Проза

О, эти пляжи морские – что творят они с нами! Вчера ещё думал я о себе: всё! А сегодня стою в красных плавках, расправив плечи, верчу головой вправо-влево, оглядываюсь, если дама в бретельках проходит. Они все тут в бретельках, закрытых купальников не увидишь. Вот женщина средних лет – видно, тихая, скромная, мужу верна, а смотри, как стреляет глазками! И на ней лишь тесёмочки, открыта вся: «Вот она я! Любуйтесь!». Ах ты, скромница!

Сколько знал я таких! Бывало, молодая актриса на съёмках подойдёт ко мне уточнить, так ли роль свою понимает, раз подойдёт, второй, и вот уже она у меня на коленях. Нет, я вовсе не бабник, упаси боже, просто женщины были из тех, что, поступи я иначе, осудили б меня. На «правильных» мужиков женщины смотрят с усмешечкой: что, мол, с них взять? Вспомните фильм: Нонна Мордюкова – колхозная председательша говорит Михаилу Ульянову – партийному секретарю: «Хороший ты мужик. Но не орёл». Как это понравилось зрительницам! Повторяли потом по поводу и без повода: «Но не орёл!».

Женщины любят орлов, и я им был.

Сценарист на съёмках, по сути, второе лицо, и если режиссёра артисты только делают вид, что любят, каждый считая себя режиссёром, то на меня у них взгляд иной: писать для кино не всякий умеет – вот уже и особенность, а особенность привлекает, артистки влюблялись в меня. И что было мне делать?

Годы спустя меня пригласили на телевидение вести передачи о новых, как теперь говорят, кинопроектах, знакомить с артистами, режиссёрами, и меня увидела вся страна, поклонниц прибавилось, всюду меня узнавали.

Словом, жил я вольно, преуспевал.

Теперь уж какой из меня орёл? Всё позади. Сценарии мои не берут, никуда не зовут, на экран не пускают. И меня как-то быстро забыли. Сейчас ведь знают кого? Кто часто мелькает. Перестанет мелькать – никто его и не вспомнит. Думаю, не вспомнит никто и меня. Живу в Москве одиноко, жена ушла от меня ещё в те времена, когда бывал я на съёмках; сын отделился, женившись на предприимчивой женщине, фирму свою открыли – хорошо обеспечены, устроили мне эту поездку в Алушту, и я тут вроде как состоятельный человек. Даже вот малость нервишки пощекотал себе, стоя на пляже. Пощекотал, усмехнулся и пошёл одеваться.

Одет я, в общем, неплохо, кое-что ещё есть. Сейчас не мне светлые брюки, туфли в тон, вишнёвая водолазка – я в ней выгляжу, говорят, лет на десять моложе. А что? Строен, высок, в меру упитан, стрижка «под ноль», не сразу поймёшь, седой или светлый. Иду по набережной – рестораны, палатки, лотки. Чего только нет! Вчера отведал я чебуреков, на сегодня в плане у меня хачапури. Подхожу к лотошнице, а у неё два сорта: слева толстые, пышные, справа тонкие, жирно поблескивающие – какое взять? Женщина передо мной берёт тонкое, возьму-ка и я. Она (лет сорок ей) отошла к парапету, лицом к морю. «Извините, – обращаюсь к ней, подойдя, – скажите, почему вы взяли именно это, тонкое, а не то? И я вот, глядя на вас». Она, повернувшись ко мне, с улыбкой ответила: «Потому что это завёрнуто в плёнку, а то – нет» – «Надо ж, как просто! А мне и в голову не пришло».

Женщина ещё раз на меня взглянула и – смотрит, смотрит, не то удивлённо, не то вопросительно, будто что-то пытается вспомнить. Осторожненько называет мою фамилию: «Это не вы?» Да, говорю, я. Сдержанно говорю, а сам, как мальчишка, обрадован: оказывается, меня ещё узнают! И тут только стал я её рассматривать. На кого-то она похожа? Не из артисток ли? Смотрит на меня – восторг на лице, зарумянились щёки. Вот я её осчастливил! Доели мы свои хачапури и заговорили о старых фильмах – об одних она твёрдо знала: мои, о других спрашивала: «Это ваш?» – «Нет, не мой». – «А этот?» – «Этот мой». Сказала, что впервые узнала меня как телеведущего, а потом уже, извините, как сценариста. Я спросил, кто она по профессии, сказала, что инженер.

Так, разговаривая, пошли мы по набережной, и прорвалось былое моё красноречие. Теперь уж не вспомнить, о чём говорил, но говорил хорошо, самому даже нравилось. Она слушала меня всё с тем же восторгом (по-моему, с восхищением даже), смотрела на меня и смотрела, улыбаясь счастливо, а мне захотелось вдруг пригласить её в ресторан. Но тут же и осадил себя: «Какой тебе ресторан с твоими грошами!». А так как мне почему-то казалось, что она ждёт именно этого приглашения, я почувствовал себя в ту минуту ущербным. Она, умница, продолжала задавать вопросы о современном кино, и я быстро отвлёкся от ресторана, ещё более оживился – мы сходились в оценках, и это сближало нас.

На пути оказался салон-магазин крымских вин. «Отпробуем?» – предлагаю. «Давайте!» – отвечает игриво. Выпили, чокнувшись, дальше идём. Чувство такое, словно знаем друг друга давно, не виделись долго и вдруг встретились, вот-вот начнём обниматься. Вид её позволял мне так думать. Я не гнал это чувство – напротив, всё больше охватывала меня волнующая теплота и, не скрываю, желание близости с милой такой Незнакомкой нежданной. Я не спрашивал её имени, боясь, что окажется оно совсем прозаичным, а во мне звучал романс про «тебя я увидел, но тайна твои покрывала черты».

Поверьте мне, я вовсе не думал завлекать её, соблазнять. Я вообще ни о чём не думал тогда – только чувствовал! За чувствами шёл. Они вели меня, а я подчинялся им. Мне казалось, что и она те же чувства испытывает. Я и сейчас, месяц спустя, говорю себе: да, так и было. Для неё ведь я – человек с экрана, вроде как неземной. Думала ли, что так вот, вживую, увидит? Неожиданность! Ошеломляющая, может быть. И что? Здравствуйте и до свидания? Буднично попрощаться и всё? Должен быть праздник!

Мы дошли до Рабочего уголка, постояли у парапета, любуясь притихшим морем, лишь галька шуршала. Пошли обратно. Разговаривали и разговаривали, уже не о кино – обо всём, говорили как-то взволнованно, торопливо, то и дело смеялись, при этом брали друг друга под руку, соприкасаясь плечами...

У меня пересохло во рту. Вижу: персики спелые продают – покупаю, ищу, где их вымыть, не нахожу и предлагаю зайти в кафе, заказать что-то лёгкое и попросить официанта вымыть нам фрукты. «Только заказывать буду я, – последовало заявление, – мой черёд». – «Ни в коем случае!» – «Нет-нет, иначе я не пойду». – «Ладно, не будем жизнь осложнять, и без того она сложная».

Заняли столик, сидим, но официант почему-то к нам не подходит. А-ааа, ладно, пойду сам к умывальнику вымою. «Закажите мне кофе и больше ничего», – говорю, уходя.

А как персики мыть без посуды? Сначала на подоконник их выложил, тщательно вымыл руки, пакет сполоснул хорошенько, теперь по одному буду мыть и в пакет, мыть и в пакет. Гигиенично? Далее – сушить руки, не являться же с мокрыми! Пока сделал всё это, пока шёл через зал... А где же моя Незнакомка? Заказанное стоит на столе, а её нет. Тоже пошла в туалет? Улыбнулся я, отпил из чашечки кофе, жду. Для себя она, вижу, взяла какой-то напиток в красивой фигурной бутылочке. Жду. Нет и нет её. Допил кофе. Сосу персик. Ну-ка, что за напиток взяла она? Придвигаю бутылочку – «Золото Крыма», выдержанный коньяк! Пятнадцатилетний. Сверхроскошь! Вижу листочек (был под бутылочкой), беру и читаю. Что это?! Оплаченный чек?.. Расплатилась и ушла от меня?.. Оплеуха мне! Наверное, я покраснел от стыда.

Долго сидел, не мог ничего понять. Ну пощёчина! Заметила, что экономил я на крымском вине, на этих злосчастных персиках? Но я это делал с неким, привычным якобы, шиком – не должна догадаться. Нет, тут что-то другое. Но что? Боялась развязки и так вот?.. А причём тут коньяк, зачем? Прощальный подарок, презент? Или, не подумав, сделала глупость, потом будет жалеть?..

Сколько бы ни задавал я вопросов, ответить на них не мог. Загадка. Так и уехал в Москву с загадкой. И бутылочкой «Золота Крыма». Приехав домой, не сразу распечатал её, что-то меня удерживало, день, другой... А распечатав, сделал всего лишь один глоток. Такую волну тепла вызвал он! Той самой, какую испытал я тогда, на алуштинской набережной.