"Предсказание очевидца" (роман). №3 Апрельская пыльца .
|
|
С л у ч а й н о с т и
Заключение контракта прошло быстро. Правда, один пункт заставил Федора засомневаться в разумности всей затеи. В нем говорилось о том, что первая выплата будет проведена только через три месяца. Конечно, ему заплатят всю сумму за проведенный там срок, но это означало, что он будет постоянно на привязи. «А что вы хотите? - сказали ему, - настоящие результаты раньше, как правило, не получить». «Ну а если я уйду раньше?». «На то есть соответствующий пункт, посмотрите, вы вправе уехать, но получите лишь небольшой процент от суммы полагающейся зарплаты. Можете называть это как хотите, но мы должны быть максимально защищены от ваших капризов». Пришлось подчиниться, хотя Федор подумал, что во всем здесь чувствуется некоторая лихорадка и спешка, ибо от него требуют сразу что-то говорить и делать, да и три месяца - срок совсем небольшой для чего-либо серьезного. Значит, действительно, атмосфера здесь (или там, куда он направляется) нервная, но неизвестно, хорошо ли это для него или нет.
Федор, в общем-то, собрал уже все необходимые вещи. Ему объяснили, что место находится недалеко от Москвы. Но близко, далеко ли - все равно он будет, как в изоляторе. Достичь Москвы будет невозможно. Готовиться поэтому надо было основательно. Но, что собственно, можно было взять с собой? Ему сказали, что там есть большая библиотека и, вообще, можно все найти по интернету. Поэтому он собрал только необходимую одежду. Достал спрятанные в книгах все свои деньги (некоторые купюры были потерты, как джинсы), - что было необходимо, раз он, скорей всего, ничего не получит в течение трех месяцев. По-видимому, его хотят превратить в персональный компьютер, который стационарен, холоден и лоялен, но у него имелось на этот счет другое мнение. Вдруг дикая мысль мелькнула у него, не хотят ли его изолировать от общества таким странным способом (мысль, спровоцированная, наверное, словом «изолятор»), то есть не является ли это место дачей для умалишенных, но он сразу же прогнал параноидальный призрак.
Федор подумал, что не может переместиться туда так, как ему предложили. Ему сказали, что в Туганово ходит машина каждый будний день в десять часов утра.
- Мне хотелось бы добраться туда самому.
- Чем вас не устраивает наша машина? - удивились на том конце телефонного провода.
- Я бы хотел поехать электричкой, - ответил Федор, - мне так проще.
- Странные у вас желания… Но, в общем, как хотите.
Он понял, что туда надо двигаться по возможности медленно. Нельзя переместиться в другую жизнь вот так сразу, чтобы тебя мгновенно умчали на вороных. Нужно хотя бы видеть, как что-то реально сознаваемое сменяется перед глазами, чтобы ты в этом участвовал и преодолевал, пусть малое, сопротивление, иначе связь пространств иллюзорна. А не так, что открыл дверцу черной машины, вошел туда, за окном стали прокручивать фильм с быстро бегущим городом, потом говорят: «остановка», ты открыл другую дверь машины, и вот оказалось, что ты теперь совсем в другом месте. Федор, конечно, не хотел произносить в официальное ухо, почему ему важно именно так появиться там. Да и не сразу он осознавал это. Его прибытие не должно было напоминать добровольную сдачу в плен. Нет, он должен был прийти туда сам, отделившись от окружающей местности. Он хотел появиться, словно бы частным лицом, сохранив свою (хотя и мнимую) обособленность, принеся на ботинках пыль из внешнего мира. Оставив, может быть, стилизованный в воображении, контур странника на фоне приречных холмов. Хотя о какой-то его независимости теперь говорить не приходилось. Не так легко было, наверное, войти туда со своим уставом. В заповедное место, куда, по-видимому, слетается, как на крыльях, любая информация, но обратно, скорей всего, еще никому не удавалось извлечь ее. Понятно, что там не принято, чтобы кто-то входил туда «демократическим» путем. Но и никаких внятных запретов тоже нет. Существуют, наверное, правила, которые он сам должен предложить.
Утром решающего дня Федор сложил свои вещи в рюкзак и обул тяжелые рифленые ботинки. Прощание с Митей было кратким. Собственно, он вроде бы никуда далеко и не собирался уезжать - загородное путешествие. Он будет в пределах досягаемости телефонного звонка. Все же в предстоящем было и нечто совершенно необычное и трудно представимое. Федор взглянул на свой недавно появившийся мобильный телефон и решил взять его с собой. Федору удалось уговорить Милу купить ему этот (в то время весьма редкий) предмет. «В моем положении он совершенно необходимая вещь. Ни о чем другом не прошу, но мне нужна связь», - говорил он. Сам он, конечно, не обладал необходимыми средствами. «Нищий с мобильником в переходе - вот ты кто теперь», - сказала ему Мила. Федор совершенно еще не привык к нему. И опять, как и в случае с башенкой, ему показалось, что он сам подготавливал почву для своего нового состояния. Башня намекала на сосредоточенность и отгороженность. Сотовый телефон указывал на некую персональную подключенность. Но теперь это будет совсем другая связь. «Рацию, что ли, я должен буду таскать теперь постоянно, ожидая неизвестно чего?»
Чтобы добраться до Белорусского вокзала, Федор доехал до центра, и направился вверх по своей любимой Тверской. Он прошел несколько километров и когда был неподалеку уже от вокзала, с ним произошло малозначительное (или наоборот многозначительное, как посмотреть) происшествие. Внезапно ему перегородил дорогу некий молодой человек. «Из породы новых улыбок», как определил его уже потом Федор. В руках человека были какие-то сумки и коробки.
- Наша фирма «Топаз» на Новом Арбате проводит рекламную акцию и дарит вам этот набор-органайзер. Знаете Новый Арбат?
- Да. - Федор автоматически взял в руки коробку, на оболочке которой виднелись невероятные письменные принадлежности какого-то параллельного зеркального мира, где, наверно, руки пишут сами без участия головы, а головы с озаренными белыми крыльями витают в небесах. Федор всегда чувствовал брезгливость, когда брал в руки потерянную кем-то вещь - ему хотелось тут же положить ее на то же место на земле - пусть ее подберет тот, кто оставил. В сущности, потерянный кошелек должен был бы врасти в землю, окаменеть, стать недоступным, пока его не отыщет хозяин. Здесь же Федору предлагали чужую вещь, уверяя, что она его. Но все же он почему-то хотел открыть коробку, удивляясь при этом .ее потертым ребрам. «Мол.- человек» (как он назвал его про себя) сказал:
- Вы последний, десятый. И вы можете получить подарок для вашей женщины. Скажите, не задумываясь, сколько букв в слове «Москва»?
- Пять.
- Правильно. Вот вам подарок. Хотя нет, - шесть. Но не важно, все равно. Вы выиграли приз, раз вы последний в розыгрыше. - Тут он стал вытаскивать из сумки еще одну коробку, больше первой.
Федор неожиданно для самого себя все-таки взял первую коробку и, кивнув, хотел уйти, но упорный юноша остановил его:
- Нет, вы должны взять и вторую коробку. Это приз, это прекрасный фен для вашей женщины, который прилагается к первому.
Федор почувствовал отвращение и легкий ужас, не только потому, что им начинали манипулировать (хотя ничто ему, вроде бы, не мешало потом выбросить ненужную вторую коробку), но что-то почти потустороннее глянулось ему в таком фокусе, и он неожиданно для себя произнес:
- Возьмите их себе, я вам дарю, я вас поздравляю, - сказал Федор, возвращая оба приза.
- Почему вы отказываетесь? - услышал он, уже уходя.
Федор бросился вперед, споткнулся и остановился, чтобы завязать шнурок. Когда он двинулся дальше, оказалось, что «мол.-человек» опять идет ему навстречу.
- Почему вы отказываетесь? Возьмите, - говорил огромный человек, снова протягивая Федору обе коробки. - У вас есть женщина?
- Нет, - ответил Федор, чувствуя отвращение к этой фигуре и к самому себе за то, что вообще отвечает.
- Не печальтесь, еще появится, - сказал несколько угрюмо человек, но Федор уже решительно прошел почти что сквозь него - только грубостью он мог оправдать свою слабость. Но острое чувство вторжения какой-то иной силы и отслоенности ощутимой части своего сознания не ушло.
Он себя упрекал (хотя и понимал всю глупость таких попреков) за то, что ему было все-таки жалко отказаться от «подарка судьбы», как он его назвал: удобные вещи для письма ему бы, наверное, очень пригодились сейчас. Но не столько гордость, сколько ужас не давали и думать о том, чтобы вернуться. Он говорил себе, что вообще не стоит уделять внимания подобному эпизоду и надо его поскорее забыть, но сделать было это не так-то легко. Он думал о том, что подаренная вещь не сразу становится вашей, но все же какая-то часть ее почти с самого начала принадлежит вам, и экспансия распространяется дальше и трудно ограничить себя в желании… тем более такому человеку, как он, который постоянно ищет свой шанс, мысленно бросая игральные кости во все стороны и ожидая получить весть об успешном результате из самых разных мест земли.
И потом, когда он уже ехал в электричке, он все не мог отойти от этого вроде бы ничтожного эпизода. «Раз ты едешь туда, в Туганово значит ты собираешься взять то, что тебе предложили, а здесь в мелочи отказываешься. Нелогично», - говорил он сам себе.
- Раз это случайность, то не надо брать лишнее, не надо брать найденное… не надо подбирать деньги… они лишние и посторонние, - вмешивался как бы еще один голос в нем.
- Быть суеверным - вот что хуже, - пытался вести диалог первый голос, - не доверять другому, пусть незнакомому человеку, пусть сошедшему с рекламы - вот что хуже.
- Но здесь было какое-то принуждение, - возражал второй голос, - почему дарение должно происходить с насилием? Да, мне не нужна была вторая коробка, но дело не только в этом… ты чего-то еще не договариваешь.
- Не усложняй… чувство брезгливости и инстинктивной осторожности при встрече с чем-то отвратительным - самое главное… не пытайся называть его иначе.
- Но в тебе неестественная осторожность… нежелание довериться другому и поверить… тебе нужны всегда какие-то рекомендации… ты не можешь поверить человеку с улицы…
- Здесь есть еще одно… - вмешивался в разговор словно бы третий голос, - там, в кабинете что-то предлагали именно тебе… и никому больше… а здесь тебе, как этому никому.
- Так уж и никому? - поправил третьего первый голос.
- Здесь тебя выбрали из толпы анонимно, - продолжал третий голос, не обращая на возражение никакого внимания.
- Толпы не было, - поправил его второй голос, - я был один.
- Неважно, ты возмутился тем, что тебя, именно тебя смешали, спутали со случайным прохожим... но в этом и был некий знак, некий намек, который ты не понял… или не создал… и отверг.
Много позже, уже в Туганово, когда Федор однажды рассказал об этом эпизоде Г.Ф., тот вначале рассмеялся:
- Надо было взять. Это дар судьбы. Ручка-самописка писала бы за вас отчеты.
Но затем Г.Ф. стал вновь более серьезным, и сказал Федору нравоучительным тоном:
- Ваше суеверие и опасение означают лишь одно: вы не способны до конца принять неожиданный подарок судьбы, а, значит, и вызов судьбы. Вы не хотите идти до конца. А хотите, по-видимому, как можно дольше просидеть на задней парте и оттуда управлять миром. Но так вам никогда не поменять кардинальскую шапку, так сказать, на папскую митру… Послушайте меня, случай у вокзала - проверка последняя: готовы ли вы следовать новым обстоятельствам.
- Вы что думаете, встреча была специально подстроена? - перебил его Федор.
- Нет, конечно… Но в ней заключен вопрос: готовы ли вы принять дар случайности?
- Но можно понимать и наоборот: не влечет ли меня посторонняя цель, мимолетный соблазн…
- Бросьте… Здесь важны ваши укорененные реакции… Если вы их не выработали - тем хуже… Важна ваша непроизвольность… но не подневольность. Вы ведь сделали выбор в решающем изменении своей жизни. Прекрасно. Однако то был сознательный во многом выбор. И, значит, вы должны были пропитать всего себя сознанием приятия случайностей… хороших или плохих… и превратностей судьбы. Вы этого не сделали. Индикатор показал, что вы не настроены для того, чтобы полностью участвовать в нашем деле. Вы принадлежите пока ему на треть или даже меньше. Это одна из причин, почему вы кажетесь сумрачным… или даже несчастным… во всяком случае, производите такое впечатление. Ваши остальные две трети вам, новому, не принадлежат - вот что печально. Вы хотите быть невидимкой в мире и при том влиять на него. Не выйдет. Вы оставите следы на снегу, но никто не будет разбираться, кто это: снежный человек прошел или инопланетянин наследил. Никто не заметил вас, невидимку… ну и прекрасно… значит, вас не было. Вы упустили шанс. В очередной раз. Безусловно, нет никакого конечного числа подобных шансов. Но и не беспредельно же терпение, дарующего их.
- У вас какой-то фатализм сквозит в каждом слове, - ответствовал Федор. - Вы хотите меня прописать в какой-то миф. А мне интересна живая жизнь, как ни странно.
- Вы, никак, хотите выйти из мифа, разомкнуть его? Ну, это потруднее, чем подковы разгибать, уж поверьте мне, - сказал Г.Ф.
Что-то их прервало тогда, и важный разговор прекратился.
Федор доехал на электричке до обозначенной в описании станции, и, ориентируясь по карте, нашел необходимую дорогу, правда, для этого пришлось пройти несколько километров. Федор увидел милицейский пост при съезде с основной дороги на боковое шоссе, ведущее к Туганово. Он решил миновать пост, срезая путь. Апрельский лес был сквозным, на земле виднелись кое-где пятна нерастаявшего снега. Лесная почва была вязкая и затягивала ноги. Пожалуй, только в таких кораблеподобных башмаках, как у него, и можно было пробраться через такой лес. Далеко уже от перекрестка он вышел на глухое шоссе, которое и должно было, по-видимому, привести его к цели. Он направлялся в то место, где когда-то давно было поместье, называвшееся Туганово.
Дорога была совершенно пустынна. Только несколько раз мимо него быстро пролетали темные машины, которые переносили свое невидимое пространство внутри, как автомобили иностранных государств хранят в себе часть своей территории. Он подумал, что вступил на дорогу, по которой умеют передвигаться лишь с помощью колес, словно до изобретения ног. Или, может быть, сюда был заказан путь двуногим, как и четвероногим.
После долгого пути, наконец, дорога сделала крутой поворот и перед Федором открылась финишная прямая, идущая под уклон и упирающаяся в частокол необъятной ограды, уходящей влево и вправо в лес. Железные прутья стягивались с двух сторон к наглухо закрытым железным воротам и маленькому домику проходной, покрашенному, как и ворота, в защитный зеленый цвет. Остроконечные пики решетки были черными, - «наверное, под цвет стволов деревьев,» - подумал Федор, - «проходные же помещения и врата должны быть незаметны и сливаться с местностью».
В проходной, - то была почти избушка с подслеповатым окошком, - виднелась железная дверь. Федор, когда спускался к ней, почувствовал, что шаг его стал осторожным. Он шел, мягко прогибая ноги, чтобы не нарушить тишину. Мимо него пронеслась черная машина, она издала у ворот короткий странный звук, и ворота расползлись на две стороны. Машина медленно двинулась вперед, возможно, там посмотрели документы, или и так знали, и ворота снова съехались.
Федор приблизился к проходной, но никто не вышел ему навстречу. Он постучал в железную дверь, - никто не отозвался. Он постучал сильнее, - никакого отзвука. Он застучал изо всех сил кулаком, но звук терялся в толще двери. «Может, ворота отворяются на определенный звук… или надо гаркнуть как-то по особому?» - подумал Федор. Но он не мог промычать, как это сделала машина, и не знал, как поступить. Все же он решил постучать в окошко, и там, наконец, что-то мелькнуло. Дверь немного приоткрылась, и появилось молодое военизированное лицо:
- Чего стучишь?
Федор, уже когда подходил к проходной и почувствовал неожиданную дрожь, подумал, что можно было бы еще вернуться, но подумал тут же, что ради этого трепета, - чтобы его преодолеть, - он и пошел сюда долгим путем. Сейчас он стоял в своем походном облачении с рюкзаком и в грубых ботинках и улыбался. Он словно бы пробовал ситуацию на разрыв: выдержит ли она, и допустят ли его в это недоступное место.
- Вот я пришел, явился… - неожиданно для себя вдруг сказал Федор, ожидая, что услышит в ответ: «не запылился», и взглянул на ботинки с глупой улыбкой - они были во влажной зеленоватой пыльце.
- Куда явился?
- Скажите, позвоните там, что приехал Федор Викентьевич Котомкин.
- Ты куда пришел, парень? Тут не психушка. Поди, прогуляйся, отдохни, подумай, - сказала рука, которая только и была видна теперь в темноте проема, и захлопнула дверь.
Федор повернулся спиной к двери, и медленно переступая с пятки на носок, прошел по асфальтовой площадке, подошел к кустам, и подумал, что, может быть, стоит сказать какие-то слова вроде «избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом». Он не знал, что здесь нужно говорить. Какие московские телефоны или имена здесь действовали. Тут другие, наверное, понятия.
Федор повернулся, и подошел к окошку снова, он постучал, и дверь приоткрылась опять:
- Я приехал сюда, в Туганово, работать. Позвони. Скажи, что я Котомкин.
В двери блеснули молодые глаза, и дверь опять закрылась. Прошло несколько минут. Федор стоял перед закрытыми дверьми. Неожиданно ворота стали разъезжаться в стороны, и Федор проник на территорию. Врата сомкнулись за ним.
Продолжение следует
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
