Литературная критика

 

 

 

 

Писать исторические романы в России – занятие не для слабонервных. Каждый исторический роман – если он, конечно, заслуживает этого ранга, если он не костюмированные фантазии автора – независимо от не- или достигнутых вершин, если и не дотягивает до звания подвига, то самую малость. Ибо он обязательно – результат тяжелого многолетнего труда. А в глухой провинции, типа нашего родного Алтая, тяготы, взвалившего на себя бремя продолжателей Дюма и Вальтер Скотта, возрастают многократно.

 

Если театр начинается с раздевалки, то история начинается с документа. А вот откуда и как берутся эти самые документы – весьма отдельный и интересный вопрос.

 

 

В цивилизованных странах, даже очень маленьких, где история – дело государственной важности (что можно взять или, вернее, можно взять что угодно, со страны, которая не обзавелась собственной историей), создание и поддержание документальной базы покоится на солидной основе.

 

В этих странах издаются сборники документов, дабы желающие примкнуть к первоисточникам не замусоливали в пыль хрупкие свидетельства веков. Сборники попадают во все крупнейшие национальные и университетские библиотеки, где все желающие – историки, писатели, просто любопытные и недоверчивые к авторитетам специально приставленным для истолкования прошлого профессоров – глотают вволю дым столетий и пишут – кто диссертации, кто исторические романы, а кто проверяет тех и других.

 

Вот почему Бальзак – тогда еще никому неизвестный молодой провинциал – смог за 3 месяца написать "Шуанов", вникая во все детали и подробности эпохи, не выходя из читального зала Парижской библиотеки, а Вальтер Скотт (которому сотни шотландцев присылали бескорыстно исторические сведения, понимая общенацинальную значимость его труда), Жюль Верн и Дюма катали по 2 высокохудожественных романа в год (кстати, по мере освоения творческого наследия последнего, исследователи все более и более обнаруживают под толстым слоем болтовни и буйной фантазии, так навредивших ему в глазах отечественных критиков, мощный и надежный исторический фундамент).

 

Разумеется, одними документами дело не ограничивалось. Тот же Вальтер Скотт за правило взял посещать места действия будущих романов, а Флобер, напитавшись источниками и обшарив глазами соответствующие отделы Археологического музея, на год отложил работу над "Саламбо", чтобы вдохнуть собственными легкими воздух Карфагена, тогда еще напоминавшего о себе богатыми развалинами.

 

В нашей стране сборники издаются, но нерегулярно и очень выборочно. Сначала этому мешала партийность литературы, теперь на пути издателей стоит экономическая политика, завуалированная кличкой "недофинансирование" или "не вписывание в формат". Разумеется, такая издательская политика не способствует нормальному историческому процессу. Как в советские, так и в наши времена история остается дефицитным товаром, выдаваемым из-под полы особам, приближенным к месту раздачи.

 

Освежим нашу мысль примером. Год-два назад стараниями алтайских краеведов появился сборник документов "Партизанское и повстанческое движение в Причумышье (1918--1922)". Этот сборник поставил на твердую почву проверяемых фактов десятилетиями дискутировавшуюся  – с разбрызгиванием слюней и навешиванием не самых приятных эпитетов – тему: "Был ли лидер причумышских партизан Рогов бандитом?" Причем и те, кто говорил "да" и те, кто твердо выдыхали "нет", ссылались на неопровержимые архивных свидетельства, которых в глаза никто не видел (дискутанты, как теперь можно видеть, в том числе).

 

Появившийся сборник исчерпал в какой-то мере выбросом наличных документов застаревший спор (увы! многие свидетельские показания не то погибли, не то были надежно спрятаны, не то просто истреблены в архивных застенках) о классификации Рогова в разбойничьи атаманы или народные вожди. Однако по мере выбивания из числа живущих сначала детей, а потом и внуков роговских партизан, так яро воевавших с историками за своего командира, сам вопрос перестает быть актуальным, замещаясь более солидным историческим интересом: "А что такое вообще бандит в условиях гражданской войны?", "А кто за что вообще воевал?" и "что это за безумие такое – гражданское война?"

 

Взгляд читателя сборника, сосредоточенного на Рогове и роговском движении, ограничен рамками таежной глухомани, где разворачивались события. Увязать же события с общей картиной Гражданской войны этот подбор не позволяет. С другой стороны, изданный на Алтае, подобный сборник, который мог бы внести большой вклад в понимание крестьянских методов действия в Гражданской войне, останется не узнанным для исследователя за пределами нашего региона.

 

Что же касается писателя, то обращенный к историкам, сборник оставляет нетронутой бытовую составляющую эпохи, без знания чего историческому писателю и за работу браться не стоит. Помню, как одного из наших университетских историков очень позабавила фраза в рассказе о Гражданской войне одного из наших уважаемых писателей: "-- Покажи свой паспорт. -- [Обращается к крестьянину белый унтер]. Он вынул и показал паспорт..."

 

-- Хотел бы я знать, как все это происходило, -- говорил историк. -- Это в наши дни можно достать из кармана паспорт и показать. А тогда паспорта изготовлялись на большеформатной толстой бумаге, заполнялись писарем, красивым почерком, с завитушками. Их складывали вчетверо, заворачивали в тряпки, и засовывали за пазуху, чтобы не потерять. Чтобы показать паспорт, нужно было распоясаться, залезть за пазуху, снять тряпки, развернуть паспорт -- и все это делалось, не торопясь, тщательно, даже с благоговением -- как-никак казенная бумага.

 

Прогресс издания документов не остановился на книгах. Почти все солидные архивы сняли с документов фотокопии, уместив объемные папки в портативные микрофиши. Компьютер подвинул процесс еще дальше, подбросив для архивации магнитные носители, а Интернет мог бы доставить первоисточник прямо на рабочий стол писателя или ученого, если бы захваченная коммерческим вихрем мировая компьютерная сеть обратила внимание на историка.

 

От всех этих веяний русский писатель, как был, так и остается в стороне. Отговариваясь недофинансированием, -- вон даже

Книжную палату закрыли, а куда денутся ее многотонные архивы изданий с 1917 г., один бог ведает. Страна не интересуется своим прошлым, не волнуется будущим. Не исключено, что и намеренно уничтожается ещё один пласт нашей культуры, как это случалось неоднократно. Так или иначе, но историческому писателю приходиться самому ходить и ездить по архивам и получать доступ к живительным родникам первоисточников, используя где блат, где спирт, где шоколадку, а где природное обаяние.

Юдалевич рассказывал -- а рассказчик он замечательный, даже лучший, чем писатель, -- как он собирал документы о Колчаке. Бутылка конька для начальника архива, коробки конфет – и вот тебе документы, смотри, пожалуйста, но только в нашем присутствии и чтобы только ничего не выписывать.

 

Но это не все. Если в советские времена люди не очень-то доверяли архивам и музеям (сколько потомков бывших роговских партизан с воспоминаниями, письмами участников событий, старыми документами обивали пороги издательств, надеясь это издать, и за километры обходило партийное хранилище), то теперь у порядочного человека эти заведения вообще в нулевой цене. Оттого приходится писателю разыскивать родственников, для которых дела минувших дней меркнут в не нужном доисторическом тумане, и убеждать их всей силой своего данного природой дарования делится теми крохами исторической правды, которые только крайнее небрежение русского человека еще не вымело метлой генеральной уборки из кладовок и сараек.

 

Если бы Марку Юдалевичу вдруг пришла мысль использовать собранные им материалы для написания докторской диссертации... удачной эту мысль я бы не назвал. И даже на кандидата он бы не потянул: слишком плотной стеной стоят историки на защите своих корпоративных интересов, чтобы пустить в свой строй дилетанта. А вот если бы собранный писателем материал путем наследования ли, дарственной ли, другим означенным или не означенным действующим законодательством путем ли попал в руки историков, имеющих сертификат на право замещения вакантных должностей, этого материала хватило бы не одному историческому факультету среднего провинциального вуза для восполнения потребностей в остепенённых кадрах. Причем все собранные факты блещут притягательным блеском давно забытой новизны, а главное скомпонованы вокруг одной главной темы.

 

Даже если выписать из романа одни только присутствующие там факты, отсортировать их по рубрикам, разбавить умозаключениями и выводами, подсыпав для верности терминологического туману, то изготовленное блюдо уже можно было бы смело подавать к столу любого профессионального сообщества. По крайней мере, мы можем настоятельно рекомендовать роман студентам для извлечения фактического материала, вполне достаточного не на одну курсовую или дипломную работу, если только они не озадачат преподавателя.

 

Вот небольшая выборка фактов с указанием тем, где они могут использоваться:

 

а) Экономика белого движения

"[Беседуют два деникинских офицера]

-- Вот деньги не платят, это, конечно, не шикарно.

-- Колчак, говорят, щедро платит...

Адмиралу легко платить, в его руках более половины золотого запаса России, ни мало ни много -- 650 миллионов".

Отметим, что изящество подачи факта: он не торчит голый, как утес в океане, а вплетен в сюжетную канву романа через диалог. Так и только так факту следует появляться в художественном тексте.

 

К сожалению, не всегда в "Адмиральском часе" факты грациозно прячутся в сцены. Чем далее продвигается роман, тем их напор становится все ощутимее, доходя в своем неистовстве на последних страницах до разрушения сюжета, низвергаясь на читателей не доведенной до художественной кондиции лавиной сведений.

 

б) Кадровый состав белого движения

"[Корнилов] в свое время бежал из австрийского плена прошел пешком через Австрию и Румынию [последняя была союзницей России в той войне], притворяясь глухонемым, не сказав ни единого слова".

 

в) Кадровый состав белого движения или же Политическая ситуация в предколчаковской Сибири

Корнилов и Деникин посылали в Сибирь генерала Флуга с целью объединить сибирские силы.

 

г) Биографические данные о Колчаке

"Первый свой орден... [Колчак] получил за описание Земли Беринга и поиск следов экспедиции Толля"

 

Подобных сведений писателем накоплено так много, что не сумев их разместить в повествовании, автор "Адмиральского часа" вынудил адмирала растратить сладостные минуты его свидания с любимой женщиной растратить на лекционный материал по своей биографии.

 

д) Рабочее вопрос в белом тылу

"В Иркутске пьяные казаки перепороли профсоюзных деятелей"

 

е) Экономическая политика Колчака

[При Колчаке] "из 230 мыловаренных заводов работало только 111. Почти в 6 раз сократилось производство стекла, в три раза производство спичек".

 

ж) Политическая обстановка последних дней колчаковского режима

"Конец Колчака ускорило движение остатков его армии на Иркутск. 5-6 февраля на подступах к Иркутску завязались бои с каппелевцами, которыми после смерти генерала Каппеля командовал любимец Колчака Войцеховский. Власть в городе в это время была уже в руках большевиков. Член реввоенсовета 5-й армии и председатель Сибревкома Иван Смирнов направил в Иркутск телеграмму с требованием: ввиду движения белогвардейцев на Иркутск... Колчака и Пепеляева немедленно расстрелять..."

 

Увы, в подобном ключе написаны все заключительные главы "Адмиральского часа". Роман, как уже отмечалось, задохнулся от напора фактов и их переизбытка, превратившись в их реестр для наполнения рубрик "Пестрая смесь" или "Хочу все знать", или цитатник для нерадивых студентов.

 

Причем, то, что вошло в роман -- могу ручаться чем хотите, хотя и не ворошил черновиков собственными пальцами – лишь видимая верхушка. Основной айсберг выписок, старых книг, газетных вырезок лежит погребенным где-нибудь в дальнем ящике, ожидая исследовательского ока, если раньше не обременит работу коммунальных служб как использованный материал (понятно, что все это собрано уже после 1990 г). Есть у писателей такой грех: выбрасывать как строительный мусор то, что не вписалось в окончательный проект.

 

В отличие от историка – даже настоящего, а не только составителя диссертаций и производителя публикаций – у писателя иная метода работы с конкретикой. У историка факт должен выпирать, кричать о себе: "Это я". У историка – чем больше фактов, тем лучше, ибо тем солиднее в ущерб смыслу (очень часто). У писателя он должен раствориться в художественном вареве, быть плотно укутан мантией рассказа, как в первом из выше приведенных примеров. Факты должны переплавляться в фон, чем гуще и интенсивнее последний, тем выше достоинство созданного: факт должен умирать в фоне.

 

И еще. Для историка важны типичные факты, чтобы выстроить их в логические шеренги. Чем больше однородных фактов, тем убедительнее будет выглядеть в глазах его собратьев по ремеслу навязываемые им концепции и тенденции.

 

Писатель же весь в поисках факта особенного, который бы словно зажженная в сарае спичка, хоть на миг вырвал бы у исторической тьмы хрупкую правду о хранимых ею делах давно минувших дней. Поэтому то, что историк бережно собирает и коллекционирует, рассортировывая по ячейкам категорий, писатель жадно просматривает, отбирая единственно нужное ему и отбрасывая как хлам остальное.

 

Но и историку, и писателю каждому в познании исторической правды отведена своя роль. Хорошую аналогию здесь дает изучение иностранного языка. Сколько нужно знать слов, чтобы овладеть иностранным языком? Думать над ответом не нужно: он уже давно подсказан жизнью. 4 тысячи слов, чтобы нормально читать и объясняться на газетном уровне и 10 тысяч, чтобы вполне понимать напичканный по самые уши учеными терминами текст (если конечно ты той же специальности поля ягода, что и автор). И это из 100-120 тысяч слов, которые без труда в подходящий момент вылетает из свойственных этому языку уст.

 

Разумеется, тот 4-тысячный минимум (его еще обзывают основным словарным фондом) лишь тогда становится действенным инструментом при общении с иностранцами, когда слова не взяты наугад, а выбраны из языка теми, для кого и 100 тысяч лишь начальное знание языка. Иначе можно выучить и 20 тысяч слов и 30 тысяч, но для вразумительной речи все будет нехватать.

 

Историки-ученые это те самые, которые, как муравьи, натаскивают в копилку знания факты. Писатели это те, кто отбирает из фактов материал и строит на нем разумную историческую речь. Ясно, что отбор начинается тогда, когда фактов собрано много (те самые сборники документов, доступные каждому, о которых мы говорили), и когда они такого свойства, что их можно скомпоновать в картину. Прочитав роман Юдалевича, я эту картину вижу. Читая специалиста-историка (читает ли их кто-нибудь, кроме таких же специалистов?) я только захламляю голову набором дат и сведений. Вроде вышеупомянутого сборника о Рогове (при этом я не хочу обидеть авторов сборника, они сделали большое дело, собрав и опубликовав материалы, но господа! писателя на вас нет).

 

Использование писателя для сбора исторических материалов – мы полагаем крайним расточением интеллектуальных сил и средств. Намного эффективнее была бы работа в упряжке с историком, где каждый мог бы тянуть свой воз: один собирать, другой - размазывать по страницам повествования факты.

 

Но в отместку злой иронии судьбы, поместившей русского писателя в атмосферу неразвитой культурной инфраструктуры, он имеет определенные преимущества перед своими западными коллегами: писатель в России больше чем писатель, а исторический и подавно.

 

Западный писатель, (а как, интересно, обстоит дело на знойном Востоке?) к рабочему столу которого беспроблемно представляются все нужные ему для работы факты и документы, глотает вместе с ними теории и концепции, стоящие за подборкой фактов. Писатель невольно играет уже на размеченном историками поле.

 

Вот почему там имена великих историков: Мишле, Маколей, Моммзен (это перечисляя только тех, кто выловился в энциклопедии на букву "М") -- звенят в одном ряду с именами прославленных гордостей национальных литератур, а порою кое-кто из архивокопателей поглядывают на сочиняющую братию как бы из верхнего яруса славы. А когда обывателя доймет историческим зудом, он не к писателю идет за правдой, а к историкам. Правда, очень часто у них хороший историк (а также хороший философ, хороший ученый) он и писатель хороший, как три "М", перечисленные выше, и читать исторический опус не только в поучение, но и в удовольствие.

 

Русский же исторический писатель (конечно, не придворный и не лауреат) своим пером пробивает девственную историческую чащу. Русскому писателю выпала нелегкая доля поднимать тему, к которой уже после присасываются историки и строчат, строчат публикацию за публикацией, диссертацию за диссертацией, монографию за монографией, истрепывая тему до совсем уже неприличных лохмотьев, пока очередной писатель не откроет им новых горизонтов.

 

Кто до Марка Юдалевича из наших алтайских историков осмелился бросить взгляд в белый тыл, хотя целая армия их осела на периоде революции (я знаю, материалы собирали и другие писатели, но - не систематизированные и не отлитые в  формы художественных образов, они способны лишь породить исследовательские будущих поколений вздохи, типа, а он ведь мог)? Конечно, порыскав по десяткам материалов разных там исторических конференций, мы, возможно, и зацепимся за какое-нибудь хилое сообщение аспиранта, тщащегося брызнуть слабым лучиком света на белое полотно Гражданской войны, но все эти потуги совершаются, если они имеют место быть, вдалеке от взглядов и интересов широкой публики, историческое самосознание которой и образует тот исторический фон культуры, по которому неграмотные политики ткут свои безвкусные узоры.

 

Теперь же после "Адмиральского часа" и толп читателей, разносящих в щепы книжные ларьки в поисках правды о великом противостоянии русского народа самому себе, историки волей-неволей, через снисходительную губу вынуждены будут докапываться для предложенных им фактов, открывая новые, подтверждая, уточняя и опровергая старые выводы и, тем самым, накаляя страсти вокруг вчера еще никому неизвестной темы.

 

Если мы, конечно, по собственному небрежению не пропустим мимо культурных ушей нашего региона эти выдающиеся из ряда, не понятно о чем и для чего написанные литературные произведения.