Имитатор
Часть первая
Записки гувернера, тетрадь
Продолжение
14.
Пустой дом Сенчиных – а ощущенье блаженной пустоты создавалось в
нем, благодаря видимому отсутствию жильцов (даже Густав не
показывался – почивал, вероятно, в чей-то спальне) – полностью
принадлежал Жану, по крайности, так ему сейчас
представлялось. Пустота теперь не пугала, напротив, она неопределенно
вдохновляла. Я чувствовал себя Моисеем на горе Синай. Мне сразу
же нестерпимо захотелось обойти весь особняк, точно то были
уже мои собственные владения. Страх отступил, и настроение
парадоксальным образом улучшилось: так странно подействовала
на меня мнимая свобода перемещенья по этим огромным барским
покоям. Я покинул кабинет – кабинет еще словно бы
взбудораженный, еще хранивший там и сям некие остаточные вихри,
взметенные хозяином, – прошел по коридору, миновал закругленную
лестницу, ведущую наверх, и только тут возвратился как бы в
себя: обещанные гонорары все же следовало отрабатывать.
Одолев лестницу, я тихонько, как подобает благовоспитанному
средоточию наук, постучался в дверь. Дальнейшее, мягко говоря,
изрядно меня обескуражило. Вместо ожидаемого девичьего щебета, я
услышал из-за двери абсолютно непотребные ругательства,
достойные самой отъявленной черни, и неистовый хриплый рев,
плавно перешедший в режущий слух визг. Затем кто-то – с силою
нечеловеческой и, пожалуй, вовсе невозможной – навалился на
дверь с той стороны и принялся будто бы скрести ее (ногтями
ли, когтями?). Этот кто-то, заточенный внутри, рвал и метал,
бормотал проклятья и заливисто повизгивал, дыша часто,
тяжело. Я, понятно, от двери отпрянул – благо, та была заперта
снаружи и, к счастью моему, основательно, – спустился на пару
ступенек и буквально остолбенел, как грешник у врат ада.
– Идите сюда, – наконец громко сказал детский голосок слева от меня.
Это было похоже на долгожданный привет из того правильного
мира, в который я никак не мог попасть. Привет сей донесся
издалека, со стороны другой двери – такой же и с подобной же
лестницей к ней. Голос прозвучал и пропал – заодно с его
обладательницей: осталась лишь полуоткрытая дверь.
– Ариадна, – позвал я, – ну где же ты?
Я всегда знал, что улицы, коридоры и двери, в сущности, никуда не
ведут, а только создают преграды в пути (если допустить,
конечно, что и путь существует). Я вдруг отчетливо ощутил
присутствие Пограничников – хитроумные внимательные стражи
поглядывали на меня из математически выверенных изломов стен, из
всякой детали декора; – они следили и последовательно,
подчиняясь воле неведомого Начальника, раздвигали пределы моего
сумасшествия. Пограничники что-то подготовляли для Жана –
жалкого путешественника по бессмысленным (как хотелось ему думать)
лабиринтам кошмаров. Эти бесовские машины – ибо их
механическая природа не вызывала у меня сомнений – прекратили свои
махинации с пространством тогда лишь, когда я вступил в
Сашину комнату. Твари бесследно растворились в обойных узорах: я
был допущен куда-то.
В небольшой полутемной комнате со спущенными фестончатыми шторами
меня (или, что будет вернее, никого) ожидала грустная девочка,
как мне сперва показалось, лет двенадцати-тринадцати. Она,
как-то понуро ссутулившись, сидела на краю аккуратно
заправленной постели. В облике ее, как я отметил, было много от
матери: та же прозрачно-нежная кожа цвета чистейшего кокаина
(без всяких признаков того, что именуется bouton d'amour);
миниатюрность – впрочем, вполне естественная для ее лет; пухлые
губы, словно бы всегда чуть обиженные на кого-то. И лишь
волосы были не в пример великолепней мамашиных: длинные,
темно-каштановые, с легким, как бы металлическим отливом – они
свободно рассыпались по плечам и доставали ей до локтей.
Отцовских же черт я не увидел в ней вовсе (сразу посетила
забавная фантазия: давний южный адюльтер «Анечки», страстный
медноволосый полковник и муж-профан по всем статьям, кроме
юридических). Платье на Саше было строгим – все какое-то закрытое,
черное – и смотрелось бы уж совсем монашеским, коли б не
было чуть оживлено сиреневым кантом на рукавах. Признаюсь,
тогда вот она мне не приглянулась совершенно – наоборот, подумал
я:
«Чертова барская дочка. Утешай ее тут. Меня бы кто утешил…»
– Здравствуй, Александра, – скучно произнес я вслух, оглядывая
убранство комнаты: эбеновый комодик с чинно расставленными
книгами, пожилое пианино у окна, письменный стол, населенный
девичьими безделушками, овальное зеркало с копией той же комнаты
внутри,
– Вы наступили на Густава, – проговорило дитя, бросив на меня
быстрый равнодушный взор; зрачки у нее были крупные от природы, а
их радужка – такого, знаешь, редкого рыжеватого оттенка.
Я посмотрел под ноги и обнаружил, что стою на игрушке – маленьком
плюшевом щенке.
– Густав не стал бы молчать в такой ситуации, – попытался я рассмешить Сашу.
– Да, верно, – даже не улыбнулась.
– Ты, наверное, больше любишь игрушечных животных, чем настоящих? –
спросил я, нагнувшись и взяв поддельную собаку в руки (Саша
молчала). – Это что же, твой собственный Густав?
– Мне вообще не нужен никакой Густав. К тому же, от него дурно пахнет.
– Стало быть, Александра, – подытожил я, – это вы надо мной подшутили?
Она не проронила не звука – так и сидела, упорно уставившись в обои.
«Трудный ребенок», – подумалось мне.
– Ну что ж. Будем знакомиться. Меня зовут Жан – не Густав. И я –
твой новый учитель.
Саша кивнула, не поднимая глаз, и задала странный вопрос:
– Чего?
– То есть? – переспросил я.
– Учитель чего?
– Да всякого разного. Надеюсь, ты любишь учиться?
– Не знаю. Люблю читать.
– Уже хорошо, – искренне обрадовался я. – А что сейчас читаешь?
– «Госпожу Бовари», – без особого воодушевления ответила Саша,
бездумно теребя пальчиками край постели.
– Не рано ли читать столь юной барышне подобные романы?.. Впрочем,
меня это не касается.
– Вот именно, – охотно подтвердила отроковица.
– А хотела бы прочесть эту книгу на французском? – поинтересовался
я, полагая, что сказал нечто заманчивое.
– Не знаю, – вновь повторила она (эта фраза начинала раздражать
меня). – Я немного умею.
– Славно, славно. Я присяду, ничего?
– Попробуйте, – разрешила моя едкая бестия. Я подошел и устроился на
стуле, стоявшем против ее постели.
– Мы будем заниматься тут? – осведомился я.
– Мне нравится тут. А как вам, не знаю.
Это сражение ироний – игра в маленькую барышню и покладистого слугу
– мне порядком надоело, однако над нами уже как бы довлел
тон, взятый изначально.
– Мне тоже тут нравится. А-а… а кто это, кстати, живет там… во
второй верхней комнате?
– Маменька.
– Чья? – изумился я, предположив, что речь идет про Анну.
– Просто маменька. Мы все ее так зовем, – более, чем загадочно
пояснила Саша, глядя теперь словно бы сквозь шторы: отнюдь не
прозрачные.
– Она не совсем здорова?
– Совсем не здорова.
Я взирал на этого избалованного ребенка и прикидывал в уме, сколько
же будет потрачено на него моих и так натянутых нервов, а
главное, сколь полно покроет и покроет ли все это вообще
скудноватое (по меркам нынешних цен на кокаин) денежное
довольство, предложенное его отцом? Не ясно… Что ж, мне не привыкать:
я давно научился лояльности, хотя, сказать по совести,
дети, в основной своей массе, были всегда мне немного
отвратительны.
– А как твое здоровье? – полюбопытствовал я.
– Очень даже, – туманно, но емко сформулировала Саша.
– Сколько тебе лет, Александра?
– Одиннадцать.
– В самом деле?.. А отчего ты грустишь? – сделал я последнюю попытку
подружиться с Сашей.
– Начинайте ваш урок, – безнадежно и обреченно отрезала она.
«Так, значит? Ну хорошо… Потерзаю ка я тебя французским», –
кровожадно решил я и приступил к экзекуции.
(Продолжение следует)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
