Литературная критика

Константин Леонтьев писал о России, как о больном, находил симптомы болезни, ставил диагноз,
прописывал леченье. «Подгнила Россия, надо бы подморозить!» - звучит, почти как заключение
паталогоанатома по поводу трупа... Будучи врачом по специальности, он как бы невзначай перепутал
Россию со своим пациентом. Кажется, метафора в переводе с греческого буквально означает «перенос».
Вот самое главное в творчестве Константина Леонтьева и было, в сущности, таким переносом его
личного профессионального опыта в сферу литературы, на белый лист бумаги. Думаю, с формальной
точки зрения такой подход не выдерживает никакой критики. Трупы, разложение… А при чем здесь
государство и его история? Я бы даже сказала, что все это чем-то напоминает шулерский прием, потому
что подобная метафора незаметно подбрасывается писателем в культурный обиход, совсем как нужная
карта из рукава, а увлеченные игрой партнеры по столу поначалу ничего не замечают, когда же до них
что-то доходит, то уже слишком поздно, даже шум поднимать бесполезно. Партия разыграна, ловкий
игрок сорвал куш и удалился… в небытие!

Но с другой стороны, чем еще является литература, как не собранием подобных метафор, то есть
переносов людьми своего жизненного опыта на белый лист бумаги?! Сидящим за столом игрокам только
кажется, что партия проходит по правилам. На самом деле, эти правила существуют исключительно в головах
литературоведов или еще критиков, которые, как я могла заметить, в литературе обычно мало что смыслят,
ну разве что, в свою очередь, тоже переносят свой профессиональный литературоведческий опыт на жизнь,
и тогда получается… Честно говоря, мне даже трудно определить, что тогда получается. Может быть,
получается литературоведение? То есть литературоведение и есть собрание переносов многочисленных
литературоведческих наблюдений на жизнь? Пожалуй, это было бы логично… Но для чего?.. Признаюсь,
моя голова не выдерживает подобного логического усилия. Помню, одна моя парижская знакомая,
селинистка, то есть литературовед по специальности, однажды в разговоре со мной с неподдельным
пафосом воскликнула по поводу вдовы
Селина Люсетт Детуш: «Что может понимать в Селине какая-то
танцовщица!» В общем, мне кажется, тогда получается что-то вот в этом роде… Более того, думаю, что
если бы она выпила еще - а мы как раз сидели с ней в ресторане на рю Муфтар и выпивали - то она вполне
могла бы воскликнуть еще и так: «Что может понимать в Селине какой-то Селин, ведь он же был врачом!»
Во всяком случае, я бы не удивилась. И самое главное, по-своему она была бы права!

Селин, на мой взгляд, действительно, не слишком хорошо разбирался в литературе, в том числе и в
собственных произведениях. А уж о Константине Леонтьеве и говорить нечего! Иногда простота последнего
даже пугает, например, когда в качестве примера «цветущей сложности» он ссылается на
философию Гегеля.
В такие моменты, признаюсь, он, по-моему, мало чем отличается от крестьянского паренька Есенина,
испытывавшего настоятельную необходимость непременно «сесть за Маркса», или даже от того же Вилли
Токарева, в ожидании журналистов заботливо раскладывающего на своем столике в гостиничном номере
томики Пушкина и Толстого. И Вилли Токарев тоже, вслед за Леонтьевым, вполне мог бы добавить к ним
еще и томик Гегеля, чтобы продемонстрировать журналистам сложность своего духовного мира... Короче
говоря, и Селин, и Леонтьев были совершенно посторонними людьми в литературе - лично у меня в этом нет
никаких сомнений. И тем не менее, оба сорвали неплохой куш! И все благодаря своей хорошо припрятанной
в рукаве козырной карте! Своему богатому жизненному и профессиональному опыту, который они ловко
перенесли в совершенно иную сферу!

Однако для того, чтобы уже сидящие за игорным столом не заметили этот самый опасный момент
подмены и позволили вновь пришедшему постороннему человеку включиться в игру, этот посторонний
должен постараться как-то отвлечь их внимание. Например, вырядиться в экстравагантный костюм, завести
речь на отвлеченную, не относящуюся к данной конкретной ситуации тему или же просто поднять шум,
короче, сделать что-нибудь необычное, приковывающее к себе внимание окружающих. Вообще, когда
прокручиваешь пленку, отснятую подвешенной к потолку казино скрытой камерой слежения, то все
представляется более-менее очевидным и понятным, однако в момент игры в пылу азарта непосредственным
участникам событий бывает во всем этом разобраться не так и просто. Поэтому всегда полезно мысленно
прокрутить для себя такую «пленку» несколько раз, чтобы лучше все осмыслить и сделать для себя
соответствующие выводы на будущее.

Константин Леонтьев, мне кажется, поразил внимание окружающих тем, что, садясь в экипаж,
непременно бил палкой извозчика - в то время это было совершенно не принято! Все отвлеклись, перепутали
Россию с человеческим телом, ну а потом уже игра пошла своим чередом: болезнь, смерть, разложение,
гниение… В общем, дальше все логично, все по правилам! Более того, Константину Леонтьеву таким образом
удалось проникнуть даже в философию, где эти правила вроде бы еще более строгие и жесткие, все должно
опираться на логику или же, на худой конец, на диалектику - не знаю точно значения этого слова, но когда-то
его слышала. Может быть, потому, что в философии, в отличие от литературы, философы так и не сумели
отделиться от философоведов и смешались с ними в одну кучу. Видимо, именно поэтому, из-за этой
неразберихи, в философии внешне теперь все выглядит очень строго и логично, хотя, на самом деле, по сути,
философия наверняка мало чем отличается от литературы. И пример Константина Леонтьева лишний раз
это подтверждает. Врач Селин тоже, кстати, очень любил использовать в своих романах образ смерти,
тщательно, со множеством анатомических подробностей описывая картины разложения как человеческого
тела, так и всей человеческой цивилизации. Но дальше литературы Селин, все-таки, так и не пошел, видно,
не рискнул…

Еще одним врачом в русской литературе и, пожалуй, самым известным, был
Чехов. Однако профессия
врача - видимо, единственное, что объединяет Чехова с Леонтьевым, больше никаких точек пересечения этих
двух писателей я не знаю. А почему, собственно, они должны были пересекаться? Конечно, забавно было бы
сделать их обоих героями какого-нибудь произведения типа «Коллеги», где Леонтьев был бы, естественно,
гнусным карьеристом и эгоистом… А так… Да, врачи! Ну и что?! Чехов, в частности, наоборот всячески
старался избегать в своем творчестве физиологии и, кажется, совсем не использовал никаких анатомических
образов, даже в качестве метафоры. Герои его произведений почти столь же бесплотны, как и он сам. Думаю,
именно поэтому его образ в советские времена был почти что канонизирован. Маленькая бородка
клинышком, пенсне и слегка виноватый взгляд прищуренных глаз - так и только так и должен был выглядеть
настоящий русский интеллигент! Образец и пример для подражания для каждого советского интеллигента!
Такой не подведет, будет себе работать врачом за мизерную зарплату, да даже и не за зарплату вовсе, а просто
из любви и сострадания к людям. Если ему что и не понравится, то он все равно ни за что и никогда не
выскажет своего негодования вслух, а просто тихо сядет где-нибудь в уголке и будет молча смотреть оттуда
на своих обидчиков с легкой укоризной. В своем роде наиболее экономичный и удобный тип человека,
выведенный в течение многовековой селекции, причем именно в России. Новый человек, в котором все
должно быть прекрасно: и лицо, и глаза, и руки…

Трудно сказать, что непосредственно в самом творчестве Чехова провоцировало на такую трактовку его
образа - лично меня всегда настораживали достаточно явно присутствующие у него женоненавистнические
мотивы, особенно в таких рассказах, как «Душечка» или же «Попрыгунья»… Видимо, все-таки это
произошло из-за полной бесплотности его персонажей, побуждающих думать, что и их создатель тоже крайне
непритязателен в своих физических потребностях. Как бы там ни было, но Чехов оказался одним из первых
русских писателей, который прошел полный фэйс-контроль при посадке на поезд, отправляющийся в
будущее, тогда как таких как Селин или же Леонтьев отсеивали еще на пути к платформе...

Внешний облик Чехова настолько очаровал советских людей своей очевидной духовностью, вызвал у них
такое глубокое уважение и преклонение, что, очевидно, по аналогии с Чеховым, заодно был канонизирован и
его практически полный визуальный двойник - Чайковский. Такая же бородка клинышком, такой же
застенчивый взгляд слегка прищуренных глаз, ну разве что без пенсне! Допускаю, что пенсне в жизни у
Чайковского тоже было, но его просто специально убрали с некоторых портретов - во избежание путаницы…
Короче говоря, Чайковский был назначен на роль «настоящего русского интеллигента №2», даже
крупнейший международный музыкальный конкурс был назван его именем, тот самый, на котором выступал
кумир советских домохозяек - американский пианист Ван Клиберн. Однако по иронии судьбы образ
Чайковского впоследствии претерпел радикальную метаморфозу: этот «настоящий русский интеллигент» на
поверку оказался отъявленным извращенцем, подпадающим под статью советского Уголовного Кодекса.
Одно из первых в России гомосексуальных сообществ стало даже называться его именем и поныне
составляет незримую конкуренцию несколько поблекшему музыкальному конкурсу, что, впрочем, не мешает
его участникам продолжать соревноваться в духовности. В общем, с Чайковским произошел небольшой
облом! И кто бы мог подумать, что такое случится?!

Смутно помню фильм режиссера Таланкина о Чайковском, повествующий о сложных отношениях
композитора со стареющей дамой по фамилии фон Мекк. Казалось бы, затронутая в фильме тема дает
широкий простор режиссеру для игры с властью, а именно такие игры в то время вроде бы так любила вести
советская интеллигенция - самый что ни на есть удачный контекст- но, насколько я помню, даже там, в этом
фильме, нет и малейшего намека на то, что великий русский композитор жил с кучером. Судя по всему,
режиссер этого просто не знает и даже не в состоянии себе такого представить. Впрочем, насчет режиссера
я не уверена - должен же был человек обратиться хотя бы к архивам, приступая к съемкам подобного
фильма-а вот непосредственность советских руководителей в данном случае не вызывает у меня ни
малейшего сомнения, да и большинства зрителей тоже.

Думая об этом историческом казусе, произошедшем с Чеховым и Чайковским, я невольно ловлю себя на
мысли, что, может быть, гипотеза Леонтьева об общем состоянии здоровья и возрасте русской нации и
вправду верна, то есть Леонтьев все-таки не совсем ошибся в своем переносе, кое-что угадал. В самом деле,
медицинские аналогии напрашиваются сами собой: такое впечатление, будто какой-то незримый окулист
усадил во врачебное кресло отечественных обывателей и устроил им небольшую проверку зрения. И это уже
даже и не метафора почти, а сама реальность. Диагноз не утешительный! Впрочем, окончательный вывод
делать пока преждевременно, заключений терапевта, окулиста и даже паталогоанатома недостаточно, есть
ведь еще и другие специалисты: стоматологи, невропатологи, ухогорлоносы и, конечно же, психиатры…