Проза

Поезд остановился на маленьком разъезде по просьбе единственного
пассажира. Распахнулись двери вагона. Чуть слышно гудели
магниты воздушной подушки. Спустя минуту вагоны плавно покатили по
монорельсу, а на перроне из пластика «под мрамор» остался в
одиночестве Николай Николаевич Марфин, человек лет сорока.
Оглядевшись, сошел по ступенькам на дорогу, ведущую к родной
деревне. А вот и она, Тужиловка! На холме разбросана горсть
старинных домиков – музейные экспонаты, в которых никто не
живет.

Посреди широкого деревенского выгона Марфин вновь увидел памятник –
человеческая фигура из золота, на постаменте надпись:
«Николаю Николаевичу Марфину от благодарного человечества».
Памятник огорожен цепями и тумбами из нержавеющего металла, вокруг
расстилается широкий деревенский выгон с высокой, по пояс,
травой – коров здесь давно не пасут.

А вот и дом Николая Николаевича, где он родился и вырос –
деревянный, срубленный в шестидесятых годах двадцатого века, дубовый,
на прочном фундаменте из камня-известняка. Прогнулась
позеленевшая шиферная крыша... На стене табличка с именем
знаменитого ученого... Он толкнул неподатливую скрипучую дверь сеней
и, как в детстве, почувствовал кислый запах. В полусумраке
разглядел бочку, в которой мать когда-то квасила капусту. А
ведь это было триста с лишним лет назад – даже не верится!..
Как не верится и в то, что он тот самый «Н.Н. Марфин,
подаривший человечеству бессмертие».

Он – «первый бессмертный», как пишут в газетах, потому что все опыты
поначалу производил на самом себе. Ему стукнуло не много и
не мало – триста двадцать шесть лет! Благодаря его открытию,
генетические функции человека поддерживались
электромагнитным излучением строго индивидуальной частоты, благодаря чему
организм мог существовать неопределенно долгое время.
Сколько? Никто этого точно не знал, хотя по расчетам Марфина
выходило как минимум 900 – предельный возраст Адама. В прессе, в
рекламе телевидения ученого так и называли: «новый Адам».

Выглянул в низкое окошко – по этой улице он в детстве, будучи
подпаском, гонял стадо коров. С десяти лет он сам зарабатывал себе
деньги на одежду к школе...

«Я дома!» – грустное и одновременно радостное ощущение. Он опять
почувствовал себя студентом биотехнического института,
приехавшим домой на каникулы.

Открыл холодильник, достал бутылку водки, кое-что из еды. Выпил
несколько рюмок, немного поел. Аппетита почему-то не было. На
глазах неожиданно навернулись слезы:

– Мама, что же ты не встречаешь меня, не подаешь горячих блинов –
ведь я приехал!..

Во второй комнате белый металлический шкаф – диагностический
автомат, установленный лет пятьдесят назад, но до сих пор исправно
работающий. Николай Николаевич дал ему шутливое прозвище:
«доктор Гиббл». Шкаф был напичкан датчиками и приборами,
снабжен боксом с кроватью. При необходимости человека можно было
доставить в больницу с помощью пневмодвигателя по
специальному тоннелю. Такие установки, более совершенные, имелись в
каждой семье. Марфину пока не приходилось обращаться к доктору
Гибблу не только за помощью, но даже за консультацией.
Бывая изредка в Тужиловке, ученый гулял по окрестностям, удил
рыбу, собирал в лесу грибы...

В первой комнате стояла большая русская печь, а в сенях имелся запас
дров. Николай Николаевич погулял по заросшим тропинкам
сада, истопил печь, а когда кирпичи стали теплыми, залез на
печку и заснул, как в детстве, на старом овчинном тулупе. От
свалявшейся шерсти также пахло чем-то давним и знакомым, на
чердаке скреблись мыши, но ничто не могло потревожить сон
усталого городского человека.

Однако утром следующего дня Марфин проснулся с ощущением
недомогания. Умылся, выпил чашку кофе, включил бесшумную электробритву,
подошел к зеркалу. Щупальца бритвы мягко гладили по щекам.

С виду все в порядке: ни единой морщинки. Но глаза почему-то сильно
посветлели. В зрачках не видно бездонного живого сияния...
326 лет! Генетический механизм, поддерживаемый излучением с
космического спутника, устал и уже не воспроизводит новые
клетки. И клетки разрушаются, гниют, словно стены деревянного
дома, разъедаемые грибком. Необъяснимая слабость в теле и в
душе. Придется, наверное, обращаться к доктору. Если
органические клетки, взращиваемые искусственным способом, начнут
разлагаться, это конец. Никакой доктор не в силах вновь
закрутить пружину жизни, хотя Марфин до сих пор еще верит в свои
расчеты.

Вот он, «доктор Гиббл», устаревшая конструкция типа Д-642. Доктор
молчалив и никогда не отвечает на вопросы пациента. Марфин
шагнул внутрь шкафа, машина автоматически включилась, провела
обследование пациента, сделала ему несколько уколов. Николай
Николаевич сразу почувствовал себя намного лучше.

Молчаливый Гиббл обследовал Марфина подозрительно долго, не отпуская
липких пластиковых присосок с холодных датчиками, несколько
раз проколол кожу, беря кровь на анализ. Наконец Гиббл,
сделав Марфину несколько местных облучений, отпустил его.
Марфин облегченно перевел дух, подошел к зеркалу: на
свежевыбритой щеке лопнул прыщик, и в этом месте стремительно, с каждой
минутой набухала шишка. На лбу появились узелки кровяного
оттенка.

Марфин с ужасом отшатнулся от тусклого, знакомого с детства зеркала
– да я же мертвец! Давно мертвец...

Мигали лампочки на пульте, металлического оттенка голос приглашал
Марфина лечь на носилки – срочно в ББ, большую больницу!
Николай Николаевич один раз в год обязательно проходил курс
лечения в ББ, и это всегда шло ему на пользу.

Не успел Марфин повернуться, чтобы забрать из дома некоторые свои
вещи, как дверца «доктора» вновь открылась, выкатились белые
носилки.

Николай Николаевич был так растерян и ошеломлен, что машинально
улегся на простыню. Суетливо одернул пиджак, поправил галстук. В
«докторе» что-то загудело, сильный воздушный поток
подхватил носилки с человеком и всосал их внутрь тоннеля мощным
потоком воздуха.

Стало темно. Ощущалось стремительное движение в узком пространстве,
воздух которого был наполнен успокаивающим лекарственным
запахом. Марфина несло вперед по гладкому тоннелю, мелькали
редкие лампочки.

Несмотря на эйфорию от распыленного наркотика, Марфина не покидала
тревога. В упругом темном воздухе появились новые ароматы, и
пациент заснул.

…Очнулся уже на постели, связанным по рукам и ногам. Палата большая.
Вдоль стен расставлено множество приборов. Над Марфиным
склонялся молодой улыбчивый человек в белой шапочке – доктор
Ильин.

– Привет!.. – Марфин приподнял голову и мельком увидел кисть своей
руки, торчавшей из-под простыни. Рука посинела, распухла как
мяч. Кожа в нескольких местах лопнула, сочился гной. Пальцы
почернели, и ничего не чувствовали.

– Не беспокойтесь... – Молодой Ильин, неестественно улыбаясь,
поправил простыню. Ильину, кстати, тоже было далеко за двести. –
Мы поправим положение...

Марфин видел кончик своего вздувшегося носа, багровые шишки,
свисавшие с бровей. Он закричал.

Ильин снова улыбнулся: «Будьте спокойны, учитель! Мы непременно вас
вылечим, будете как новый!»

Но Марфин продолжал кричать, чувствуя настоящую боль, впервые
пришедшую к нему. С каждой минутой она становилась все
невыносимее, выплескивалась, накопившись за минувшие столетия.

– В ионизатор его!.. – послышался чей-то властный спокойный голос.
Марфин потерял сознание.

Улица в утренней дымке. Марфин, бодрый и здоровый, выходит за порог
ББ. Ильин, другие ученики и коллеги знаменитого Марфина,
тепло прощаются с ним. Звучат бодрые пожелания, но в городском
воздухе разлита непонятная тревога. Марфина ждет
электромобиль на воздушной подушке. Дверца машины автоматически
открывается.

Марфин едет по знакомым улицам в свой институт. Автомобиль,
управляемый компьютером, уверенно лавирует в потоке машин.

Вот знакомое здание. Открываются входные двери, затем лифт.
Очутившись в своем кабинете, Марфин с удовольствием усаживается за
стол, перебирает документы, над которыми собирается сегодня
поработать. Надо срочно вносить коррективы в расчеты!.. Дело
идет на лад. Марфину удается решить сразу несколько проблем,
есть шансы продлить жизнь человека до 1100 лет!.. Ученый с
приятной усталостью поднимается из кресла, подходит к
широкому, во всю стену окну, смотрит на знакомую панораму города.

Ярко сияет полуденное солнце. Бесшумно работают кондиционеры.
Неожиданно у Марфина возникает ощущение, будто он совсем пустой
изнутри. Он вдруг совсем забыл лица своих родителей, не
помнит, где его родная деревня. Проблема, которую он сегодня решил
– ложная...

«Каждый умирает в одиночку», – вспомнил Марфин старинную пословицу.

Он подходит к большому зеркалу, висящему в кабинете. Отражение
Марфина безупречно. Недаром сегодня утром секретарша сделала ему
комплимент.

«Внутри меня пустота, я лишь воссоздан с помощью ионизатора», –
вздыхает вечно «сорокалетний» Марфин.

В окне панорама стройки. Роботы-строители трудятся днем и ночью,
возводя новый небоскреб.

После обеда Марфин садится в электромобиль и едет за город. Ему
снова хочется побыть в одиночестве на природе. Он видит дубравы,
озера, ручьи, красивые болотца. Выходит возле ручья,
смотрит на прозрачные журчащие струи. Разувается, опускает босые
ноги в воду, становится подошвами на каменистое дно. Смотрит
в небо, на пышные облака. Однако во всем окружающем мире, в
своем словно бы опустевшем организме Марфин чувствует
напряженное гуденье...

Он не знает, что за ним наблюдают. Затемненный кабинет. На экране
изображение Марфина, сидящего у ручья. В руках у него ромашка,
он отрывает один за другим лепестки. Губы его шевелятся в
забавном детском гадании.

За пультом люди. Лиц не разглядеть.

– Это он … – запинающийся глухой голос Ильина.

– Включаем? – спрашивает ассистент.

– Другого выхода нет – генные лимиты Марфина исчерпаны.
Ионизационный код продержится минуты две, затем… Нельзя допускать, чтобы
он мучился.

Ильин, тяжело вздохнув, нажимает кнопку, оставляя в компьютере
данные о Марфине.

Над ручьем поднимается облачко пара, в примятой траве шевелится на
полуденном ветру букет ромашек.