
косвенном диалоге и частых назывных предложениях,
продолжает в какой-то степени прозу А. Белого и А. Ремизова
(например, эксперименты со словами – «Небо вызвездило» у Гуля).
Возможно, его проза оказала определенное влияние на С. Шаршуна.
Беседы Аршевского с Филатьевым раскрывают также внутренний
мир персонажей. В одной из них Аршевский признается: «я –
всемирно-один», на что Филатьев возражает: «в такой одинокости –
... эгоизм и жестокость к другим». Одиночество Аршевского
создает атмосферу ожидания любви. Роман начинается прогулкой
Аршевского под осенним дождем после одного из русских
банкетов. Во время прогулки он неожиданно знакомится с девушкой и
назначает ей свидание, даже не узнав имени. Девушка – немка.
В следующее свидание он узнает ее имя – Грета и место
работы – продавщица в магазине. Аршевский влюбляется в Грету,
«потому что слаба она и проста, как цветы». Он смиряется с
неожиданным парадоксом: воевать против немцев, чтобы потом
полюбить немку. Ему кажется, что он действительно нашел свое
счастье и когда Грету увольняют из магазина, он начинает ей
помогать как своей будущей невесте. Возможно, надежда на
совместную жизнь с ней становится одной из причин отказа Аршевского
вернуться в Россию с Шелеховым, хотя все равно жизнь в
изгнании дается ему нелегко: «лучше потихоньку задыхаться, чем
легкие разорвать сразу... я весь в себя
ушел...расклассировался», – говорит он Шелехову. И призывает того совершать
«революцию в себе». Однако на одном из свиданий Грета неожиданно
признается, что изменила Аршевскому со случайным солдатом и
заразилась от него дурной болезнью.

Измена Греты становится для Аршевского крушением последней надежды.
Больше верить не во что: «любовь духа? Глупость. Похоть».
Окружающее давит на него. Он замечает, как смеется немецкий
сапожник, прочитав заметку о самоубийстве немецкого принца и
ощущает, что никогда не найдет общего языка с окружающими:
«не поймут они нас – безжалостны». Днем, накануне трагической
случайности, сильно выпивший Аршевский встречается с
Филатьевым. Его мучает совесть, ему кажется, что прогнав Грету, он
бросил ее, больную и безработную, на произвол судьбы, и,
будучи почти в истерике, он исповедуется Филатьеву: «побоялся
заразиться и понял – не люблю... литургия, мистерия...
ерунда, похоть!» «От людей надо оберегать всякое чувство», «любовь
– издали наслаждение». После этой встречи он попадает на
вокзал. «На перроне ветер стал злым. Рвал огни фонарей, лома…
Концовка романа остается открытой, Гуль не пишет – погиб или
нет Аршевский. Но символичность финала заключает в себе
более общую идею, чем смерть одного героя. Так или иначе, но
обречены все изгнанники, и спасением для них может стать
только Господь. Отсюда роман не случайно завершается сценой
православной службы и словами молитвы: «о родине нашей и верных
сынах ея в рассеянии сущих».

Филатьев Николай Николаевич – 28 лет, «темные глаза», «высокий и
крупный». Бывший студент, затем – офицер, в Берлин приезжает из
Англии. Подрабатывает журналистикой, пишет фельетоны.
Близкий приятель Шелехова. Спорит с ним о возможности новой
революции. Филатьев – против насилия, Шелехов, отстаивая право
рабочих на улучшение своей жизни, – за. В отличие от
Аршевского и Шелехова, Филатьев не имеет своей собственной любовной
линии: «не могу любить, внутри сорвана пелена», – признается
он в одном из разговоров с Аршевским. «Раствориться здесь...
к чорту», – думает он, сидя над фельетоном в кафе. Но
Филатьев – человек сильный, в отличие от Аршевского, он в
отчаяние не впадает. Приехав проводить в Россию Шелехова, он
говорит об их опустившемся общем друге: «слякоть какая-то». Ехать
вместе с Шелеховым он отказывается: «никого не осталось в
России, только сырость тротуарная» и предлагает тому свою
философию: «у меня теперь теория: любовь к малым вещам». Как в
повести О. Генри «Дороги, которые мы выбираем», Гуль в
описании судеб трех друзей как бы проигрывает три разных варианта
жизненного пути эмигранта.

Шелехов Сергей – бывший студент, офицер. Во время войны попал в плен
к немцам, жил в лагере для военнопленных. У него «темные
каштановые волосы», «молодое тело». Он работает на кирпичном
заводе простым рабочим. Шелехов обладает не только сильным
телом, но и сильным духом. В отличие от рефлектирующего
Аршевского и потерявшего веру Филатьева, он, правда, слишком
прямолинейно, но призывает к действию в любых условиях. В среде
эмигрантов-интеллигентов: журналистов, политиков, издателей,
– он чувствует свою чужеродность, более того, он ненавидит
эту среду и называет ее «фрачной интеллигенцией». В его
взглядах есть нечто ницшеанское: «лучше убить сто больных, чем
сотни тысяч больными сделать». Попав на один из эмигрантских
вечеров и услышав призыв к вооруженной интервенции против
России, рвется избить призывавшего «в кровь».

Шелехов влюблен в Клавдию Сергеевну, русскую красавицу, модель,
супругу хозяина некоей фирмы. Клавдия чем-то напоминает Настасью
Филипповну, у нее «глаза... темные, безумные и красивые,
белые руки», нервный, неуравновешенный характер. Она –
морфинистка, Шелехов понимает несовместимость своего душевного
уклада и жизненного строя Клавдии. После отъезда ее мужа в
Сербию, у Шелехова происходит с нею объяснение, после которого он
окончательно убеждается в невозможности продолжения даже
простых дружеских отношений, и он покидает ее дом навсегда.
Когда закрывается завод, Шелехов идет работать на каменоломню.
Там для него и происходит «здоровая жизнь», но воспоминания
о России мучают все сильней: русский лес, неожиданно
всплывшая в памяти «нижегородская девка» Маша. Он пытается найти
успокоение в книгах, читает Экклезиаста, поэтический язык
Библии кажется ему «буржуазной ерундой». Весной тоска по России
становится невыносимой и Шелехов едет посоветоваться к
Аршевскому, которого он ценит за честный и доброжелательный
характер. После отказа того составить ему пару, Шелехов
принимает решение возвращаться в Россию одному.

Эмигрантские круги – эмигрантская среда, в которой пребывают три
главных героя, чаще всего описывается Гулем сатирически, с
помощью коротких хлестких характеристик или показа неблаговидных
действий. Впервые мы сталкиваемся с «бомондом» на вечере у
Струнской Екатерины Ивановны и ее мужа Петра Александровича,
бывшего «московского адвоката с ...седеющей бородой ...и
пенснэ». Среди посетителей русский интеллигент доц. Штейн, пр.
Эпштейн, «плюющийся в разговоре», «националист» и лидер
либеральной партии Л. П. Щербачев, критик Веселовский,
считающий, что «спасение – ...вооруженная интервенция» и др. Л. П.
Щербачев живет в особняке и, несмотря на свой национализм,
держит немецкую горничную. Именно после его доклада на одном
из собраний с идеей создания «надпартийной группы
Всероссийского Национального Центра», Аршевский, отмечая утопичность
такой идеи (так, например, левый эсер Зерберг, даже в
эмиграции продолжающий партийную борьбу, отказывается соединяться с
либералами), характеризует эмиграцию как «выбитого из седла
рыцаря, упрямо желающего стать победителем». По всей
видимости, симпатии Гуля на стороне действующих или бездействующих,
но искренних и честных индивидуалистов, а не на стороне
карикатурных, потерявших всякую связь с реальностью,
«деятелей».

1. Гуль Роман Борисович (Киев,1896 – Нью-Йорк,1986) – прозаик,
драматург, сценарист, критик, литературовед, мемуарист.