Онтологические прогулки

 

 

         

Если по поводу происхождения языка существуют десятки, а может быть, и сотни различных гипотез и предположений, то происхождение письменности удивительным образом так и не стало предметом философского осмысления. Почему-то считается общепринятым мнение, согласно которому смысл изобретения письменности заключался лишь в том, чтобы найти средство для хранения и передачи информации. Ее возникновение связывают исключительно с потребностями первых государств, нуждавшихся в ведении хозяйственного учета, а также в организации деловой и официальной переписки. Поэтому большинство источников спорят о том, где и когда возникла письменность, но никто не задается вопросом, почему она возникла.

 

А между тем не интересоваться причинами возникновения письменности означает, на мой взгляд, то же, что и оставаться в неведении относительно стимулов, которые управляли развитием нашей цивилизации. Ведь то обстоятельство, что письмена со временем начали применяться для хозяйственной переписки, вовсе не означает, что они для этого были созданы. Известно, что изначально искусство письма относилось к исходящему от богов тайному знанию и было настолько значимым, что боги, которым приписывалось его изобретение, наделялись функцией хранителей небесной премудрости. Таковы вавилонский бог писцового искусства Набу, египетский бог-писец Тот, индийское божество Сарасвати, греческий бог покровитель знания Гермес. Маловероятно, чтобы этот статус был им присвоен исключительно в связи с успешным решением проблемы ведения хозяйственного учета.

 

Более того, первоначально письмена противопоставлялись сфере профанного и материального и не могли быть связанными с хозяйственной деятельностью.  В те времена в письменах видели вовсе не средство для хранения и передачи информации, а сакральные знаки, которые были связаны с высшими смыслами и предназначены для священнодействий. Так, согласно иудейскому мистическому трактату «Сефер Йецира» («Книга Творения»), из 22 букв и 10 чисел складывается все мироздание, и перебрать алфавит от «алефа» до «тава» означает то же самое, что и пройти вселенную от начала и до конца. Конечно, такое знание могло быть доступно только посвященным. Поэтому письменность была уделом особого разряда жрецов, таких, как кельтские друиды или священнокнижники в Египте, выступавшие в ритуальных шествиях с чернильным прибором и тростниковым пером.

 

Не соответствует известным фактам и традиционная попытка объяснения возникновения буквенно-звукового или алфавитного письма. Обычно считается, что впервые оно было изобретено в Финикии во II тыс. до н. э. Его появление приписывают прогрессу в развитии письменности и объясняют стремлением сделать ее общедоступной, поскольку существовавшая до нее иероглифическая письменность была слишком сложной и не отвечала задачам развивающейся торговли. На самом же деле финикийцам II тыс. до н.э. вовсе и не надо было ничего изобретать, так как первый алфавит к этому времени уже существовал. Он возник еще в Египте, одновременно с иероглифической письменностью, в которой, наряду с другими иероглифами, с самого начала существовали 24 буквенно-звуковых знака. Причем загадка становится еще более интригующей, если учесть, что в практической сфере египетское алфавитное письмо развития так и не получило. И это несмотря на то, что попытка упростить процесс письменности путем создания так называемого демотического письма (от греч. de­motikos – популяр­ный) в Египте предпринималась именно в отношении письма иероглифического, а никак не буквенно-звукового. То есть алфавит у египтян был предна­значен явно не для упрощения процесса письма. 

 

Да и никакого прогресса в древних обществах быть не могло, так как общества древности, являясь «традиционными», тяготели не к развитию, а, напротив, к сохранению традиций. Для них любые перемены и отход от устоявшихся форм воспринимались как крушение ориентиров и утрата смысла жизни и потому были невозможны. Поэтому говорить о прогрессе в развитии письменности применительно к древнему обществу было бы неправомерно в принципе.

 

Таким образом, смысл изобретения письменности не сводился к поиску средства для хранения и передачи информации, и думать, что в вопросе ее происхождения нет проблемы, значит, просто эту проблему не видеть. Поэтому задача данного раздела как раз и заключается в том, чтобы найти причину возникновения  письменности, а с ней и стимулы, оказавшие влияние на лик нашей цивилизации.

 

 

 

Одной из величайших загадок, оставшихся нам в наслед­ство от седой старины, является наскальная живопись. Уже в верхнем палео­лите в пещерах на юге Франции и на севере Ис­пании появляются десятки и сотни изо­браже­ний животных, растений и людей. Причем, как правило, большин­ству из них свойственна конкретность и реалистич­ность. Чем объяснить подобный феномен? Откуда такое мастерство? И, главное, какая потребность могла заставить человека в условиях жесточайшей борьбы за существование заниматься столь бесполезным, с точки зрения физического выживания, делом?

 

Есть разные мнения на этот счет. Одни исследователи связывают это явление с верой в тотем, другие – с верой в духов. Некоторые расценивают его как средство привлечения половых партнеров, их оппоненты – как средство магического воздействия. Кто-то приписывает их возникновение «художественному инстинкту», а кто-то – желанию запечатлеть коллективный опыт общины. Словом, количество теорий, в которых делаются попытки дать ответы на эти вопросы, поистине безгранично. Однако все это больше напоминает процесс гадания на кофейной гуще, нежели серьезный научный анализ.

 

Проблема, на мой взгляд, заключается в том, что религией современной антропологии является вера в прогресс и, как следствие, убежденность, что каждое последующее поколение людей отличается от предыдущего только количеством накопленного опыта. Поэтому любая научная теория априори исходит из того, что в психологическом плане доисторический человек – это тот же современный человек, только невежественный. И там, где современный человек может применить научные знания, доисторическому не остается ничего другого, кроме наивной веры в духов, в тотем или в охотничью магию.

 

На самом же деле доисторический человек отличается от современного, прежде всего, своей психикой. Как мы выяснили, в ответ на отделение части вос­приятий в восприятия внешнего мира в психике человека возникает сфера компенсации, включающая, помимо эмоционального звука и эмоционального жеста, еще и эмоциональный образ. Поэтому возникновение наскальных рисунков легче всего объяснить с психологической точки зрения как бессознательную потребность закрепления в рисунке образа, который, будучи закрепленным в памяти, ис­че­зает из восприятия, то есть сменяется другим образом.

 

При этом надо учесть, что рисунок образа, возникая, как и сам образ, на основе подсознательной психической реакции, становится тождественным и образу, и имени образа. То есть рисунок оказывается таким же мифом, как образ и его имя собственное. Цель рисунка – пла­сти­чески выразить то, что язык выражает при помощи имити­рующего звука. Как первые слова являются именами собственными, так и первые рисунки являются именами собственными, но воплощенными пластически. А поскольку сознание в этом процессе участия не принимает, рисунки получаются и конкретными, и реалистичными.

 

Но при формировании языка, ввиду ограниченности числа имитирующих звуков, подсознанию, для обозначения оче­редного образа, при­ходится стро­ить цепочки из имен собственных между тем явле­нием, которое уже из­вестно, и тем, ко­торое только возникло. Поэтому и в рисунке подсознание повторяет тот же процесс: между образами оно выстраивает цепочку из рисунков, связывая образы, которые уже известны, с теми, которые только проявились. Таким образом в рисунках запечатлевается порядок, в котором, как думали древние, шло сотворение мира (отсюда знание всех этапов развертывания воспринимающего сознания, которые древние принимали за сотворение).

 

Видимо, на этой стадии, в связи с необходимостью изображать все большее число связей, рисунки становятся более условными. Они начинают утрачивать часть своей изобра­зительности. Причем процесс утраты изобразительности происходит до тех пор, пока от рисунка остается только один, наиболее выразительный эле­мент. Тогда возникает символ, который мы называем иероглифом. Из этого следует, что иероглиф является не просто условным изображением элемента письма, а символическим знаком, в котором запечатлены связи между различными элементами мироздания. Так возникает письменность, состоящая из рисунков, каждый из которых соответствует некоему конкретному имени собственному, обозначающему конкретное явление. Причем самыми древними из них были рисунки, которые передавали только один звук, так как именно они соответствовали первым словам, состоящим из имитирующих звуков. Эти рисунки впоследствии и легли в основу буквенно-звукового или алфавитного письма.

 

Таким образом, письменность не была изобретена и не прогрессировала от иероглифической к алфавитной. Она возникла в процессе формирования языка как бессознательная реакция на отклонение человека от центра природного равновесия из рисунков, отражавших образ. Причем иероглифическая письменность стала отражать имена собственные, состоящие из двух, трех и более звуков, а алфавитная – такие же имена собственные, но состоящие из одного звука. В целом же формирование письменности, видимо, продолжалось до тех пор, пока процесс формирования языка не завершился полностью.

 

Если попытаться теперь смоделировать образ мыслей доисторического человека, для которого любое явление тождественно своему имени, то получается, что звуки языка для него оказываются теми первоэлементами, из которых состоит мир. Ведь если имя явления состоит из отдельных звуков, а каждый звук, в свою очередь, тоже является именем того или иного явления, значит, любое явление состоит из отдельных явлений, соответствующих звукам своего имени. Но явление, имя которого состоит из одного звука, включает только само себя и на другие явления не делится. Значит, те иероглифы, которым соответствует только один звук, и являются первоэлементами мироздания.

 

Это обстоятельство имеет далеко идущие последствия. Коль скоро звуки являются первоэлементами, из которых состоит мир, а каждому звуку соответствует иероглиф буквенно-звукового (алфавитного) письма, то из этого следует, что достаточно составить имя явления из иероглифов, соответствующих звукам этого имени, и можно получить любое явление, вплоть до самой вселенной. Так появляется доктрина, послужившая основой для возникновения самых авторитетных тайных учений древности, главным из которых является каббала.

 

 

 

В «Сефер Ецира» («Книга Творения») прямо сказано, что «Ях, Повели­тель Духов, живой Элохим сотворил вселенную в 32 таинствен­ных шага мудро­сти: Числами, Буквами и Звуками, которые пребывают в Нем едином и неде­лимом». Эти 22 буквы еврейского алфа­вита, а также десять чисел на­турального ряда и являются, согласно этой доктрине, теми первоэлементами, из которых состоит мир.

 

Так, буквы «Алеф», «Мем» и «Шин» – это вода, воздух и огонь. Причем, вода и огонь олицетворяют два противоположных начала – мужское и женское, а воздух – начало их уравновешивающее. Тот же принцип про­тивоположности олицетворяют и семь букв считающиеся двойными. Это «Бет», «Гимел», «Да­лет», «Каф», «Пе», «Реш» и «Тау». Они представ­ляют жизнь и смерть, мир и войну, мудрость и глу­пость, богатство и нищету, плодовитость и бесплодие, красоту и безобразие, гос­подство и рабство. Остальные две­надцать – «Хе», «Вау», «Зайн», «Хет», «Тет», «Йод», «Ламед», «Нун», «Самех», «Аин», «Цадди», «Коф» – простые. Это зрение, слух, обоняние, речь, питание, совокупле­ние, действие, хож­дение, гнев, смех, мышление и сон.

 

Что же касается десяти чисел натурального ряда, то они составляют так называемое «Дерево Сефирот», которое вырастает из вселен­ской первопричины, на­зываемой ЭЙН СОФ, в результате излучаемых ею божественных энергий, и является, фактически, пространством ее самораскрытия. Дерево Сефирот представляет собой структурное образование, состоящее из десяти сфер соеди­ненных 22 «путями», которыми и являются буквы ев­рейского алфа­вита[1]. Эти десять сфер и есть этапы развертывания вселенской первопричины, от духовного начала, через ряд промежуточных стадий, к материальному миру.

 

Моя версия заключается в том, что именно это учение и было использовано нашими предками для организации земной жизни. Я думаю, что логика использования концептуальной мифологии, как фактора позволяющего человеку выживать в условиях отсутствия рефлекса, заключалась в том, чтобы, включив себя во вселенский миропорядок, он, тем самым, подчинил бы свою жизнь царящей во вселенной гармонии и обеспечил ей такую же предсказуемость, какую можно наблюдать в движении Солнца, Луны и других небесных светил.

 

Добиться этого можно, если исходить из того, что структура вселенной является пространством самораскрытия имени создавшего ее единого начала. Тогда, зная, из каких букв складывается его имя собственное и, подставив под каждую букву соответствующий ей первоэлемент, можно получить саму божественную первопричину, источник всего сущего. На земле же иероглиф этого божественного имени, по-видимому, получил свое воплощение в идее храма, а пространством его самораскрытия, как мы вскоре увидим, стал весь обитаемый мир.

 

 

 

Я думаю, что впервые идея связи между знаками письма и устройством вселенной получила практическое воплощение в Древнем Египте, при строительстве ступенчатой пирамиды фараона III династии Джосера – первой пирамиды в истории Египта. Не случайно ее архитектор и главный создатель, визирь фараона и верховный жрец Гелиополя Имхотеп, предстает на имеющихся изображе­ниях в облике писца, а его отцом и божественным по­кровителем является египетский бог мудрости и изобретатель письменности бог-писец Тот. А когда, начиная со II в. н. э., Тот был ото­ждествлен с греческим Гермесом под именем Гермеса Трисмегиста (греч. Trismegistos – трижды величайший) в приписываемых ему со­чинениях так называемого Герметического корпуса, Имхотеп фигурирует как ученик и прием­ник Гермеса, принявший от него посвящение в самые сокровенные тайны мироздания[2].

 

Кроме того, есть ряд косвенных признаков, указывающий на то, что учение каббалы тоже имеет египетское происхождение. Именно в Египте впервые появляются те 24 буквенно-звуковых знака, которые никогда не использовались для практических нужд. Более того, хоть, по преданию, каббала и была передана Моисею на горе Синай Иеговой, но не надо забывать, что Моисей – сам выходец из Египта, где он прошел посвящение как адепт. Поэтому, учитывая политическую подоплеку этого предания, можно предположить, что в действительности каббала все же имеет происхождение от египетского бога Тота. И, наконец, самое главное – Тоту приписывается создание Старшего Аркана Таро, который основан в точности на той же идее тождества между буквами языка и первоэлементами мироздания, что и каббала. Не случайно второе название Старшего Аркана Таро так и звучит – «Книга Тота».

 

Система Таро со­стоит из двадцати двух нумерованных карт с изо­браженными на них сим­волическими картинами. Со­гласно легенде, первоначально соб­рание Таро со­стояло из металлических пластин, вроде глиняных или деревянных таблиц, с выби­тыми на них изо­бражениями и числами. Это собрание хранилось в Александ­рийской библиотеке, пока она не погибла в огне пожара. В 1857 году извест­ный французский мистик и эзотерик Эли­фас Леви связал символические изобра­жения двадцати двух карт Старшего Аркана с двадца­тью двумя бук­вами еврейского алфавита. В результате получилось, что каждому звуку алфавита соответствует определенный зри­тельный образ. 

 

Согласно доктрине Таро, если имя любого явления разложить на отдельные звуки и подставить вместо них соответствующие им зрительные образы карт Таро, то последовательность этих образов символически отразит последовательность этапов развития данного явления – будь то человек, общество или вселенная. То есть достаточно иметь подлинное имя явления и можно предсказать его судьбу, если знать, что означает тот или иной символ. Поэтому считается, что система Таро – ключ ко всем тайнам мира, а тот же Эли­фас Леви называл Таро суммой всех наук и величайшим творением че­ловече­ского разума, по силе и простоте сравнимым с архитектурой египет­ских пи­рамид.

 

Правда, скептики утверждают, что ни каббала, ни Таро не могут иметь к Египту никакого отношения, поскольку первые исторически зафиксиро­ванные упоминания о каббале появились не ранее III-IV веков, а Таро и вовсе относят к позднему средневековью. Действительно, за исключе­нием легендарных, прямых свидетельств связи между древнеегипетской письменностью и приведенными доктринами не зафиксировано. Но их и не может быть. В древности все, что касалось алфавитной пись­менности, содержалось в строжайшей тайне. Ведь человек, получивший доступ к знаниям, становился равным богам, так как оказывался облада­телем секрета со­творения (а значит, и разрушения) мира. Вот, например, как бог Тот предостерегает своего ученика от попыток про­никнуть в его секреты, не достигнув необхо­димого уровня духовного развития: «Наполнены они (секреты – Авт.) углем раскаленным… Кто приблизится к ним, не за­калившись ранее в огне, сожжет там пальцы свои» [Беренс, стр.42.]

 

Каббалисты и сейчас счи­тают, что стабильность вселенной гарантирована только принципиальной непроизносимостью имени «YHVH», представляющем так назы­ваемый первый Тетраграмма­тон. А известный неоязычник Али­стер Кроули утверждал даже, что в случае его правильного произнесения все­ленная тут же рас­сыплется в пыль. Так что доказательства скептиков  в данном случае вряд ли можно считать достаточно убедительными.

 

 

 

Одна из функций, присущих Имхотепу как верховному жрецу Гелиополя, есть функция «хра­нителя тайных имен». В Древнем Египте общеизвестное имя бога никогда не являлось его подлинным именем. Поскольку имя яв­ления в представлении древних тождественно самому явлению, че­ловек верил, что знающий имя бога имеет над ним неограниченную власть. Когда страдающий от укуса змеи Ра обратился за помощью к бо­гине Исиде, первое, что потребовала от него в награду за исцеление «вели­кая ча­рами» волшебница, было раскрытие его тайного имени. По­этому в Египте даже простые смерт­ные старались иметь со­кровенное имя, неведо­мое даже родной матери. Знание божественного имени и позволило Имхотепу воплотить его на Земле. Попробуем разобраться, какое имя было воплощено в Египте в форму храма.

 

В системе каббалы, как уже отмечалось, первопричиной творения является ЭЙН СОФ. Это первозданная бездна, которая порождает все­ленные, богов, людей и всех имеющих души и тела. Оно лишено субстанци­аль­но­сти и разумности, его символ – закры­тый глаз. Под этим именем следует по­ни­мать то со­стояние сознания, ко­то­рое было присуще человеку до возникновения у него образного восприятия. У греков аналогичным началом был Хаос, у египтян – Нун. По логике вещей, именно имя этой сущности, находящейся у истоков мироздания и являющейся его первопричиной, то есть начало порождающее, женское, и должно было получить воплощение. Однако в Египте, как и в других древних обществах, функция порождения парадоксальным образом принадлежит божеству мужскому, так как к моменту формирования концептуальной мифологии переход к патриархату уже наступил.

 

Итак, согласно Гелиопольскому мифу, верховным божеством египетского пантеона является бог Солнца Атум. Заметим, что само слово «Атум», означающее «полный», «совершенный», представляет собой скорее характеризующий бога эпитет, нежели имя. Поэтому можно предположить, что в форме храма воплощено какое-то другое имя, а имя «Атум» не является подлинным именем бога.

 

Известно, что Атум возник из Нуна в виде первозданного холма. Совокупившись сам с собой, он породил богов, людей и весь мир. В Гелиопольском храме этот первозданный холм олицетворялся уподобляемым «центру мира» священным камнем Бенбеном, который представлял собой установленный на пьедестале каменный столб. Если учесть, что во всех мифологиях мира холм является фаллическим символом, а корень «бен», по мнению профессора Оксфордского университета Джона Байнса, использовался для выражения сексуальных или связанных с оплодотворением понятий, связь бога Солнца с фаллосом становится более чем очевидной. То есть можно с большой долей вероятности предположить, что настоящее имя верховного бога Солнца не Атум, а Бенбен, и значит, посвященный этому богу храм должен был создаваться в соответствии с иероглифом этого имени.

 

Но именно такая форма и присуща египетским пирамидам. Как указывает английский египтолог Р.Т. Рандл Кларк, «этот символ перво­зданной возвышенности (имеется в виду Бенбен – Ю.С.) вскоре был формализован и превратился в возвышение с пологими или сглаженными сторонами или в платформу со ступенями на каждой сто­роне… Вероятно именно эту идею и воплощали в себе ступенчатые пира­миды»[3]. То есть, с одной стороны, пирамиды символизировали Солнце (их поверхность, покрытая облицов­кой из белого известняка, ослепи­тельно сверкала при свете сол­нечных лучей), а с другой – олицетворяли божественный фаллос, как главную функцию этого бога. Таким образом, храм оказывается фактически иероглифом имени собственного главного божества. Он же свернуто содержит в себе весь мир в виде заполняющих его росписей, барельефов и скульптуры.

 

Если же вернуться к Имхотепу и его значению для последующих поколений, то оно, очевидно, в том, что он первый связал имя верховного бога с формой храма. В тради­ции, берущей начало от Им­хотепа, отчетливо просматривается связь между исходящим от бога тайным знанием, письменностью и искус­ством сооружения мону­мен­тальных архитектурных форм. Не случайно и масонство главными своими символами числит мастерок и фартук строи­теля, а символиче­ским основате­лем – Хирама, легендарного создателя храма Соломона.

 

 

 

Если идея храма базируется на подсознательном ощущении тождества между именем образа и самим образом, то практическое воплощение этой идеи – на механизме человеческого восприятия, который имеет геометрическую организацию. Поскольку, создавая зрительный образ, мозг формирует его из треугольников, ситуация иде­альной гармонии между че­ловеком и внешним миром возможна, по-видимому, лишь в том случае, если внеш­ний мир будет организован на основе идеальных гео­метрических фи­гур. Поэтому формализация имени собственного идет в направлении максимальной геометризации.

 

Все начинается с привязки места расположения храма к положению, которое божество занимает во вселенной. Вот как описывается в надписи храма в Эдфу технология его за­кладки: «Беру де­ревянный колышек, держу шнур с богиней Шешет; мой взор следит за бегом звезд; око мое направлено на Большую Мед­ведицу; бог, указующий время, стоит около моей клепсидры; я устано­вил четыре угла храма»[4]. В результате геометрия оказывается тем универсальным средством, которое позволяет объединить земную жизнь со вселенной. Не случайно взаимное расположение пирамид Хеопса, Хефрена, Мике­рина, а также Сфинкса в Гизе отражает аналогичные отношения Солнца, Венеры, Земли и Марса, а камера в пирамиде Хеопса расположена так, чтобы в нее проникал световой луч альфы созвездия Дракона, которое во времена строи­тельства пирамид явля­лась полюсом мира.

 

А далее происходит сначала геометрическая формализация самого имени бога и каменный столб превращается в пирамиду, а затем тот же геометрический принцип переносится внутрь пирамиды, где пропорции элементов росписи определяются систе­мой диагоналей квадратов и прямо­угольников и пропорциями золотого сечения.

 

Более того, как единое имя собственное излучая божественные энергии образует пространство своего самораскрытия, так храм образует пространство своего самораскрытия, распространяя геометрический принцип на весь обитаемый мир. Любопытно, что в поселениях эпохи неолита, об­наруженных в районе современного Меримде, план построек имеет еще круглый и овальный характер. Но уже в эпоху Древ­него царства встречается прямо­угольная планировка с вы­делением двух пересе­кающихся магистралей[5]. А рас­копки поселений эпохи Среднего царства, предпринятые анг­лийским археоло­гом Флиндерсом Питри, уже вы­явили строгую упорядо­ченность каждого элемента: геомет­рически пра­виль­ную разбивку уча­стков земли, отве­денной под сады и водоемы, а также соот­ветст­вие их место­положению ос­новных сооружений[6]. 

 

Не является исключением и планировка жилых помещений. Их главные элементы – входной пор­тик, крыльцо с двумя колоннами или двойным рядом колонн, двойные проемы в виде пилонов и открытый двор – подчинялась тем же прин­ципам, что и соответствующие элементы в храмах[7]. Правильные гео­метрические формы придавались и водоемам. В ритмическом порядке располагались также ок­ружающие их де­ревья. А в обнаруженном на западной окраине Фив по­селении мастеров фиванского некрополя в Дейр-эль-Медина жилые дома имели завер­шия в виде пирамидок[8]. 

 

Подобным храмовому было и внутреннее оформление жилищ. По­мещения убирались циновками, орнамент которых состав­лял фа­янсо­вую облицовку гробниц (например, подземной камеры гробницы комплекса Джосера в Саккаре). Мебель украша­лась изо­бражениями иероглифов, чаще всего воспроиз­водящих символы жизни и смерти. А в росписях на керамических со­судах все изображения выступают в виде различных стилизованных фигур. В результате этот знаковый язык образовывал цепь символов, имеющих смысловой подтекст. Причем, особенно частым яв­лялся мотив оссириче­ских мистерий, связывающий воду, дерево и женщину. Даже сама форма сосудов повторяла форму священ­ного у египтян цветка ло­тоса[9].

 

Если же охватить всю совокупность принадлежащей древним матери­альной культуры, то получается, что все храмы, дворцы, жилища, скульптура, орна­мент, настенные изображения, их относительное распо­ложение, изображения на пред­метах быта, сама форма этих предметов, даже украшения и национальная одежда – все это элементы записанной методом рисуночного письма фразы. То есть созданная на протяжении тысячелетий культура является огромным иероглифом, в котором за­шифровано единое имя собственное, отражающее вселенную. Но это с одной стороны. А с другой – этот иероглиф является нашим ли­ком, а единое имя собственное – нашим собственным именем.

 

 

 

Итак, если рассматривать деятельность человека по созданию ду­хов­ной культуры с точки зрения действующих в универсуме начал, она це­ликом относится к сфере компенсации. Однако здесь важно уяс­нить сле­дующее. С одной стороны, сфера компенсации возникает у че­ловека как средство вос­становления единства его психики. Но с другой – она находится под воздействием силы, обозначен­ной нами как нос­тальгия по центру природного равно­весия.

 

Напомню, сила эта возникает как реакция на опасно разруши­тельный характер деятельности человека, нарушающей необходимое для жизни при­родное равновесие. Универсум, как всякий стремящийся к выживанию ор­га­низм, имеет свои механизмы саморегуляции. И когда разница между до­пус­тимым и недопустимым отклонением от нормы достигает критического уровня, происходит сброс энергии, который выражается в войнах, револю­циях и экологических катастрофах.

 

Чтобы этого не происходило, в психике человека и возникло чув­ство ностальгии по центру природного равновесия. Оно вынуждает его каждый раз на новом уровне искать возможность для восстановления разрушенной целостности, противопоставляя тем самым тенденции разрушения тенден­цию восстановления. И поскольку чувство носталь­гии по центру природ­ного равновесия приводит к возникновению сферы компенсации, эта сфера как раз и является способом восстанов­ления утраченной целостности.

 

Таким образом, вся духовная деятельность человека, включая его стремление к богу, к познанию исходящих от бога истин, а также к рас­про­странению божественного влияния на все сферы жизни, противопо­ложна его внеприродной деятельности и является не чем иным, как способом вос­ста­новления разрушаемой ею первобытной целостности. Вот эта-то дея­тель­ность и приводит, в конечном счете, к построению грандиозного ие­роглифа, или собора, представляющего собой всю материальную культуру в совокуп­ности.

 

---