Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Начало

ГЛАВА 11. В ЗАПОВЕДНИКЕ, КАК В МУРАВЕЙНИКЕ

16.

– Я не позволю здесь командовать солдатам! – кричал профессор
Шубейко и топал ногами. – Не научный городок, а черт знает что!
Какие-то отряды в камуфляжах, какие-то напыщенные офицеры на
«УАЗиках»… И надо ж было ему выбрать для визита именно этот
момент! Ведь отлично приезжал предыдущие пять раз… инкогнито…
без общественности, без журналистов. А теперь на тебе –
захотелось сделать официальный жест, посетить древнеарийскую
святыню так, чтобы прогремело на весь мир!

В последние дни жизнь в заповеднике действительно напоминала возню в
разворошенной муравьиной куче. Ведь как все происходит у
этих замечательных насекомых: потревожил человек или зверь
муравейник, и начинается сутолока. Муравьи-рабочие бегают друг
по другу, суетятся, стараются поскорее залатать пробоину в
своем городе; муравьи-няньки переносят яйца в другое, более
укромное место; муравьи-солдаты охраняют безопасность своих
соплеменников, занятых работой… Точно так же и в заповеднике
накануне приезда московских академиков и главы Российской
Федерации.

В научном городке расквартировались два взвода из личной охраны
президента. Спецназовцев невозможно было поселить в одном
помещении, как в казарме, а разбивать на территории городка
устрашающего вида армейские палатки Шубейко категорически
запретил. Поэтому на утреннее построение бойцы собирались со всех
коттеджей.

В стороне за Колдовской горой им позволили устроить учебный полигон,
и целыми днями там трещали автоматные очереди и глухие
винтовочные хлопки. Все это ужасно раздражало Вениамина
Петровича, но поделать он ничего не мог.

Кроме того, в заповеднике появились дорожники со своей техникой и
занялись строительством посадочной площадки для боевых
вертолетов. По каким-то непонятным для профессора причинам
президента было решено доставить в научный городок по воздуху, а не
по земле. Площадка должна была быть рассчитана для двух
«Ми-8», на одном из которых прилетит президент, на втором –
губернатор области.

Несмотря на окончание туристического сезона, на «площадке» не
уменьшалось количество палаток и «неформалов» день ото дня
становилось все больше и больше. Все они проходили специальную
проверку у спецслужб и… все равно оставались на «площадке». С
утра Верещагин отправился к «туркам», чтобы разузнать, нет ли
среди них автослесарей – старенький «Москвич» снова начал
барахлить. Дядя Миша разогревал вчерашний суп. «Сталкер»
поднимался раньше всех в лагере, если, конечно, не пил накануне.

– Какие новости? – спросил Егор.

– Да какие они могут быть? Меня чуть не выселили с «площадки».
Оказалось, что паспорт у меня старый, еще Советского Союза. А я и
не знал, что их поменяли. Я ведь живу тут безвыездно, в
город носа не кажу, а вы ничего не сказали... Еле-еле уговорил
чекистов не выселять меня отсюда, пока он не приедет. Хоть
одним глазком хочу поглядеть на президента, ни разу не видел.
А уж потом займусь своим новым паспортом.

– Ну, ты даешь, дядя Миша! Сейчас же за это штрафуют.

– А мне что? – толстокожий, прожженный ни одной тысячей крупных
пьянок на свежем воздухе, «сталкер» развел руками. – Оштрафуют,
значит, оштрафуют. Доходы у меня хотя и не большие, но на
это хватит… Зачем пришел-то, говори?

– Так, поговорить… Да и механика мне нужно, чтобы отремонтировал «Москвич».

– А вот с этим делом сейчас туго. Сейчас ведь одна интеллигенция
прет. Ты уж лучше у военных поспрашивай. Может, кто из них
понимает в машинах… Я вот, что тут хочу сказать: ты передай
военным или еще кому там, что на площадке ходит какой-то мужик и
предлагает всем световую гранату. Подешевке. Может, это он
у них подобрал. Если нет, то все равно не порядок. Не надо
нам здесь оружия! Так что передай, пускай разберутся.

– Хорошо. Передам, – пообещал Верещагин. – Больше ничего подозрительного?

– Больше ничего. Иностранцы и те старые… только повадился ко мне
ходить один военный. Зовут Василием. Так он три ночи подряд
лазал со мной к Протогороду, слушал мои байки с раскрытым ртом
и все время расспрашивал про какой-то ветерок. Якобы есть
здесь в степи какой-то таинственный ветерок, который сметает
все на своем пути…

– Что за ветерок такой? – удивился Егор.

– Вот и я у него тоже спросил. А военный только пожал плечами.

В этот момент к разгоревшемуся костерку подсел бледный, как мертвец,
Романыч. Он поздоровался с мужчинами и обхватил голову
руками.

– Храмца украли, – сказал фермер.

– Какого Храмца?

– Жеребенка моего. Тысячу долларов за него отдал. Редкая порода.
Хотел вырастить себе под седло… А тут утром хватился – нет
Храмца, как корова языком слизнула.

– Новое дело! Конокрада еще нам не хватало! А может, убежал твой Храмец?

– Не мог он, стреноженный был и вместе с путами пропал. Нет, кто-то его уволок.

Горю Романыча не было предела, словно у фермера украли не молодого,
необученного жеребка, а родного брата. Дядя Миша, как мог,
принялся его утешать.

Только-только Верещагин отошел от них, как к нему подошел Генка
Семенов, который тоже что-то делал на площадке.

– Слушай, – сказал он, – Астафьевы скоро приедут, Вовка Стриж… А
давай мы их всех переловим, и Граченко, и Буллу. А что? Все
оборудование для этого есть. И наводное, и воздушное… Мы с
Астафьевыми недавно новый вертолетик купили, двухместный. Мы
этих «сектантов» быстро на чистую воду выведем… Переловим всех
на хрен!

– И что потом?

– Как это «и что потом»? – опешил Генка.

– В тюрьму ты их посадишь, что ли? Или солить будешь в кадушках?
Нет, братец Гена, пусть этим занимаются органы. А ты ищи своих
белых саков и оставь этих людей в покое.

– Не по-онял, – протянул Семенов. – Да они же вам тут жить мешают.
Неужели не понятно, что надо их всех переловить?

– Гангстер ты, Генка. И Астафьевы твои тоже гангстеры, – Верещагин
побрел в научный город, а опешивший Семенов только пальцем
покрутил у виска ему вслед.

Все эти «бывшие археологи» теперь только мешались. В Москве, на
уровне Кремля и РАН, решался вопрос о дальнейшей судьбе
заповедника. Были силы, желающие сместить Шубейко и прибрать Страну
городов к своим рукам. И Егор предполагал (было такое
смутное подозрение), что братья Астафьевы имеют к этому какое-то
отношение. Новоиспеченный бард Владимир Стриж, который,
казалось, еще совсем недавно защищал диплом на историческом
факультете вместе с Егором Верещагиным, теперь пел направо и
налево древнеарийские гимны собственного сочинения и хвалебные
«тосты» Протогороду.

Недалеко от них ушел и Геннадий Семенов. Он, конечно, не бросил
археологию, но работать начал все больше под заказ и под хорошее
финансирование. Ходили слухи, что Генка сотрудничает с
богатыми столичными коллекционерами и имеет неплохую статью
доходов на этом «бизнесе». Так ли это или нет, сказать было
сложно, но Генка действительно быстро поднялся за последние
годы: купил себе и квартиру, и машину, и теперь, как оказалось,
вертолет.

Егор в задумчивости бродил по территории научного городка. Боже,
сколько удалось сделать «Шубейковской троице» в заповеднике!
Еще полтора десятка лет назад на этом месте была только голая
степь и… голая степь. Егор помнит, как было остановлено
сооружение дамбы и строительная техника колонной отправилась
восвояси. На смену ей пришла другая строительная техника, и
были заложены фундаменты первых административных коттеджей.
Тогда еще деревянных.

Теперь научный городок состоял из двадцати семи каменных коттеджей,
на первых этажах которых размещались мастерские и
выставочные залы, а на вторых – жили сотрудники заповедника со своими
семьями. Отдельными зданиями стояли Музей протогородской
цивилизации, гончарный цех и комплексная выставка печей. В
каждом жилище Прогорода археологи обнаружили остатки двух видов
печей: обычной (для обогрева помещения и приготовления пищи)
и «металлургической».

Именно на Протогороде ученым удалось найти научное обоснование
древнеиндийского мифа о том, что бог огня Агни родился из...
воды. До начала раскопок на Протогороде этот миф считался просто
аллегорией, но вот археологи вскрывают первую
«металлургическую» печь и оказывается, что ее сопло напрямую соединено с
колодцем. Практическим путем было доказано, что поддув из
колодца в несколько раз усиливал жар, что позволяло плавить
медную руду.

На дне каждого из подобных колодцев археологи обнаружили лошадиные
лопатки, которые древние «металлурги» приносили богу Воды,
чтобы он смог «разбудить» бога Агни.

На комплексной выставке печей были представлены все образцы,
встреченные в Протогороде, а также те, которые применялись на
территории нынешнего заповедника более поздними народами: саками,
скифо-сарматами, тюрками, русскими казаками… К разряду
«более поздних» относилась и экспозиция «курган Тамерлан».
Безусловно, она была очень зрелищной и привлекала большое число
туристов. Любой гость заповедника, оплативший входной билет,
мог побывать внутри гробницы воина-кочевника первых веков
нашей эры, прикоснуться к восковым телам его самого, его
супруги и десятка, зарезанных во время панихиды наложниц и рабов.

«Тамерлан» относится к разряду курганов «с усами», то есть со
странной каменной кладкой, окружающей перед ним приличных размеров
площадку. Ученые предполагают, что на этих площадках и
происходила панихида по погибшему воину. «Курган Тамерлан»
скопировали с одноименного кургана, обнаруженного на севере
Казахстана и построили копию в заповеднике.

По соседству с гробницей воина-кочевника установлена другая копия –
жилище семьи дикарей из новокаменного века. Со стороны оно
напоминает невысокий глинобитный шалаш, а внутри украшено
также копиями, то есть новоделом, изделий из камня и кости,
относящихся к неолиту и обнаруженных учеными заповедника.

Таким образом, в музеях и композициях научного городка представлена
не только культура древних ариев, но и других народов,
заселявших эту территорию до и после них.

В план мероприятий, приуроченных к визиту президента, относится и
посещение гончарного цеха. Жители Протогорода, уже вовсю
разъезжающие по степям на скоростных колесницах, не знали
гончарного круга. Горшки изготовляли следующим образом: моток
толстой льняной веревки жирно обмазывался маслом, а затем
облеплялся глиняным «тестом». Как правило, использовалась красная
глина с примесью мелкой гальки и пепла (не исключено, что
пепла, оставшегося после сожжения людей).

На еще не застывшую поверхность горшка наносился рисунок, смысл
которого не удалось разгадать до сих пор. Возможно, он не менее
сакральный, чем северорусская вышивка, которую, кстати, до
сих пор представляет тайну. На черках глиняных сосудов
обнаружены и «засечки», и «елочки», и «уточки», и еще бог знает
что! А снаружи на дне горшков нередко можно встретить
«свастику», обычную круглой формы «свастику», символ древнего
могущественного бога Индры.

Затем, когда горшок подсыхал, веревку тянули за один конец, клубок
разматывался, и горшок принимал форму, готовую к
использованию. После этой процедуры его обжигали в печи, да так хорошо,
что образцы, извлеченные археологами из могильников, можно
использовать и сейчас. Вероятно, президенту понравится в
гончарном цехе…

Верещагин шел по «улочкам» и переулкам научного городка, и мысли
путались у него в голове. Сначала он начинал думать про
неожиданный «марафон» профессора Шубейко, когда тот оббежал вместе
с «черепом Заратуштры» и статуэткой Шестипалого всю область.
И, несмотря на то, что о побеге профессора знали только
отдельные личности, все моментально стало известно всему
научному городку. И в сторону «Шубейковской троицы» начали
неодобрительно коситься.

Потом Егор подумал, чего еще не хватает заповеднику. Музея древней
«металлургии»? Действующей модели пригоризонтной обсерватории
или самого Протогорода? Кстати, попытка реконструировать
одно из жилищ древнего города уже предпринималась. На
строительстве были задействованы студенты истфака, но потом этот
опытный образец оказался никому не нужным, и все поросло
быльем. Некоторые «турки» уже не могут отличить новодел жилища
протогородца от обычного сарая и таскают оттуда доски.

Вероятно, заповеднику не хватает еще и кухни древних ариев,
ингредиенты которой удалось восстановить врачам-диетологам по
крошечным частицам накипи на внутренних стенках горшков. Меню было
простым: мясная похлебка со злаковыми культурами и каши.
Если устроить в заповеднике столовую, в которой подавали бы
только протогородские блюда, пользовалась бы она популярностью
у туристов? Вряд ли… Без соли, специй и кетчупа такое
кушанье теперь никто не способен проглотить…

А вот если бы удалось раскрыть секрет приготовления амриты или сомы
и разливать эти божественные напитки в емкости по 0,5, да
чего уж там – в полуторалитровые ПЭТы, от туристов бы не было
отбоя. Можно открыть кабачок с поэтическим названием «У стен
Протогорода» и приглашать всех на соломенные циновки,
подавая напитки в глиняных горшках…

«Что за чушь!» – подумал Егор. И мысли его быстро перескочили на
«Ашвинов», внезапно объявившихся в заповеднике. Действия их
представляют угрозу и сами по себе, и особенно в связи с
приездом московской делегации и президента. А что, если они
задумали совершить покушение? И это в то время, когда и ученые, и
бойцы спецслужб и спецназа находятся под воздействием
непонятной «магии» Страны городов… Может, Генка Семенов и прав.
Может, действительно стоит припугнуть этих Ашвинов, чтобы
больше не совались в заповедник? На деньги братьев Астафьевых
можно организовать небольшую облаву на сектантов… По крайней
мере, одной проблемой в заповеднике станет меньше.

Верещагин уже подходил к зданию музея, когда навстречу ему вышел
полковник в камуфляже, который командовал спецназовцами.

– Вы-то мне и нужны, – по-военному скороговоркой сказал он. – У вас ЧП.

– Что случилось?

– Садитесь в мой «УАЗ», надо проехать к Протогороду.

Верещагин послушно сел в военную машину, и через десять минут они
уже прибыли на квадраты раскопок. Спецназовцы перебинтовывали
кровавую рану на плече мужчины, который, судя по всему,
лежал без сознания.

Егор узнал подстрелянного. На запястье у того красовалась
татуировка: Н.Н.К. Это был один из тех бродяг, обитавших на
туристической площадке, «таежный бомж», как сам себя называл мужчина.

– Это из наших, с турплощадки, – сказал Верещагин.

Полковник в двух словах рассказал, что «таежного бомжа» они увидели
в полевой бинокль, когда мужчина что-то рас4капывал на
Протогороде. Бойцы немедленно выехали на место, но в тот момент,
когда они уже приближались к Н.Н.К., неизвестно откуда
вылетела стрела и пронзила ему плечо. Мужчина заорал от боли,
выдернул стрелу и произнес только одну фразу:

– Надо же, наконечник-то медный…

После этого Н.Н.К. потерял сознание.

Он был отправлен на «УАЗе» в районную больницу. Верещагин попросил
стрелу и внимательно рассмотрел наконечник. Это была
действительно древняя плавка, чистая медь без примеси олова. Такое
ощущение, будто наконечник стащили с экспозиции исторического
музея, только подобных экземпляров в фондах заповедника
Верещагин не помнил.

Этот наконечник был более благороден, более изящно выполнен, чем те,
которыми до сих пор располагали археологи. «Оперение»
наконечника имело микроскопические зазубрины, словно чешуйки на
теле крупной степной змеи. А острие, несмотря на зеленую
патину, блестело в лучах заходящего солнца.

– Я могу оставить это себе? – спросил Егор.

В ответ офицер только пожал плечами:

– Ради бога, если это не понадобится в милиции.

Назад в научный городок им пришлось возвращаться пешком.

– И часто тут такое у вас? – спросил полковник по дороге.

Верещагин удивленно посмотрел на него, и только потом до него дошел
смысл вопроса.

– Честно говоря, первый раз.

– Не возражаете, если мои ребята обыщут палатку этого типа? Он
установи л ее на турплощадке – так, какое-то старье.. Не
возражаете, если мы осмотрим ее? На предмет оружия и наркотиков.

– На это нужна санкция прокурора? – то ли спросил, то ли
утвердительно сказал Егор.

– Нужна, – согласился полковник. – Но мы можем сделать это в частном порядке…

Верещагин махнул рукой.

– Делайте, что хотите, – ответил он и зашагал впереди офицера.

Но любопытство замдиректора заповедника все-таки пересилило в нем
обыкновенную порядочность, и Егор отправился следом за
спецназовцами посмотреть, что хранит в своей палатке Н.Н.К.

Убедившись, что они не привлекают внимания туристов, расположившихся
на «площадке», бойцы президентской охраны загородили своими
спинами старенькую, залатанную во многих местах палатку
«таежного бомжа». Один из них забрался внутрь и вытащил наружу
потертый спальник, добавочное байковое одеяло, сумку с
консервами и несколько других вещей. Внимание Егора сразу привлек
кожаный чехол, сшитый в форме колчана.

Он поднял его и извлек из «колчана» два толстых ивовых прута,
длинные костяные пластины, кожаные ремешки и дюжину стрел без
наконечников.

– Что это? – спросил полковник.

– Судя по всему, лук… Сейчас попробуем собрать.

Два прута удалось соединить с помощью прочной дюралевой трубки;
накладные костяные пластины, используемые для упругости лука,
легли вдоль линии натяжения, Верещагин скрепил пластины
кожаными ремнями. На концах прутов оказались специальные ложбинки
для тетивы, она тоже лежала в «колчане» и была сделана по
древнейшему образцу из воловьей жилы.

Лук получился на славу. Егор с удовольствием повертел его в руках.
Натяжения хватало, чтобы выпущенной стрелой убить крупного
зверя. Или человека.

– Хорошая вещь, – констатировал Верещагин. – Хотя и новодел.

– Что это значит?

– Сделана по древнему образцу, но в наше время. Скажем, дюралевых
трубок в бронзовом веке не было…

– И из этого лука можно убить?

– Можно. Только я не понимаю, почему на стрелах нет наконечников?..
А этот Н.Н.К. случайно не самострел устроил на Протогороде?

– Исключено, – отрезал полковник. – Я сам видел, как стрела
прилетела со стороны…

– Значит, в заповеднике еще у кого-то есть такое же оружие.

– Это и настораживает.

Егор еще раз безрезультатно перетряс весь «колчан».

– Меня беспокоят наконечники, – сказал он. – Где они? Вы не обыскали Н.Н.К.?

Полковник сдвинул брови и ничего не ответил. Он приказал все снова
разложить так, как и было, и молча зашагал к городку ученых.
Верещагин еще некоторое время стоял у палатки «таежного
бомжа» в раздумьях, а затем направился следом за офицером, и в
этот момент рядом с ними остановился военный «УАЗик». Тот
самый, на котором Н.Н.К. повезли в районную больницу.

Лицо прапорщика, сидевшего за рулем, покраснело то ли от натуги, то
ли от стыда. Он заглушил двигатель, выскочил из машины и
вытянулся перед своим командиром по стойке «смирно».

– Докладывай, – потребовал офицер.

– Этот мерзавец… Этот негодяй… Сбежал!

– Как так? – опешил офицер.

– Я остановился у реки, необходимо было того… до ветру. Он оставался
в машине. Возвращаюсь – его уже нет…

– Ну и кто ты после этого?! – заревел полковник. – Гусь недоделанный!

– Так точно. Но кто же знал? – начал оправдываться прапорщик.

– Молчать! Я тебе устрою «кто же знал»! – Командир сел на
пассажирское сиденье. – Давай в часть! То есть как его? В научный
городок!

«УАЗик» с пробуксовкой рванул с места, не дожидаясь Верещагина. А по
дороге Егор снова повстречал Генку Семенова. Тот в
одиночестве сидел на тихом берегу Большой Караиндульки и наблюдал за
пузырями на воде. От Генки уже сильно несло перегаром…
Получается, что он ходил на «площадку» к кому-то из своих
знакомых, чтобы по-простецки набраться с утра пораньше.

– А, Егор! – обрадовался Семенов. – Садись рядом. Ну что, еще не передумал?

– Насчет чего?

– Насчет своих «сектантов». Может, погоняем их на вертолете?

– Думаю, не стоит, – отрезал Верещагин. – Слушай, а у тебя есть, что выпить?

Генка посмотрел на него налитым лиловым глазом и хитро прищурился.

– Когда это у Семенова не было чего выпить? – Он достал из кармана
початую бутылку водки «Протогородская», которую производили
братья Астафьевы. – Давай по маленькой?

– Давай по большой, – поправил Егор.

– Вот это по-нашему! – с собой у Генки оказались и два граненых
стакана, которые сейчас можно отыскать разве что в музее на
экспозиции «Развитой социализм». – Что-то ты, братец, уставшим
выглядишь.

– Давай наливай! Устанешь тут с вами…

…К вечеру было объявлено, что в научном городке, равно как и по
всему заповеднику, введен комендантский час и полувоенное
положение. Это значило, что бойцы спецназа начнут патрулирование
близлежащих территорий и самого коттеджного городка, будет
ужесточен паспортный режим со всеми вытекающими отсюда
последствиями. Задержанных без документов, а также в нетрезвом
виде, либо при совершении хулиганских или других
антиобщественных действий приказано немедленно садить под замок.

Это «наглое и безапелляционное» вмешательство спецслужб в жизнь
заповедника и взбесило профессора Шубейко.

– Я не позволю этим солдатам командовать здесь! – закричал он, но
быстро успокоился. Бессилие профессора в данной ситуации
позволило ему проявить волю и выдержку в другой. Он сделал
несколько стремительных шагов по гравиевой дорожке, затем
остановился и положил руку на плечо Егора.

– Я должен с вами говорить, – доверительно произнес Вениамин
Петрович и пригласил Верещагина пройти в рабочий кабинет.

Когда дверь была закрыта на щеколду, профессор усадил своего
ассистента в кресло и примостился на краешке стола напротив. И
дрожание голоса, и нервные движения рук выдавали в Вениамине
Петровиче необычайное волнение. Происшествие с неким Н.Н.К.,
вероятно, произвело на ученого сильное впечатление, и он хотел
поделиться с Егором (потому что в заповеднике не было более
доверительного лица после отъезда Екатерины Васильевны в
город) чем-то жизненно важным.

– Я вас внимательно слушаю, – произнес Верещагин.