Литературная критика

 

5. Поскольку автор -- отметим это еще раз: речь идет о современной книжной индустрии -- это часть издательской системы, то в паре "издатель-автор" все преимущества на стороне первого. Формально отношения равноправны, как у гражданина. Автор как создатель стоит у истоков произведения и, пока он не переступил порог издательства, он обладает на это произведение всеми правами. Включая право на сожжение, каковым с полным успехом в свое время и воспользовался Гоголь.

 

Однако, рассмотренный через окуляры книжного издательства, такой автор вовсе не является, как мы уже выяснили, автором, и его авторские претензии, включая самую главную, которая-то и бросает его как обязательную муху в издательскую сеть -- желание быть услышанным, обращаются в ноль. Ибо чаще всего непризнанного книжной индустрией автора не признает даже его собственная жена (впрочем, в противном случае она, чаще всего, признает его исключительно с финансовой стороны).

 

Но, как только автор оказался на пороге издательства со своей рукописью, он оказывается во власти книжной индустрии по той простой причине, что он один, а издательство -- это система. Которая действует по независимым от ее винтиков правилам игры: получение прибыли или пропаганда. Поэтому автор может принять или не принять предлагаемые ему условия, но изменить этих условий, повлиять на них он не может (как их не может поменять и отдельный винтик издательской системы, хотя бы всей душой сочувствующий автору, даже если этот винтик самый главный в своем издательстве). В то время как издательство неминуемо подчиняет автора своим установкам.

 

Великий поэт, утверждая, что можно продать рукопись, без торговли вдохновением, не совсем за отсутствием должного исторического опыта вник в ситуацию. Когда рукопись обретает продажную ценность, вдохновение также модифицируется в соответствии с условиями, допустим, наиболее выгодной продажи книги, если речь идет о коммерческом предприятии.

 

6. Можно подумать, что правило зависимости автора от издательства празднует свое исключение, по крайней мере, в случае знаменитого автора. Всем известны капризы кино- и эстрадных звезд. В литературном мире со стороны знаменитостей можно найти немало примеров аналогичного свойства, когда издатель смиренно гоняется за автором, а тот, прежде чем дать себя заарканить, вволю поиздевается над ним. Можно привести множество примеров, когда не автор, а издатель был страдающей стороной, хотя бы Смирдин, которого буквально разорили своими идиотскими амбициями Греч и Булгарин. Или М. Андерсон и Д. Хип, которые помогли встать на ноги никому неизвестному Джойсу, и которых тот, став чуть-чуть известным, безжалостно кинул.

 

Особенно если у автора есть выбор, и он может, чуть что не по нем, перекинуть, как волейбольный мяч через сетку, свою рукопись конкуренту. Или если -- речь в первую очередь об ангажированном издательстве типа советского -- по служебной иерархии редактор находится в подчиненном по отношению к автору положению. Как, например, в университете, где любой профессор со своей полочки табели о рангах смотрит сверху вниз даже на директора издательства.

 

Однако, при ближайшем рассмотрении исключение не то что не подтверждает правило, но даже и на исключение-то не тянет. Случай отношения известного автора и издателя доказывает не наличие неких принципиальных противоречий между ними, а говорит лишь о выяснении отношений внутри издательской системы между ее участниками за более выгодные условия своего в ней существования.

 

Из чего вытекает, что звезда слова может выставлять свои условия только в системной рамке, но не залазить за ведомственные бордюры.

 

Несколько лет назад умер Панталеоне -- автор пресловутого "Крестного отца", заработавший на своем мафиозном жанре не один миллион. Оказывается, писательская душа у него все же горела, и он несколько раз пытался вырваться из заколдованного круга, очерченного его финансовым успехом и популярностью, вплоть до публикации под псевдонимом реалистического романа. Но каждый раз издатели холодно ставили его на место: пишешь про мафию и пиши. Смерть застала его в работе над тем, что как несбыточная мечта розового детства тяготеет проклятием над всяким писателем в США -- "великим американским романом".

 

И даже в Советском Союзе высокопоставленный партийный босс, которому стоило только захотеть, как редакторы толпой стелились к его ногам, когда он осчастливливал издательство каким-нибудь пособием по агитации на животноводческих фермах в свете там чего-нибудь последнего, оказывался робким просителем, когда пытался проскользнуть по поэтической или мемуарной линии (конечно, не мемуары "50 лет в струю" -- это святое). В миг профессиональная писательская братия налетала на него, и он, как забравшийся в чужую стаю воробьишко, с потрепанными перышками, даже если и отплевывался, никем не читаемой, не критикуемой и прочно игнорируемый книжкой общественностью, ретировался в литературную безвестность.

 

7. Даже если автор издается за свой счет, ему не миновать цепких объятий издательства. Ему приходится работать с редакторами, корректорами, типографией. Нужны возможности и характер Радищева, чтобы организовать производство книги у себя на дому, да еще и привлечь на бесплатной основе к этому типографский персонал. Но по выходе творения из печати проблемы взаимодействия автора с книжной индустрией не кончаются: вступает в бой против смелого автора-одиночки второй эшелон обороны: цензура, книжная торговля, критика, система продвижения книги, и как ultima ratio, когда все барьеры вроде бы пройдены, оно само (в случае с Радищевым, преодолевшим барьеры и критики и цензуры, это была Екатерина II).

 

Со вторым эшелоном издательской машины теперь столкнулись и наши современные авторы, тогда как на Западе -- это давно установившийся факт: автору за его же собственные деньги выкатывают на порог типографии тщательно упакованные книжные пачки, и -- ходи по базару, кричи, что за них хочешь, ищи покупателя. Или договаривайся с библиотекой, чтобы они посчитали твои творения достойными занять дефицитное место в хранилищах мысли. Тысячи авторов, летящие, как мотыльки, на издательские огоньки, вкладывающие деньги, не говоря о труде и мысли, бесследно сгорают в огне забвения и наплевательства со стороны писательско-читательской массы.

 

8. Существует довольно экстравагантная точка зрения, будто зависимость автора от издательства -- вещь обоюдоострая. Якобы издательство в такой же мере зависит от автора, как и автор от издательства. Не будет писать автор -- и издавать будет нечего.

 

Мне представляется такая постановка вопроса чересчур оригинальной, чтобы соответствовать истинному положению дел. Ибо желание высказать себя во что бы то ни стало неистребимо в человеческой природе, и таким образом поток пишущих никогда не иссякнет, при самой строгой цензуре и самых неблагоприятных условиях. А значит ни в какие времена издательства не будут иметь недостатка в снятии урожая, засеянного человеческим честолюбием, жаждой прекрасного, неутомимой страстью увидеть свое имя на обложке и пр.

 

К этому самоочевидному обстоятельству следует добавить еще одно. Издательский бизнес -- это именно бизнес, в первую очередь, и лишь во вторую -- издательский. То есть он стрижет купоны с тех кустов, которые специально высажены под стрижку. Если в силу некоторых причин авторская нива иссякнет, либо читательский интерес окажется не способным конвертироваться в приемлемый денежный эквивалент, то есть такой, который будет достаточен для поддержания средней нормы прибыли, бизнес из издательства откочует на другие дивидентно плодородные пастбища.

 

Та же ситуация и в идеологическом секторе. Если издательство работает не на прибыль финансовую, то оно представляет ангажированный интерес -- идеологию. Литература -- один из элементов, по которому ангажирование транслируется на массы. Если этот элемент теряет свою привлекательную действенность, то идеология, будет искать иные источники для своего излияния. ("Из всех искусств важнейшим для нас является кино").

 

Именно это происходит сейчас. Народу надоели книги: им на замену пришли и ушли газеты, теперь телевизор, в полный рост пригрядает Интернет. Соответственно, идет отток идеологических институтов от литературы. И если кое-где на местах руководители еще поддерживают писателей, то здесь сказываются традиции советского воспитания, когда литературе отводилось почетное место за культурным столом.