Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

В конце января с запада, из-за горных вершин Башкирии, притянуло
снеговые тучи. Все небо, от горизонта до горизонта, налилось тяжелым,
черным свинцом. Снег шел несколько часов, непроглядной белой стеной
шел – из окна телеграфного столба за забором не было видно, –
и такой обильный оказался этот снег, что к вечеру под толстым-толстым
слоем оказались и скалы, и река, и все подворье.

(Ну вот, вы осилили первый абзац, самый тяжеловесный и неприятный.
После него пойдет легче.)

– Я, наверное, не пойду баню топить. Сёдня-то… – сказал дед Касым.

– Нет, конечно! Баню-то! Зачем она?! – огрызнулся Горя и передразнил
старика:

– «Сёдня-то»…

– Тогда я к себе?

– Здесь оставайся! В доме.

– В доме не могу. Я к себе пойду.

Горя смотрел телевизор:

– И чего привязался: к себе да себе… Здесь оставайся – здесь теплее.
А там только электричество жжешь, на печку-то.

– Нет уж, Егорушка, не обижайся, а мне там спокойнее. Я ведь за
ночь по пять раз до ветра хожу, с чая-то. Зачем тебя будить?

Дед Касым появился в деревне летом того года. Туристы, которые
жили тогда у Гори, позвали его чай пить. Потом накормили, налили
водочки… Дед Касым невеликого роста, хорошо, если полтора метра.
Худенький, с жидкой бороденкой. Зла такой не причинит да и весело
рассказывает всякие бывальщины и небывальщины. Как радиоприемник
– ни на минуту не умолкает.

Горя из жалости пригрел старика у себя в летнем доме, которым
назывался жилой сарай с деревянными койками. Постепенно-постепенно
дед освоился в доме у Егора, начал помогать по хозяйству, то есть
кормил собак, аккуратно сложил дровню и держал кистоту во дворе.

Своего дома у деда Касыма не было, жена ушла, единственный сын
погиб, пенсию старик получал в какой-то таежной деревне на другом
краю Салаватки. Каждый месяц отправлялся за ней пешком, потому
что экономил на проезде. В дороге ночевал где придется: у знакомых
или просто в пещерах, которых в этих местах множество.

Христианский вероисповедник, который жил у Гори осенью, подметил:

– Не гони ты его: Касым учит смирению. Дед кипешит, а ты знай
свое – терпеливо переноси.

Друзья сказали Егору:

– Пусть живет. Каково тебе тут одному зимовать? А с дедом хоть
веселее. Заболеешь, будет кому хоть водички принести.

И старый таежный бомж остался у Гори.

Утром дед Касым ушел за водой. В любую погоду он бежит к роднику,
который бьет в верховьях притока. До января стояла плюсовая температура,
и Горя набирал с крыши целые бочки талой воды. Дедушка отказывался
пить ее. Говорил:

– Чего это я талую буду, когда родничок есть.

Горя давно подмечал, что у деда Касыма и родника особые отношения.
Старик начинает разговаривать с ним еще на подходе. Бормочет что-то
себе под нос, а когда увидит наледь небольшой лужицы, образованной
родником, начинает притопывать и подравнивать ее края.

Он же, дед Касым, выправляет русло ручейка, убегающего вниз к
реке, ругается, если в воду попал камень или ветка. Убирает их.

Воду дедушка набирает с особым благоговением. А зачерпнув лишнее,
выливает в сторону. Каждый раз он приносит два ведра, всю обратную
дорогу продолжает бормотать что-то себе под нос и замолкает только
у самых ворот. Чтобы Горя ничего не слышал – засмеет иначе. Хотя
Горя сам втихомолку подглядывал за дедом и с уважением относится
к его обряду.

Все это Егор называет «дружба с природой».

– Знаешь, почему ты такой злой? – спросил как-то дед Касым.

– Почему же? – от удивления Горя даже оторвался от телевизора.

Этот старый «Бильбо Торбинс из тайги» нередко раздражал его, а
сегодня веселил.

– Потому что «зеленого чайку» у тебя нету…

Горя и его гости однажды угостили деда Касыма марихуаной. Старик
курнул со всеми, покряхтел и одобрительно кивнул головой:

– Хороший у вас «чаек зеленый»…

Летом Горя посадил марихуану в своей теплице. Здесь, в горах,
«травка» выросла что надо. Егор насушил с урожая две трехлитровые
банки. И он, и старик радовались: теперь до следующего года «ганджюбаса»
хватит. Но под Рождество Великий Дух этих мест, Дед, как называют
его и Горя, и дед Касым, просветил курильщика. Ни с того, ни с
сего тот вдруг понял, что не он курит марихуану, а марихуана его…

Каждый раз «трава» забивает Горю в «косячок», а уж потом заставляет
плясать под свою дудку…

И тогда Егор решил завязывать с этим делом. Начался настоящий
обряд «истребления «зеленого чайка»». Сначала Горя выкопал одну
банку и публично сжег ее – тогда еще в гостях были его друзья
из Челябинска.

Полчаса после этого Егор крепился, а потом добрался до второй
банки и вывалил ее содержимое в ведро с отходами. Таким образом,
«ганджюбас» в растерзанном виде был предан трем стихиям: сначала
в целях конспирации – земле, затем – огню и в конце концов – воде.

За ночь намело так, что входную дверь пришлось выталкивать наружу.
Две собаки: подросток питбультерьер и синеязыкая чао-чао, – выскочили
во двор. Дед Касым бегал в глубоких сугробах с лопатой в руке
и охал.

Горя натянул овчинку и без шапки вышел под снег.

– Давай-ка крыльцо почистим, – предложил дед Касым.

– К чему? Опять заметет.

Горя посмотрел на скальные останцы, возвышающиеся на другом берегу
реки. Пять Братьев. Снеговые шапки останцев упирались прямо в
черное небо. Где-то неподалеку располагалась гора, напоминающая
слоновью голову бога Ганеша. Гору не было видно за снегопадом,
который стоял стеной. Но Егор помнил, как каменный хобот Ганеша
опускался прямо в реку.

Вниз по течению была Каменная Печка – уникальная гранитная плита,
которая летом нагревалась под солнцем, и от нее шел пар. Рядом
с ней стояла скала Воин, у которого тайная пещера начинается прямо
в промежности и уходит далеко под землю.

От вида заметенных останцев и горных вершин на душе у Гори потеплело.
Собственно, он и перебрался в эти местности ради этого. А еще
ради древнейшей истории человечества.

– Вот ты кто по национальности? – спрашивал он у деда.

– Башкирин.

– Эх, голова: «башкирин»… Башкир ты! А как вы сюда попали?

– Всегда тут были…

– Нет, не всегда! Вас же как рабов сюда пригнали, на Урал. Пригнали
и оставили тут. А теперь вы считаете, что это ваша земля. Исконно.
Нет. Тут еще задолго до вас арии прошли. Они увидели эти красоты
и описали их. И в «Ригведе» описали, и в «Махабхарате»… Арийские
это места. А вас нагайбаки пригнали. В Великой войне они сражались
за бога Индру, и он позволил им занять эти территории. А всех
башкир взять с собой как рабов.

Эти разговоры не интересовали деда Касыма.

Зато он любил другие и моментально переводил тему:

– А я ведь место одно знаю…

– Да ты много их знаешь…

– Нет, то особенное. Там золото лежит.

– Врешь!

– На самом деле лежит. В реке. Большой кусочек. В солнечную погоду
только с одного места видно: лежит на дне и блестит… Хорошо блестит.

– Где?! В нашей реке?

– Туточки.

Егор задумался, а потом неожиданно заключил:

– Грех это. Возьмешь золото, тут и начнется... Это же попадалово:
возникнут проблемы, дергать начнут, таскать везде… Это ж как чемодан
с миллионом долларов: пока его нет, все спокойно, а появится,
тут и начнется…

На этом разговор был окончен.

Днем зимовщики снова встретились во дворе.

– Все, теперь к нам до весны никто не приедет, – заключил Горя,
указывая на белую непроглядь.

– Так уж и до весны?

– Ну, а как еще? Дороги замело… По небу, что ли, лететь? Нет,
до весны гостей не будет. А потом еще наводнение. Мы словно на
острове будем – со всех сторон вода. Знаешь?

– Как не знать…

– А ну да, ты же местный… Зимой мы тут одни.

– За пенсией все равно пойду.

– Пойдешь-пойдешь, – согласился Горя. – За пенсией ты по любой
погоде ходишь. Только теперь за неделю не управишься…

– Дней десять прохожу…

– Давай-давай. Хлеба прикупишь. Молока. Может, водки возьмешь.

– Денег дашь – возьму.

– Денег дам, но водки не надо. Без нее проживем.

Дед Касым молча кивнул и спросил:

– Я попью у тебя чаек?

Под вечер разговор про золото возобновился. Дед Касым ненароком
упомянул про свой «неприкосновенный запас». После этого Горя думал
весь вечер. Молча курил, смотрел в окно, где из-за снега все равно
ничего не было видно.

-Прямо так и лежит? – спросил он.

Дед Касым словно ждал этого вопроса.

-Лежит. В солнечную погоду только с одного места видно. Большой
кусочек…

– На килограмм?

– Может, на килограмм, может, чуть меньше. Хороший кусочек. Я
его еще три-пять года назад заприметил. Лежит себе, никто не берет.

– А глубоко?

– Да метров два-четыре. Только вода холодная, речка быстрая… Может,
и видели его, но никто не ныряет…

Егор разозлился:

– Я уже говорил тебе: попадало это. Посадят нас за твое золото!

Дед молча забился к себе в угол и пил чай с печеньками. Под книжными
полками его почти не было видно, а книги Горя собрал знатные:
мифологическая энциклопедия, Александр Мень, Николай Рерих, Ницше…

Ночью Егор курил, сидя за столом рядом с дедом, и неожиданно заговорил:

– Золото по-латински аурум, а аурум – это все… Золото разрушает
ауру, разрушает ум. Так что не говори мне больше про этот кусок
золота. Не пойду я понимать его… И вообще никому не говори – беду
накличешь.

Горя поднялся и запустил в дом собак.

– Ты бы в город поезжал, – предложил дед Касым. – Дня на три…

– Ага, уедешь тут! А хозяйство? Кто на хозяйстве останется?

– Я.

– Не смеши! Печь топить, собак кормить… Они же озвереют тут, тебя
обижать начнут.

– Поди не начнут…

Утром дед Касым тихонько пробрался в дом и поставил чайник. Горя
поднялся со своей лежанки, ополоснул лицо холодной водой, причесался
перед зеркалом, а затем сел завтракать.

– Проверяешь ты меня, – неожиданно сказал Егор старику. – И гостей
моих проверяешь…

– Чем же?

– А золотом своим. Смотришь, поведется ли человек на твои басни.
Промолчит или пойдет доставать кусок золота. А пойдет и все –
никчемный он человек, на гибель готов пойти ради золотишка… А
ведь нет там ничего. Консервная банка там лежит на дне и блестит
тебе. Так ведь?

– Может, и так. Только блестит больно хорошо, сильно блестит.

Горя с досады махнул рукой:

– Ну, и пусть блестит!

Февраль 2007 года.