Онтологические прогулки

Элевсинские сатиры N° 32

Умберто Эко: квадратный человек и мистика света

Умберто Эко, Эволюция средневековой эстетики, СПб.: Азбука-классика, 2004, ISBN 5-352-00601-8

Ученые постигают смысл искусства, неучи – наслаждаются им.

Квинтилиан

Обычный средневековый домик: деревянные структурные балки, наборные
цветные стекла в окнах, румяная улыбчивая хозяйка достает пирог
из печки, оправляет пышные юбки и прикрикивает на детей, чтобы
успокоились. Муж вот-вот придет, цеховой мастер, вот его голос
уже доносится с улицы. После ужина все семейство предастся спокойным
занятиям, вроде чтения часослова или игры в кости.

Обычный современный домик. Гладкие стены, большие чистые окна.
(Строить из мелких кусочков больше нет нужды – технология позволяет
производить бетонные плиты и оконные стекла весьма гладкие и преизрядных
размеров.) Улыбчивая хозяйка засовывает пирог в микроволновую
печь, меняет засаленную футболку на чистую и убедительным тоном
просит детей шуметь потише. Муж вот-вот придет, программист; пробок
нет, иначе позвонил бы с дороги. Так и есть, уже слышен рев паркуемой
машины. После ужина все семейство предастся спокойным занятиям,
вроде просмотра телесериалов или компьютерных игр.

Первая картина не вызывает ничего, кроме умиления. Почему же вторая
представляется лживой – не то тупой? Разумеется, во втором случае,
не в пример первому, нам известны усредненные детали, стоящие
за поверхностным усредненным описанием быта. И детали эти не всегда
привлекательны. Идеализация прошлого есть способ бороться с недооценкой
будущего, отметим пока что для себя.

Homo quadratus – равномерно развитый человек, живущий в гармонии
со средой – идеал Средневековья, несмотря на все его цеховые и
сословные специализации. С той средой, что досталась по рождению
(балки или, напротив, их отсутствие), не всегда удавалось сжиться
даже в отсутствие психоанализа. Самый простой способ коррекции
– изменить среду, попытаться найти подходящую. Гольдмунд («Нарцисс
и Гольдмунд») златоустно поведал, как такое возможно или, вернее,
невозможно.

Христианское восприятие земной жизни как временного, недолгого
этапа, тленного преддверия вечной жизни, существенно уравновешивало
бытовую дисгармонию. Если же с обыденностью примириться никак
не удается, способы выйти из нее одинаковы во все времена: а)
наука; б) искусство – как в творческих, так и в воспринимающих
ипостасях.

Как воспринял бы 2-й герой способ жизни 1-го: миленько; с хозяйством
– ладно, жена как-нибудь управится, но телевизора все-таки не
хватает. А 1-й? Кто же не мечтает заглянуть в будущее. Но оставим
гаданья. Все просчитывается теоретически. С пропорциями – дело
худо, понятно сразу, с добротностью – тоже. Но с функциональностью,
практичностью, все должно быть более-менее в порядке.

Мирские вопросы порой не чужды и святым. «Функциональная теория
красоты св. Фомы придает систематическое выражение чувству, характерному
для всего Средневековья, – тенденции к отождествлению прекрасного
(pulchrum) с полезным (utile), восходящей к уравнению красоты
и блага (pulchrum и bonum)» (стр. 171, здесь и далее в цитатах
– курсив авторский) Мнение чрезвычайно живуче. Многие люди обитают
в безобразных домах и пользуются безобразными предметами не потому,
что у них нет другого выхода, а потому что красота и безобразие
не имеют для них никакого значения. Не нужно быть святым и великим
схоластом, чтобы сформулировать это: «красиво то, что удобно».
Современный вариант: летают только красивые самолеты. С этой точки
зрения любое искусство было прикладным.

Единых эстетических воззрений не было ни тогда, ни сейчас. Исследование
Эко повествует об этом красноречиво. Вкусы разнятся во все эпохи.
Но, тем не менее, стиль у эпохи был. Гибкий, подвижный, меняющийся,
но неизбежно присутствующий. Удавалось это, мнится, от того, что
мастер не просто делал то, что ему позволяла эпоха технически,
а потом что он делал самое лучшее из возможного.

«Для человека Средневековья вещь безобразна, если она не вписывается
в иерархическую систему целей, сосредоточенных на человеке и на
его высшем предназначении. Но ведь уродливая вещь не впишется
в эту иерархию, потому что ее уродство наверняка происходит от
какого-то структурного несовершенства, которое делает ее неадекватной
собственной цели.» (стр.172)

В VI веке Папа Григорий Великий, отличавшийся структурным мышлением
(ангельские иерархии усмотрены именно им) определяет четыре правила,
которым должно подчиняться изображение_ ¹:

1) оно должно повествовать о Творении или Священной истории;

2) оно должно открывать невидимое, дабы направить дух к спиритуальным
высотам;

3) оно должно трогать (поражать), благодаря искусному исполнению;

4) в дополнение к книге и устному слову, изображение должно учить
фундаментальным истинам.

Возвратимся к вопросу о возможном отношении средневекового человека
в современным вещам. Вне сомнений, он был бы ослеплен, поскольку
такого он никогда не видел. Большие равномерные панели однородного
цвета совершенно соответствуют принципу claritas (ясность). Таким
образом, необычность способна подменить свет.

Здесь противоречие, казалось бы. Свет – вечная субстанция, символ
блага и Творения, новинкой быть никак не мог. И, тем не менее,
его не хватало. Средневековье – это движение к свету. И в бытовом
смысле тоже. В домах даже днем было сумрачно. Ночное освещение
было роскошью. Витражи соборов – это и гимн Божеству, и практичное
освещение и – сказал бы Барнс – неоновые вывески античности.

«Раньше было время, когда вещи обладали ценностью не благодаря
тому, чем они были, а благодаря тому, что они означали. Но наступил
момент, когда было понято, что Божье творение было не организацией
знаков и знамений, но перераспределением форм.» (стр. 138) Если
Творение (с большой буквы) было всего лишь переупорядочением старого,
то что ожидать от творения (с малой буквы)? Это к вопросу об авангарде.

Свет может быть холодным и даже убийственным, знает современный
человек, читавший рассказы об арктических и антарктических приключениях.
Свет не плох и не хорош, так же как не плохо и не хорошо искусство
и даже религия. Зависит от умения пользоваться. Здесь имеем дело
с классической диалектикой. Благо, которого не хватает, положительно.
Благо, имеющееся в избытке, нейтрально.

Первые конструкции из стекла и бетона держались не только на сопромате,
но и на принципе необычности. Форма была не важна. Цвет, в сущности,
тоже. Настоящий ужас перед содеянными Франкен-бетонами пришел,
когда стало понятно, что технические пределы имеют еще меньше
значения, чем форма и цвет. Вся триада растворилась где-то в урбанистических
пейзажах..

Если бы дать средневековому архитектору бетон, стекло и подъемные
краны, что бы он сделал? А вот это угадать невозможно. Ибо Возрождение
было впереди. Именно теоретикам Возрождения нужно задать вопрос
об основаниях современной эстетики. Средневековый принцип «красивое
– это редкое» переходит в ренессансный «красивое – это новое».
«В мире, состоящем из элементов неповторимых, красоту следует
искать в уникальности образа, который создается талантом и удачей
(felicity).» (стр. 188) Но поскольку главной идеей Возрождения
была все-таки новизна, то и сама идея новизны тоже не нова. Идея
о том, что одни люди могут творить, а другие – не очень, стара
как мир. Цицерон («De oratore»), Платон и Плотин, бл. Августин
говорили, примерно, одно и то же: есть идея творения, есть творец
(обычный художник) и есть сотворенное. Идея всегда совершеннее
образца, сотворенного в соответствии с ней. Причины к этому называется
разные: как необходимость разделять теорию и практику (Цицерон),
так и несовершенство земных материалов, орудий и т.п. (Плотин).

Идея Возрождения – цицероновского, демагогического, думается,
толка: твори, не задумываясь; если задумаешься – ничего не получится.
А думают пусть другие, философы. Где-то тут и зарыта собака пустоголового,
неосмысленного искусства.

Думается, вдохновение художника прямо связано с индивидуализацией
искусства. Самоощущение человека как творца, демиурга присутствовало
вовсе не всегда. Дюрер был едва ли не первым художником, который
всегда подписывал свои работы.

Анонимная работа над громоздким коллективным произведением, вроде
собора, – испытание не проще художеств на необитаемом острове.
Чистое искусство, искусство ради искусства есть искусство анонимное.
Вспомним, имена нарекал Адам, а не Бог. Как знать, не этого ли
хотел безмысленный Творец и от сынов Адамовых – не толкования
ли, интерпретации.

1. Didier Méhu

Gratia Dei, les chemins du Moyen Âge

Musée de la civilisation, Québec, 2002