Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Начало

ГЛАВА 13. ПЕТЛЯ ВАРУНЫ

Три (или уже четыре?) дня без пищи и сна не прошли даром, полковник
уже еле-еле держался на ногах и выбирал дорогу наугад. Его
по пятам преследовали энкавэдэшники; то справа, то слева он
слышал их голоса и рев автомобилей. Но все это время
полковник успешно уходил от погони, словно какие-то небесные силы
отводили русских от него.

Один раз среди молодой травы он узнал стебель дикого хрена и своими
руками с длинными грязными ногтями раскопал его корень – это
был единственный обед беглеца за несколько последних дней.

Из-за хрена началось расслабление желудка, но полковник продолжал
брести, несмотря на это. Наконец он снова вышел к реке и
окунулся в нее с головой. Тухловатая вода могла бы наделать еще
большего вреда его желудку, но странным образом от нее
полковнику стало легче. И дальше он двинулся вдоль реки, чтобы
постоянно иметь под рукой хотя бы воду.

События той ночи, когда на главной площади арийского города он
участвовал в таинственном обряде неизвестных жрецов, уже казались
только бредом… Полковник даже себе не мог точно сказать:
было ли это на самом деле или нет.

В его тяжелом физическом и душевном состоянии после побега из
лагеря, где заключенные перебили охрану, все могло оказаться
галлюцинацией. Но если Шульц на самом деле побывал в столице
ариев и видел старика, то тот не только лишил полковника
рассудка… Старый жрец словно открыл ему третий глаз, которым немец
видел теперь гораздо больше, чем простой смертный.

«Я стал Ашвином, – думал Шульц, – воином с Севера, хранителем Святыни».

Это придавало ему силы, чтобы двигаться вперед и путать следы перед
носом у своих преследователей. А главное – полковник уносил
древний череп с двумя отверстиями то ли от пуль, то ли от
тонкого хирургического сверла. Череп излучал мысли… Он был
единственным собеседником немца.

«Если меня догонят – расстрел», – думал Шульц.

И череп «отвечал» ему:

– Есть гораздо более страшная смерть…

«Что может быть страшнее?»

– Петля Варуны, которую он накидывает на шею своему врагу...

«Мне ни за что не выбраться отсюда! Эта проклятая степь никогда не кончится!»

– Ты еще будешь проситься сюда назад…

«Что я должен сделать?»

– Идти… И хранить тайну. Помни о третьем шаге старика…

«Он отберет у меня зрение?»

– Он отберет у тебя Видения…

Череп «говорил» загадками, но от них на душе полковника почему-то
становилось легче. За три или четыре дня пути он прошел более
ста километров, но преследователи не отставали, хотя в
последнее время за ним гнались только автоматчики на одном
грузовике. Несколько раз Шульцу удавалось отсидеться в камышах,
когда русские проезжали мимо. А потом снова продолжалась
погоня.

К вечеру следующего дня полковник увидел, как по проселочной дороге
навстречу ему пылит второй грузовик.

Шульц скатился по откосу к реке и принялся обмазывать череп красной
глиной – просто закопать его в землю у полковника уже не
хватало сил. Непослушными, обессиленными руками он залепил
глиной гланицы и височные ямки, размазал ее по всей поверхности
черепа и положил его на берегу – камень, да и только. Даже
при внимательном рассмотрении череп ничем не выделялся среди
камней.

Полковник немного успокоился. Теперь ему следовало не торопясь снова
подняться на дорогу и сдаться в плен. Иного выхода не было.
Он развел в стороны руки, показывая, что в них нет оружия,
и двинулся навстречу своей судьбе. Если энкавэдэшники не
начнут стрелять сразу же, у полковника есть шанс дождаться
трибунала и, может быть, вместо высшей меры наказания получить
«минимальные» двадцать пять лет в сибирских лагерях. В конце
концов, война уже закончилась, и должны быть свидетели,
которые подтвердят, что во время восстания в лагере он никого не
убивал…

Но каково же было удивление полковника, когда вместо вооруженных
энкавэдэшников из кабины грузовика выскочил Отто Грассман
собственной персоной. Этому-то откуда тут взяться? Грассман
затолкал ошарашенного полковника в кузов и накрыл брезентом.
Никаких вопросов, никаких расспросов – необходимо было срочно
уходить от погони.

Можно только позавидовать агентурной сети, которую развил на
территории Советского Союза бывший эсэсовец. В тот год из России в
Германию, из страны-победительницы в поверженное
государство, уходили целые эшелоны с порожними грузовыми вагонами,
которые обратно возвращались забитые до отказа трофеями,
ценностями культуры и искусства, золотом Третьего Рейха… Этим-то и
воспользовался Отто Грассман, чтобы переправить в Германию
беглого полковника. В опечатанном вагоне, куда поместили
Шульца, были консервы, хлеб и коньяк. Крепко выпив, полковник и
не заметил, как преодолел путь до маленькой станции на юге
«русской» Германии, а потом какие-то люди пересадили его в
военный грузовик и нелегально вывезли на территорию,
контролируемую союзниками.

Родовой замок Шульца после обитания в нем американских солдат пришел
в запустение и выглядел каким-то даже покосившимся. Конюшню
вообще разворотило взрывом. Матильда не решалась броситься
в объятья мужу, стояла в дверях, поглаживая по голове
белобрысого сынишку… И тут Шульц вспомнил, что ему нужно хранить
Тайну. Хитрый Грассман не случайно устроил ему эту встречу с
семьей. Отто надеялся, что полковник размякнет, потеряет
бдительность, а потом ему уже можно будет задавать любые
вопросы… И Шульц принял условия этой игры.

Он мутным взором посмотрел на Матильду, словно на чужую, незнакомую
ему женщину, на мальчика и двинулся в сторону от дома.

– Николас, что же ты?! Не узнаешь свою жену и сына?

Незнакомцы, которые сопровождали Шульца, вернули его и привели в
замок, но, закрывшись в своей комнате наверху, он так и не
вышел к жене и ребенку. Полковник вернулся домой умалишенным, и
ему не составило особого труда утрировать симптомы своей
болезни. А потом появился Отто Грассман. Он рассказал Матильде,
какие испытания пришлось перенести ее мужу в плену,
придумал какую-то черепно-мозговую травму, вследствие чего тот
потерял память, и пообещал, что современная психиатрическая
медицина сейчас творит чудеса и полковника можно вылечить…

Грассман порекомендовал известную клинику на севере Австрии и
действительно перевез Шульца в нее, только полковник оказался
изолирован ото всех остальных больных и помещен в подвальный
«каменный мешок» с единственной лампочкой под потолком. По
описи при нем осталось только несколько личных вещей: умывальные
принадлежности, Библия и письмо Матильды, которое она
передавала ему в русский лагерь.

Шульц не желал говорить, и каждый раз Отто Грассман придумывал ему
новое «промывание мозгов». С полковником работали опытные
психиатры, но даже они не смогли вытянуть из него ни слова о
столице ариев, в которой (бывший эсэсовец был уверен) Шульц
побывал. Редкие свидания с Матильдой не приносили особой
радости, потому что каждую минуту полковник должен был
сдерживаться, чтобы не разрыдаться и не сжать ее в своих объятьях.

– Господи! За что мне все это?! – отчаянно восклицал в мыслях
пленник психбольницы. – Видимо, я действительно где-то перешел
запретную черту и теперь должен сносить эти пытки.

Электротерапия, которую с каждым разом проводили чаще и чаще,
окончательно истрепала нервную систему полковника, и он опасался,
что после нее окончательно лишится рассудка.

– Даже в русском лагере надо мной так не издевались, – справедливо
замечал отставной полковник. И однажды он уже больше не смог
терпеть этих мучений.

Во время всех пыток Отто Грассман неукоснительно стоял в изголовье
Шульца. Полковник его не видел, но бывший эсэсовец тенью
следовал за ним из одной пыточной камеры в другую. Грассман не
задавал никаких вопросов, он ждал, когда под действием
наркотиков, гипноза или электричества Шульц сам заговорит и
откроет ему тайну их общей прародины. Даже в «каменном мешке», где
полковник несколько часов отлеживался после экзекуций на
бетонном полу, Грассман сидел на стуле и ждал.

По возвышенностям, нанесенным Шульцем на план, можно было легко
узнать долину Большой Караиндульки. Но Грассман понимал, что
полковник высчитал арийскую столицу по каким-то другим
ориентирам, и хотел их узнать.

И тут полковник открыл глаза и сел на полу, поджав под себя ноги.

– Я знаю, что тебе надо…

– И?..

– …и ты это получишь. Да, я был в столице, я посетил ее в первый же
вечер после побега из лагеря… Не пытайся теперь просчитывать
в уме расстояние, которое мне пришлось преодолеть – тебе
это не поможет. Ты не знаешь даже, в какой стороне нужно
искать.

Лицо у Грассмана вытянулось и побелело.

– Да даже если все-таки и найдешь, тебя там не ждут… Я участвовал в
обряде таинственных жрецов, которые приносили жертву по
древнему обычаю. И мне открылась арийская столица… А для тебя
она закрыта. Навсегда.

Полковник попробовал подняться и понял, что ему не удастся даже
этого. Он встал на четвереньки и пополз к своему неаккуратному
плану.

– Сказать, как я высчитал этот город?.. Нет, тебе не интересно… Тебе
нужно место, и пусть меня поразит проклятье, но я покажу
его тебе, – С этими словами Шульц ткнул в случайное место на
плане, и когда Грассман склонился над ним, накинул ему на шею
тесемку от письма и начал душить.

Через минуту тело бывшего эсэсовца, прижатое к полу, перестало
трепыхаться, и полковник облегченно вздохнул.

– Петля Варуны, – пробормотал он и оттолкнул труп Грассмана ногой.

…Полковника перевезли в другую клинику на юге Западной Германии и на
долгие годы оставили в покое. Он знал, что Отто Грассман не
последнее звено в цепочке неофашистов, собирающихся
отвоевать мировое господство если не силой, то мистическим путем, и
арийская прародина продолжает их интересовать не меньше,
чем буддийская Шамбала, но убийством эсэсовца Шульц поставил
окончательную точку: от него им ничего не добиться.

Врачи запретили ставить к нему в палату телевизор, но газеты, пусть
и прошлогодние, умалишенный полковник исправно получал. Он
знал, как изменился мир со времен Второй мировой, знал про
разработку космических программ и повсеместную компьютеризацию
планеты, но все эти преобразования не имели никакого смысла
по сравнению с открытием, которое он сделал случайно, бежав
из лагеря для военнопленных.

Все эти полеты людей в космос, высадка на Луну, оружие массового
поражения и неизлечимые болезни, которые нагрянули к концу
двадцатого века, были только следствием «программы», внесенной в
устройство мира еще в древней арийской столице.

Даже падение Берлинской стены, объединение Германии, а затем и
Европы и параллельно с этим развал Советского Союза не были для
полковника столь неожиданной новостью, чтобы восклицать и
удивляться по этому поводу. Все это прогнозировалось… Стоило
только посидеть в кругу жрецов у жертвенного костра в столице
прародины, как перед человеком открывались не только тайны
истории, но и тайны будущего. Все вставало на свои места,
раскладывалось по полочкам. Раскрывалась Книга Жизни…

Фюрер знал об этом. Он тоже хотел бы прийти и посидеть у костра
Ашвинов на границе России и Казахстана… Хотел бы, чтобы ему
возложили шестипалую руку на голову и открыли третий глаз.

Но ему не позволили этого. Его остановили на половине пути.

Кто? Непобедимая Советская Армия? Многонациональный русский народ?

А может быть, и сами Ашвины тогда были против…

За этими мыслями проходили годы заключения. Больше полувека
полковник прожил в ожидании знамения, когда Варуна снова направит
его в поход. На Южный Урал. И однажды в палате душевнобольного
распахнулась дверь.

– Шестипалый зовет! – услышал Шульц незнакомый голос и вышел на
балкон. Был июнь. В саду яблони покрылись белым, и от их цвета
шел несказанно божественный аромат. Полковник вдохнул свежий
воздух, и у него после долго сидения в закрытом помещении
закружилась голова.

– Кто ты? – спросил он у неба.

– Я – Ашвин. Такой же, как ты. Шестипалый зовет. Собирайся в дорогу.

В тот же день полковник сбежал из клиники, и дальнейшее продвижение
на Урал было для него делом техники. За последние пятьдесят
лет железная дорога в Восточной Европе ничем не изменилась,
а порядка на ней стало меньше. В дороге из еды у Шульца были
только сухари. Но где наша баронская не пропадала!

Он ехал в грузовых вагонах со стальными контейнерами, на платформах
в подержанных «Мерседесах» и «Ауди», которые везли из
Объединенной Германии в республики бывшего Советского Союза… А
потом все начало возвращаться на круги своя.

На небольшой уральской станции проводилась милицейская облава на
бродяжек. Шульц, уже наученный как уходить от преследователей,
легко избежал ее и отсиживался в кустах, когда внезапно
заметил, как какой-то русский убегая сбросил в урну
подозрительный сверток.

Когда волнения на улице улеглись, полковник покинул свое укрытие и
осторожно, стараясь не отбрасывать тень под фонарями,
приблизился к урне. На дне ее действительно лежало что-то круглое,
завернутое в газету; Шульц потянул уголок и обнаружил
древний череп. Тот самый, с пулевыми или хирургическими
отверстиями на затылке! Череп был гладким, вычищенным щеточкой, без
остатков красной глины в глазницах и на висках.

Пророк вернулся!

Полковник быстро скрылся с ним в листве привокзального скверика и
начал разговаривать.

– Я убил этого Грассмана… Петлю Варуны, как ты говорил, накинул на шею и все.

– Петля Варуны – это наш путь…

– Я должен вернуть тебя в столицу!

– Не торопись – столица требует жертв…

– Что я должен сделать?

– Ты – один из Ашвинов. Ты должен знать, что…

– Но я потеряю зрение…

– Оно тебе больше не понадобится…

Теперь, когда в руках у Шульца снова оказался магический череп,
опасности ему были не страшны. И полковник снова отправился в
дорогу в «попутных» грузовых вагонах. В России ему приходилось
тяжело из-за плохого знания языка, но основные направления
он мог просчитать днем по солнцу, а ночью по звездам. В
любом случае, путь его теперь лежал с севера на юг, и Шульц
быстро преодолел расстояние, оказавшись в железнодорожном
поселке на берегу Большой Караиндульки. Шульц сразу же узнал свою
реку-спасительницу, за полвека она практически не
изменилась, и пейзаж по обоим ее берегам остался прежним, нетронутым.
Здесь была неплодородная земля – полупустыня, полустепь, – и
российское правительство особо не развивало промышленность
в этих местах. Это обстоятельство, вероятно, и спасло речку
и ее долину от уничтожения.

И снова голодный и не по уральской погоде легко одетый полковник
вермахта шагал вдоль Большой Караиндульки, на этот раз
поднимаясь вверх по ее течению. Он любовался бескрайней степью, по
которой полвека назад бежал, скрываясь от своих
преследователей. Радовался, что трехмесячный путь на «перекладных»
поездах, ночевки в сырых вагонах, трудности на таможнях уже
позади, а отсюда ему и не нужно никуда возвращаться… Он уже дома.

…Жеребенка он украл прямо из-под матери. Схватил его, несмышленого и
слабенького, и побежал через степь к березовым колкам.
Кобылица, было, подняла шум, начала ржать и бить копытами, но
куда уж там – старый заключенный бегал, как полевой кролик,
поджав уши и петляя из стороны в сторону. Хозяин лошадей,
выскочивший во двор с заряженным дробовиком, ничего уже не мог
различить во мгле.

Жеребенок оказался послушным, жался к Шульцу, как к мамке, а тот
одним махом отсек ему голову (древние боги требуют жертв!) и
понес расчлененное тело на полуостров, в древнюю столицу.
Полковник без труда прошел за два круга оборонительных стен, от
которых остались только невысокие земляные валы, и вышел на
прямоугольную центральную площадь – пави. Здесь у него уже
был припасен хворост для жертвенного костра.

Когда сухие ветки вспыхнули и понесли вверх снопы ярких красных
искр, а тело жеребенка начало чадить черным дымом, Шульц положил
на землю рядом с собой магический череп, склонил голову и
начал напевать молитву, слова которой тут же всплывали у него
в голове:

– Царь Варуна, прими жреца своего, прими жертву праведную, царь
Варуна, пошли мне избавление от всех напастей, не желаю болезней
ни себе, ни роду своему, царь Варуна, прими в лоно земли
своей странника древнего, устал я второй век уже топтать эту
землю, открой врата свои для души калика…

– Открыл ли ты Тайну? – раздался голос со стороны костра.

– Нет, никому, петля твоя, царь Варуна, избавила грешного злого
человека от дальнейших мучений его, спасибо тебе за петлю…

Подходили какие-то люди – туристы и егеря, – но они совершенно не
отвлекали полковника от его обряда.

Он подложил в костер еще хвороста и водрузил наверх голову
жеребенка. Голова сразу же оказалась объята пламенем. И Шульц,
боевой, убеленный сединами офицер от нечаянной радости, охватившей
его, заревел, как ребенок. Слезы стекали по обеим его щекам
и падали в землю, как семена новой жизни. Шульц словно
вернулся к своим истокам, к истокам всего человечества, когда
тысячи лет назад оно еще лежало в позе адорации в утробе у
Матери-Истории. Полковник задыхался от нахлынувших слез,
которые буквально душили его.

И тут за спиной послышались шаги.

– Встаньте и подойдите сюда! – прозвучали властные слова по-немецки
за спиной Шульца. Точно так же к нему обратился и один из
жрецов во время первого обряда в столице ариев. Полковник даже
не поднял головы, он понял, кто пришел за ним, и ему не
нужны были человеческие глаза, чтобы увидеть лицо говорящего.
Сзади стоял еще один из Ашвинов, и они с полковником должны
были найти общий язык и понять друг друга.

Незнакомые люди по приказу второго Ашвина взяли Шульца под руки и
подняли с земли. Он даже не стал сопротивляться. Наоборот, он
хотел поскорее пообщаться один на один с таким же, как он,
рассказать ему о своих странствиях и познаниях, послушать
его. Мало ли общих тем у людей, воюющих с силами зла в одном
«ордене»… Но внезапная боль прожгла его спину и отразилась в
груди… Полковник сразу потерял сознание и очнулся уже на
больничной койке в незнакомой палате. Первое, что бросилось в
глаза, неаккуратно побеленный потолок с тенетами, второе –
незнакомые мужчина и женщина, сидящие напротив. Они очень
обрадовались, когда полковник открыл глаза.

– Я Ваш внук, – затараторил по-немецки мужчина. – Иоганн Шульц, сын
Ганса Шульца, Вашего сына. А это моя жена Лиля.

– Что-то имена у вас не немецкие, – подозрительно заметил полковник.

– Иоганн… По-моему, нет более немецкого имени! Так меня назвала
бабушка, Ваша жена Матильда. А Лиля действительно немка только
наполовину, мать у нее славянка…

Барон судорожно соображал, стоит ли и дальше валять дурака.

– Вы помните, как в вас попала стрела? – спросил Иоганн.

– Какая еще стрела?

– Стрела с острым медным наконечником…

– Значит, Шестипалый все-таки послал в меня стрелу, – подумал
полковник Шульц. – И он лишил меня зрения!

– Помогите! Я ослеп! – заорал он во всю глотку и попробовал
подняться с кровати, но полковника удержали. Он нервно мотал головой
из стороны в сторону, и подоспевшим врачам пришлось
поставить ему успокоительный укол.

Мысли начали путаться в голове Шульца-старшего, но перед тем, как
заснуть, он все-таки успел все хорошенько продумать и
проанализировать.

Шестипалому старику был известен каждый шаг на этой планете. Все
предметы и явления он видел насквозь и мог просчитывать
варианты не то, что на пять ходов, на пять тысячелетий вперед. Что
уж говорить про такой незначительный отрезок, как пятьдесят
лет, который полковник провел в «психушке»…

Тогда, в 1945-м, Шестипалому потребовалось, чтобы через полвека
череп вернули обратно в столицу ариев, и он выбрал смышленого
немецкого инженера, который по самодельному плану просчитал
расположение древнего города. Шестипалый даже открыл немцу
«внутреннее» зрение и пригрозил, что отберет его, если тот не
выполнит задание.

Николас Шульц выполнил все в точности, а Шестипалый взял и обманул.
Пустил магическую стрелу в спину полковнику и отобрал у него
«третий глаз». Но полковник не зря прожил большую часть
своей жизни, снося мучения и издевательства, чтобы окончить ее
бессовестно обманутым. Он понял, что игра только начинается.

Проснувшись вечером, Шульц-старший, как само собой разумеющееся,
«ничего не увидел перед собой». Не было ни плохо побеленного
потолка, ни Шульца-внука, ни его жены со славянскими именем и
чертами лица…

Когда через пару дней полковнику разрешили подниматься с постели, он
нарочно всей массой опирался на руку расторопного Иоганна
Шульца и запинался о каждый угол. Кормить его приходилось из
ложки, и главное – газеты, полковник требовал, чтобы ему
каждый день читали свежие газеты, все, какие только появляются
в поселке.

– Может, ты расскажешь о себе, дедушка? – просил Иоганн.

Но полковник только отмахивался:

– Обо мне люди расскажут. Читай мне газеты!

Иоганн покорно выполнял все требования внезапно объявившегося деда.
С одной стороны, он был несказанно рад этой фантастической
встрече (и где?!) на Южном Урале, в тысячах километрах от
Германии, с другой стороны, они с женой делали поправку на
более чем преклонный возраст старика и на тяжелую жизнь, которую
он прожил.

Теперь Иоганн понимал, что пути Господни, действительно,
неисповедимы, не знаешь, где найдешь, где потеряешь, и то, что они с
Лилей оказались в самом сердце России, изначально не было
случайным. Какая-то неведомая сила подтолкнула их к этой
поездке… Последнюю часть пути они добирались автостопом, плохо зная
русский язык, и тут – на тебе! – дед!

Иоганн мечтал, что он привезет деда в их родовой замок под Мюнхеном,
сводит на могилу к его жене Матильде, познакомит с его
сыном, раздобревшим и богатым инженером-автомобилестроителем, и
дед будет счастлив. Но как только Николас Шульц узнал, что
его хотят отвезти на родину (увезти от столицы ариев), он
воспротивился этому обеими руками.

– Здесь наша прародина, внучок! И я не уеду отсюда… Хотя бы первое
время, – этими словами объяснил свое нежелание возвращаться в
Германию Николас Шульц, но на самом деле он думал немного
по-другому: «Хеллоуин только начинается, я первым принес свою
тыкву и не хочу пропустить окончание вечеринки».

Хотя более всего на свете полковник Шульц мечтал встретиться с тем,
вторым Ашвином, который командовал в заповеднике егерями.
Немцу была интересна его судьба: как его завербовал
Шестипалый, какое задание дал и как потом обманул… Полковник смотрел
«незрячими» глазами в окно и представлял, как произойдет их
встреча. Судя по всему, второй Ашвин хорошо знает немецкий
язык, и они смогли бы от души пообщаться с ним.

Иоганн и Лиля Шульц смирились с причудой дедушки и отложили свое
возвращение в Германию еще на пару недель – больше не позволяла
работа Иоганна.

А в заповеднике тем временем продолжилась стрельба.