Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Когда Иннокентий Абрамович громко и истошно завопил, было уже поздно.

Однако Машенька на всякий случай сказала:

– А может, его еще можно спасти?

– Вряд ли, – глубокомысленно нахмурился Потапов. – До него не
выживали, и он не выживет.

– Хрр… Ё-о-о-оу-у-у! – ненамеренно вставил свою реплику Иннокентий
Абрамович, уже почти прощаясь со всеми присутствующими.

– По-омянем душу убиенна-аго-о-о! – протянул нараспев отец Илларион,
крестясь в сторону Иннокентия Абрамовича.

– Рано еще, батюшка. Рано, – спокойно сказал граф Гоберидзе.

– И почему «убиенного»? – резонно, но как бы в пустоту заметила
Машенька, изящно выплюнув головку желтой горьковатой ромашки. –
Гадость-то какая, – поморщилась она.

– Обычное дело, – хмуро констатировал Потапов, переминаясь с ноги на
ногу. – Не он первый…

– А вам бы все позлорадствовать, позубоскалить, – быстро-быстро и
очень угрожающе защебетала Тамара Георгиевна Кляйн Фон
Ашенбах. – А ведь Иннокентий Абрамович, между прочим, – герой
войны. Он за вас… – она даже поперхнулась, откашлялась, но
продолжила: – Да, за таких вот как вы, прости Господи, в плену у
красных… полтора года… на воде и хлебе! Да что там
говорить!.. И вот теперь, так бесславно…

– Был человек, и нет человека, – снимая картуз, невозмутимо изрек
Потапов и закурил пахучую папиросу, тактично отбросив
обугленную спичку не в сторону Иннокентия Абрамовича, а в
противоположную.

– Умб-умб-хрра-а-а-а!.. Умб… – нарушил стройный диалог последний,
напрасно пуча глаза и обреченно размахивая конечностями.

– А он вообще-то был ничего… – ностальгически-ласково улыбнулась
Машенька. – Ну… как мужчина.

– Не стыдно? – по-прежнему крестясь, грозно укорил ее отец Илларион.

– А откуда, девочка моя, – тихо и вкрадчиво начала Тамара Георгиевна
Кляйн Фон Ашенбах, однако было ясно, что еще чуть-чуть и
она вновь взорвется, – тебе это известно? А, откуда? Откуда,
а?! А?!!

– О-о-оу-ё-о-о-о-омм! – добавил к вышесказанному Иннокентий Абрамович.

– Не кричите на меня… – как-то замедленно и жалостливо произнесла
Машенька. – Я, может, его…

– Что?! Что?!! – запальчиво каркнула Тамара Георгиевна Кляйн Фон
Ашенбах. – Любила, да?! Это ты хочешь сказать, милочка
сероглазая?! А может, убила? Может, это ты его убила?!! Ха-ха-ха!!!
– она густо покраснела, затем побелела и вдруг рухнула
оземь.

– Ничего-ничего. Это с ней бывает, – немного стеснительно объяснил
всем барон Кляйн Фон Ашенбах, доставая из нагрудного кармана
пузырек с нашатырным спиртом.

– Был человек… – еще более мрачно, чем дотоле, констатировал
Потапов, тактично отбросив докуренную папиросу не в сторону
Иннокентия Абрамовича и Тамары Георгиевны Кляйн Фон Ашенбах, а в
другую.

– Да прекратите вы, наконец? Это отвратительно, – спокойно сказал
граф Гоберидзе и кинул в Потапова ослепительно белую лайковую
перчатку. – Это вызов, – добавил он на всякий случай.

– А-а-а-а-абррр!! Умб!!! – как бы окончательно прощаясь, хрюкнул
Иннокентий Абрамович.

– Господа, его больше не видно… – изящно всплеснула Машенька нежными ручками.

– Да-а… – задумчиво проговорил Потапов, разглядывая предмет,
удивительным образом оказавшийся у него на лице. – А вода-то нынче
холо-одная…

2007