Литературная критика

Саша Кругосветов. Вечный эскорт. – М.: АСТ, 2022. – 448 с. – (Городская проза).

Герой этого романа – неисправимый романтик, даже в свои поздние годы, когда его любимую женщину, говорят, видели во Флориде. Или нет? Словом, «а может быть, в притонах Сан-Франциско». Как бы там ни было, петербургский писатель Герман ищет свою ундину – собственно, искал всю жизнь, и вот, кажется, нашел. «Везде я искал нужную мне геометрию, везде искал контуры ундины. Почему ундины? Я отнес Ана-подобных девушек к ундинам, русалкам. Ясно, что эта порода вышла из моря. Не исключено, что все люди когда-то вышли из моря. Может, и не все. Но у некоторых девушек точно есть русалочьи гены».

Правда это было давно, а теперь в романе Саши Кругосветова «Вечный эскорт» - лишь «флоридские» отголоски, догадки, сомнения – тех, кто, оказывается, тоже любил Ану. Литературного агента, к которой Герман сбегал в Москву от семьи, чтобы побыть во власти своего идеала. Ведь рабская зависимость от обычных пространственно-временных и причинно-следственных связей — вот в чем было главное отличие земных женщин от русалки, как уточняют в романе. У героя в этой истории немало других любимых – и жена, и предшественница Аны, и богемная подруга, и светская львица, у ног которой валялось пол-Москвы. Но ундина – она живет вроде бы здесь, рядом, а на самом деле, «в другом измерении, на неведомых островах с замороженным временем, куда нам путь заговорен с начала веков, с момента изгнания Адама и Евы из рая, на островах, где милая моему сердцу ундина играет с себе подобными, говорит с ними на праязыке эльфов и где ее мысли передаются другим русалкам без использования топорных по своей природе слов и звуков»

Иногда их находят в других эпохах, как, например, в романе Саши Кругосветова, в котором параллельно основному сюжету появляется другая альтернативная история, объясняющая многое. Ну, или хотя бы интерпретирующая. Дело в том, что наш герой пишет роман о французском художнике Эдуарде Мане и его музе, прославленной парижской блуднице Викторин Мёран, натурщице в знаменитой «Олимпии» и «Завтраке на траве». По сути, перед нами еще один встроенный роман, события в котором разворачиваются синхронно с событиями в жизни Германа и Анастасии. «Герману нравилось представлять себя Эдуардом Мане. Он старался говорить как Мане и думать как человек, живущий в Париже девятнадцатого века. Эдуард внутри него часто вступал в спор с ним самим, писателем, живущим в двадцать первом веке и пишущим о любимой натурщице Мане». Ведь, как утверждают в романе, чтобы распознать эту разящую наповал, властную нимфу, надо иметь особо чувствительное сердце, а также быть художником от рождения и немного сумасшедшим.

«Когда мы встретились с Аной, мне было сорок пять, ей — тридцать два», - вспоминает герой этой истории. Разве не так было у многих? Было, конечно же. Например, у автора этих строк. Помнится, ему тридцать семь, ей двадцать шесть. Кстати, когда встретились, ее тоже звали Ана. После, конечно, по-разному – женщина ведь материал пластичный, каждый волен менять по-своему, пока она вдруг в одночасье сама не становится рекой. И хоть «не долго и счастливо», но разницу лет, между прочим, прожили на берегу. А потом она ушла к другому. «Эй, моряк, ты слишком долго плавал!» - объяснял себе автор случившееся строчкой из песенки детства. «Мне кажется, с тобою я старею», - пыталась оправдаться она. Объяснить-то можно что угодно, понять же – вряд ли. «А остальное — как это объяснить? – не унимается герой романа. - Обтянутое нежной кожей сухое лицо с острыми скулами, небольшим прямым носом и резко очерченным, решительным ртом, лебединая шея, острые локти и коленки, втянутый живот, сильные бедра и развитые, красивые плечи. И то, что обычно скрыто: необыкновенной красоты сердцевина, женское естество, отшлифованное, лишенное всего избыточного, доведенное до абсолютного совершенства».

Ундина, одно слово. Ты не остался «вечно пьяный, вечно молодой», а она? «Интересно, что происходит с ундиной в сорок? А в пятьдесят? – уточняют в романе. - Сохраняет ли она свою дикую, своенравную прелесть?» Можете не сомневаться, сохраняет. По крайней мере, в ваших влажных фантазиях уж точно.

А потом, конечно, поиски. Хотя, где и кого можно было искать? «Где вы теперь? Кто вам целует пальцы?» Ее следы ты находил всегда и везде. Например, у Бунина, где ее тоже искали повсюду, а потом сели на кровать в гостиничном номере и выстрелили себе в виски сразу из двух револьверов. А когда даже искать было некого, как у Сэлинджера, то все равно выстрелили. Правда, из одного, но результат тот же. Ундина уплыла. На надувном матрасике. А рыбка-бананка осталась. Пишет теперь романы на берегу.