Проза

Пал Иваныч дрожащей ладонью гладит свою голову, словно жалеет самого
себя. На лысине его множество шрамов и отметок. Но смотреть
на конец его головы удовольствия мало – все равно, что
разглядывать обратную сторону луны. Старик, замечая мой взгляд,
горько усмехается, постукивает синим закорюченным ногтем по
маленькой воронке, похожей на кратер миниатюрного вулкана, в
глубине которого пульсирует в такт ударам сердца красный
полупрозрачный комочек, напоминающий по форме горошину.

Ветеран дает пояснения: поймали его, тогда еще молодого
продкомиссара, тамбовские лесные мужики, привязали к дереву да и
вколотили в голову длинный гвоздь, скрывшийся по ржавую шляпку в
пышной тогдашней шевелюре, о которой нет теперь даже
воспоминания. А гвоздь отыскал в подкладке зипуна придурковатый рябой
малый. Молоток нашелся на одной из телег.

Прямая, материалистически важная истина с одного удара вонзилась в
разгоряченный мозг Пал Иваныча, достигла внутри головы
центрального сияющего места и ярко осветила изнутри шальной
склизкий череп.

Деревенский пастушок Прошка, проходивший по этим местам, наткнулся
на казненного, но все еще живого комиссара, освободил его от
веревок и повел за руку в деревню, потому что взрослый
человек не соображал, куда надо идти и совсем не мог
разговаривать, потому как находился, по выражению рассказчика, нервно
отхлебывающего пиво, в «гвоздевом» состоянии.

И были от этого непримиримо зундящего гвоздя (казалось, в голове
ворочается раскаленный засунутый столб) перед глазами Пал
Иваныча разные видения. Придорожные лопухи казались ему
серебристыми дворцами, украшенными не пылью, но сгустками брильянтов.
В тех дворцах без всяких прописок и ордеров жили под
защитой сверххристианской справедливости умные крохотные человечки
– он всё норовил наподдать уродцев носком хромового сапога.
Карлики уворачивались, хихикали, а испуганный пастушок с
испугом смотрел на дядю-комиссара, неловко приплясывающего
посреди поля. Прошка привел его к деревенскому кузнецу Власу, и
тот сразу догадался, в каком месте у комиссара засел
железный предмет местной выковки. Позвякал инструментами, отыскал
клещи острой захватистости. Когда тащил гвоздь, тот пищал,
как живой, словно не хотел вылезать наружу из
несокрушимо-идейной мягкости.

Держа дымящийся гвоздь в клещах, Влас показал его Пал Иванычу. Так
обычно стоматолог показывает больному выдернутый зуб, на
который и смотреть-то противно. Но Пал Иваныч смотрел: по гвоздю
струился вверх пар пролетарского задвохнутого гнева. А
когда кузнец швырнул гвоздь в кадку с водой, тот зашипел, как
раскаленный, пустил со дна серые вонючие пузырьки.

Пал Иваныч, забыв про кузнеца и пастушонка, с любопытством глядевших
на него, залез рукой в лохань, нашарил среди заилившегося
хлама четырехгранный теплый гвоздь. Вынул его, вытер о край
гимнастерки и побрел в уезд – докладывать о неудачном рейде
продотряда. В гвоздевой головной шахте, обдуваемой свежим
летним воздухом, жгло и мучило насущным вопросом: какой же
такой новый свет открыл для народа Пал Иваныч всей своей тогда
еще молодой и одновременно нестерпимо мучительной жизнью?
Кончик полуторасотенного гвоздя наткнулся внутри головы на
нечто язвосмысленное и разбудил это – не совесть, а что-то
другое, полунаучное, питающееся серым фосфорическим веществом.
Вместе с гноем и сукровицей из раны вытекала прежняя глупость
уничтожения: как ты других, так и они тебя! Правая ладонь на
ходу сжимала высыхающий на ветру, но все еще липкий гвоздь.
Полевая дорога обвевалась запахом поспевающей пшеницы.

– Гвоздь?! – воскликнул я, чувствуя в своем голосе пивную мягкость.
– Да ведь он сохранился до сих пор! Я почти каждый день вижу
его, когда прихожу к вам, Пал Иваныч, в гости. Он вбит в
стенку хаты, слева от двери – ручной кованой работы, такой
редко теперь увидишь, с квадратной шляпкой. Вы ведь на него
вешаете свою наркомовскую фуражку!..

Активист кивает обнаженной головой, улыбается. Военный картуз лежит
на столе, и разбухший темный козырек его продолжает
пропитываться пивом из лужицы на столе.

– Эй вы, скучные люди! – кричит Пал Иваныч на всю пивную. – Надо вам
знать закон: скучного человека бьют по скучным местам!

Посетители оборачиваются на тонкий визгливый голос, улыбаются:
забавный старикашка! Пал Иваныч целится в них из костыля,
воображая его трофейной «аглицкой» винтовкой: я вам покажу, как на
меня показывать!