Литературная критика

Только я

написала, что Северянин - один из главных претендентов на роль идеального поэта в русской литературе, который своим царственным величием должен отпугивать всевозможных исследователей даже после своей смерти, как тут же получила электронное письмо из Эстонии от одного чрезвычайно просвещенного человека, в котором он сообщал мне, что в этом соседнем дружественном государстве существует настоящий культ "царственного"
Игоря Владимировича Лотарева и, главным образом, среди местных литературоведов. Причем до такой степени, что количество научных трудов и исследований, посвященных ему, уже с трудом поддается исчислению. Более того, только что вышедший в свет объемистый том исследований о Северянине красуется сейчас в самом крупном книжном магазине Таллинна рядом с моей "Голубой кровью"…

Короче говоря, с Северяниным я слегка прокололась.

Приходится признать! Хотя я все равно с трудом представляю себе защиту диссертации, посвященной этому поэту, во всяком случае, сам процесс: заседание ученого совета, возражения оппонентов и т.п. Но все-таки, надо учесть, что в Эстонии Северянин доживал свои дни в изгнании, уже лишенный практически всех атрибутов своего былого величия и ослепительного успеха у публики. Так что эстонские литературоведы вполне могли его принять и не за того, перепутать, так сказать. Точно так же, как и последнего китайского императора в конце жизни многие принимали за обыкновенного садовника... В целом же этот факт лишний раз подтверждает основную мысль предыдущей главы моей истории: от литературоведов поэту спастись очень-очень сложно, практически невозможно!

Конечно, может быть, все не так и страшно, как мне кажется, но определенные проблемы они все-таки создают, а уж неудобства - так это точно! Мне, к примеру, сегодня было бы крайне трудно ответить на вопрос о том, кого из русских писателей и поэтов, я отношу к своим самым любимым, ну, в общем, кто мне нравится больше других. Пожалуй, я не смогла бы назвать и двух имен… И вовсе даже не потому, что мне теперь совсем-совсем никто не нравится, и я считаю всех полным дерьмом. Отнюдь! Кое-кто мне все еще нравится, не то, чтобы я кого-нибудь из них часто перечитываю, но так, ничего… Однако назвать вслух хотя бы два имени мне было бы очень сложно - просто из чувства некоторой неловкости, что ли! Да, именно неловкости, точнее не скажешь! Это все равно что, собираясь на какую-нибудь вечеринку в приличное общество, я открыла бы шкаф и вдруг обнаружила, что практически все некогда любимые мной вещи в той или иной степени изъедены молью! То есть получилось бы, что мне абсолютно нечего надеть! А ведь это не шутки! В результате мне стало бы так обидно, что я, пожалуй, даже могла бы разрыдаться. Вот так и в русской литературе! Практически все имена тоже "изъедены молью" литературоведения! Язык не поворачивается их назвать. Ни одно! Ну, не обидно ли?! Дожили! Ну разве что имя Чарской не стыдно сегодня произнести вслух, и это не будет отдавать моветоном. Кажется, только одна эта завалявшаяся в углу шкафа старинная накидка из чернобурки каким-то чудом и не пострадала. Не случайно я даже страницы своего последнего романа "Белокурые бестии" украсила изящным античным орнаментом, чтобы было, как у Чарской: так же красиво и величественно! И конечно же, еще и для того, чтобы какой-нибудь литературовед, случайно взяв в руки мою книгу, сразу же весь начал кривиться и морщиться… В общем, этот орнамент - еще и что-то вроде дуста. Средство от моли!

Потому что проблема, конечно, заключается не только в литературоведах. Они, как я уже сказала, всего лишь лишенные собственной воли металлические опилки, бесчувственная моль… Все дело в самих поэтах и писателях! В отсутствии у них подлинного царственного величия и неприступности!

А ведь Россия еще далеко не самая обездоленная страна в этом отношении. Вот если бы мне пришлось жить среди каких-нибудь чурок с их доисторическими Низами или же Ду Фу… Жуть!.. Даже страшно представить!.. Или же на родине моего отца, Украине - на своей Fatherland, так сказать - где бы меня, наверняка, постоянно доставали тупоголовым Шевченкой с круглой плешивой башкой, совсем как чугунок, в котором моя бабушка в Шепетовке варила мне по утрам кашу. "Дывлюсь я на нэбо…" - после сотни-другой этих "дывлюсь на нэбо" я бы им точно подавилась! Нет, после такого не только Пушкин с Белым, но и Брюсов или даже Хлебников, возможно, перестали бы мне казаться совсем безнадежной рухлядью, и я не стыдилась бы вслух произносить их имена, не говоря уже об именах других русских поэтов и писателей…

Б.Григорьев. Портрет Хлебникова

Хотя насчет
Хлебникова я все же сомневаюсь… Присутствие этого типа в русской литературе - а язык как-то не поворачивается назвать его поэтом - должна признаться, ставит меня в тупик. Стоит мне только о нем подумать, хотя бы мысленно представить его себе или даже услышать его имя, как у меня буквально опускаются руки, хочется выть от тоски, все забросить, не только эту свою историю, но и литературу вообще… Такую непроглядную скуку навевает на меня этот, как бы это поточнее выразиться… ну пусть будет "человек" - назовем его пока условно так. Какая разница!

И в самом деле, о какой литературе после Хлебникова можно всерьез говорить!? Белый со своим экзотическим элитарным "
Петербургом" - это еще, так сказать, "цветочки". Во всяком случае, он сам, лично хотя бы никогда не казался мне полным и законченным дегенератом. Отнюдь! Полноценный человек, один из творцов Серебряного века, далеко не дурак в общем-то, и не урод, при всех его заебах… Но Хлебников! Это уже все! Кранты! Дальше некуда!

Начнем с того, что Хлебников всегда представлялся мне совершенно полным и откровенным олигофреном с капающей изо рта слюной. Не знаю даже, откуда взялся этот образ, но он возник у меня почти сразу же, фактически при самом первом знакомстве с его творчеством. Сначала, конечно, это было такое бессознательное ощущение, затуманенное всякими расплывчатыми комментариями и рассуждениями о его гениальности и т.п., но потом постепенно в моем сознании, как курица из яйца, окончательно вылупился этот образ слюнявого олигофрена. Ничего не прибавить, не убавить: законченный дебил!

Впрочем, я допускаю, что если бы мне в юности, например, попались воспоминания Бунина о Хлебникове
(кажется, Бунин описывает его в книге "Под Серпом и Молотом"), в которых Хлебников изображен ловким приспособленцем и пронырливым авантюристом, опустившим на бабки сразу нескольких своих меценатов, то, возможно, его образ и трансформировался бы в моем сознании в лучшую сторону. Все-таки Бунин дает портрет довольно колоритного персонажа. Но книга Бунина по не зависящим от меня обстоятельствам попала мне в руки, увы, слишком поздно, когда мои представления о Хлебникове уже приняли совершенно законченную и необратимую форму… Тем не менее я очень хорошо запомнила последнюю фразу, которыми завершались воспоминания Бунина о Хлебникове: "А затем помешенный разразился, в угоду большевикам, виршами вполне разумными и выгодными…" Вот это, по-моему, Бунин очень точно подметил! И дело вовсе не в большевиках - просто я и сама тоже неоднократно замечала, что люди, которые косят под дурачков или сумасшедших, изображают какую-то непомерную широту натуры, поднимают много шума и т.п., как правило, вовсе неплохо ориентируются во внешнем мире и всегда держат нос по ветру.

Незадолго до смерти Тимур, кстати, собирался осуществить еще один свой грандиозный проект - организовать выставку под названием "Дегенеративное искусство", на которой должны были быть представлены всякие наиболее характерные образцы современного искусства, главным образом, "авангардного", естественно. К сожалению, этот проект так и остался не осуществленным! И хотя название этой неосуществленной выставки и несет в себе некоторые двусмысленные ассоциации с прошлым, признаюсь, в наши дни мне оно кажется чрезвычайно удачным, ибо как нельзя лучше передает общее состояние современной культуры. Можно было бы, конечно, поискать альтернативные варианты названия, но лучше, по-моему, просто придумать невозможно! Не уверена, что мы с Тимуром вкладывали в это емкое определение абсолютно одинаковый смысл, но я бы, пожалуй, с удовольствием поучаствовала в этом проекте, по крайней мере, в качестве литературного консультанта. Думаю, что Хлебников должен был бы быть обязательно как-то представлен на этой выставке своими стихами или еще как-то, в виде портрета, например - не важно, главное, чтобы было как-нибудь обозначено его присутствие в качестве одного из самых характерных представителей такого искусства… Очень важно отдавать себе отчет в том, что очень многие творцы "дегенеративного искусства", Малевич, например, или тот же Кандинский, вовсе не были сами дегенератами, а вот Хлебников был, и в этом заключается его главная отличительная черта от остальных. Для таких, как Хлебников, я бы, пожалуй, даже выделила на этой выставке специальный зал, чтобы слегка отделить их от других, подчеркнуть их уникальность и неповторимость, так сказать…

Забавно, что человеческое сознание устроено таким образом, что вся поступающая в мозг информация, как правило, сразу же разбивается там на всевозможные антиномии и дихотомии. Наверное, так информация просто легче запоминается, или же человеческий мозг внутри устроен наподобие компьютера, где все расфасовывается по специальным симметричным ячейкам, даже не знаю… Но я заметила, что в русской литературе практически все писатели почти сразу же после своего вхождения в литературный мир разбиваются на пары, главным образом, по принципу взаимного противопоставления. Думаю, что так их просто удобнее запоминать школьникам и людям далеким от литературы, простым обывателям - возможно, эти противопоставления и существуют специально для них… Пушкин все время противопоставляется Лермонтову, Толстой - Достоевскому, Маяковский - Есенину и т.д. Некоторые пары почему-то до сих пор так никто и не обозначил, хотя они, как мне кажется, тоже напрашиваются сами собой. Например, Северянин в определенном смысле, тоже является полной противоположностью Хлебникова. Странно, что этого, кажется, почти так никто и не заметил. Это же очевидно! И очень легко запоминается!

И если Северянин - несмотря на усилия эстонских литературоведов доказать обратное - все-таки, по-моему глубокому убеждению, из всех русских поэтов больше всего тянет на роль идеального поэта, то Хлебников, соответственно, как я уже отметила, вообще поэтом назвать трудно, к нему это слово, мне кажется, уже никак не подходит. И самое главное, что занимались-то они в своем творчестве в сущности одним: выдумывали всякие новые слова, импровизировали и т.п. Только Северянин это делал как бы шутя и играючи, чтобы "возбуждать улыбку дам" и т.п. А вот зачем выдумывал эти слова Хлебников, для кого!? Какие-то сплошные ребусы и кроссворды из слов вместо стихов! Ни одной внятно выраженной и до конца высказанной мысли или хотя бы шутки, способной вызвать нормальную человеческую улыбку! А это уже, признаюсь, находится за пределами моего понимания...

Впрочем, кое о чем, кажется, я все же немного догадываюсь. Во всяком случае, кое-какие соображения на этот счет у меня имеются… И на эти догадки меня как раз и наводит тот факт, что Хлебников в моем мозгу укладывается в ячейку прямо противоположную Северянину. Хлебников, видимо, занимался своим словотворчеством специально для литературоведов, причем так, чтобы им сразу же как можно удобнее было все сочиненное им изучать, писать диссертации и т.п., поэтому они все в него так потом и вцепились… То есть в Хлебникове, в отличие от царственных Северянина и Чарской, уже, в сущности, нет никакой тайны и гордой неприступности, как нет ее - этой тайны - и практически во всей порожденной им современной поэзии. Вместо тайны - какое-то невнятное слюнявое угодливое лакейское бормотание, не совсем понятное, конечно, но тайной я бы это все равно не назвала…

Может быть, это звучит слегка парадоксально, но в такой поэзии изначально уже нет совсем никакой поэзии, поэтому ее можно спокойно сколько угодно изучать - от нее все равно ничего не убудет. В общем, это изначально настолько потертая изношенная и изъеденная молью вещь, что я бы ее на себя ни за что никогда на себя не надела! Даже думать противно!