Из цикла "Летнее Приладожье"
Владимир Меньшиков (25/10/2022)
О поэзии Владимира Меньшикова
Книги стихов сельхоз-солиста, горластого деревенщика и деревщика-лесовика Владимира Меньшикова не требуют себе ни похвал, ни лавров, повально расточаемых поклонниками высокоэстетичной поэзии. Автор этих стихов вслед за Есениным мог бы заявить, обращаясь к воздушной стихии, к ветру, самой свободной из всех стихий: «Не сотрет меня кличка «поэт», я и в песнях, как ты, хулиган». «Я же язычник!» называет себя с дерзновенной отвагой автор. И действительно: нужна немалая отвага, чтобы открыто объявлять о своем деревенском язычестве на крещеной Руси, давно изгнавшей из своей памяти и Перуна, и Велеса. Но вспомним прекрасные древние образы из «Слова о полку Игореве»: «Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы…». Язычество – это язык, честь и провинция. Вот и он, Владимир Меньшиков – ладожский поэт-язычник с крестьянским взором. Его духовная родина – Старая Ладога, первая столица древней Руси. Хотя автор уже давно живет в Петербурге. Он из потомков забытого нами вещего Баяна, Велесов внуче, с дудочкой скоморошьей (да потертым мобильником в кармане), со своей свитой, змеей, медведем и молодухой в джинсах бредет посреди невеселой современности наших опустелых сел и заброшенных полей. На современный лад, «по былинам сего времени» пишется новое «Горе-злосчастье» стара-молодца и «Слово о погибели русской земли».
Уже никак не сшить социализм
С капитализмом по клише Росстата.
Уже в деревне можно слышать «Плиз»
Как знак «плизнанья» всемогущим Штатам…
А вот строки из «а-рифм-етического» стихотворения Владимира Меньшикова «К 20+20 (2020) году»:
Скоро будет, братцы, два по двадцать,
Хоть есть красивее: два по сто.
Можно будет выпить, посмеяться
Над собой, ведь я никто-ничто.
Ну, творил, пописывал чего-то
Про деревню, про крестьянский мир,
А дождливою порою в ботах
Брел по лужам в хлористый сортир.
В этой книге, как и в других книгах Меньшикова, мы видим возрожденный к новой жизни старинный фольклорный жанр лубка, но уже в современной обработке и нео-технической подаче.
Желаю, чтоб в чащобе взвод-отличник
Компьютер отыскал, открыл «канал»,
Чтоб на экране я – поэт-язычник
Зверей патриотизма увидал.
«Компы» и накрученные, вроде совсем не сказочно-лубковые техноновинки у автора, как говорят, перед глазами, а вот с бесстрашными патриотами в России напряженка, поэтому он и пытается найти их, то есть Русскую Силу, при помощи компьютера хотя бы в глухом лесу. Это ли не прямой выход на язычество?
Но парадокс или закономерный вывод: не докричавшийся до Велеса ни в лесах, ни в приозерных деревнях поэт начинает выражать недоверие к древним нацбогам и неоднократно проговаривается о том, что не пора ли порвать с «молчунами»?
Некоторым образом в густом лесу русской поэзии аукаются со «звериными» стихами Владимира Меньшикова – и Кольцов, и Дрожжин, и уже упомянутый Есенин, Клычков, Орешин, Ганин…
В этом сборнике в полной мере явлены два крыла, на которых летит Жар-птица талантливой сельской поэзии: звукопись и образность. Не менее явлена виртуозная игра на возможностях русского стихосложения, на струнах слов-смыслов и слов-звуков, на диссонансе и антиэстетизме. Попадаются весьма смелые виражи и повороты, наблюдаются рискованные фигуры поэтического пилотажа:
На моторке Петр Ребров
Подрулил не без ухмылок.
Рот без нескольких зубов,
Словно бар без трех бутылок.
Фейерверк чудотворств, метафор рассыпан по всему сборнику. Частушечный напев зачастую «звенит похоронным, тяжким звоном», а могильное, как оптимистическое. Таково поэтическое творчество Меньшикова. Таков этот незаурядный, мудрый и самоироничный поэт. Что ж, почитаем, послушаем Сельхоз-солиста!
О. В.
Песенный район
Здесь, конечно же, не север
И, конечно же, не юг.
Красно-сине-белый-клевер
Расцветил широкий луг.
Эх, Приладожье – сторонка,
Где Кобона и Паша!..
Взмыла, словно похоронка,
Над полянами душа.
Напеваю!... а по сути
Репетирую на впредь:
Вдруг придется с новой жути
В переходах нище петь?
Перед тем, как лечь в могилу,
Опущусь попеть в метро?..
Дай, Велес, медвежью силу!
Страх, покинь мое нутро!
Не добавил прыти кофе.
Не заваривать же мох?
Если б жил теперь Прокофьев,
Местным лирикам б помог.
Как Приладожье пригоже
С летней песнею цветов!
Репетирую, но все же
К наихудшему готов.
Июнь
Сёла, реки, сады и курганы.
Сплошь «малины». А центр за бугром.
Эшелонов большие карманы
Набивают народным добром.
В голубой тишине по-большому
Совершается деморазгул.
Хоть бы ветер, как будто солому,
Эти рельсы куда-нибудь сдул.
Вот какое нагрянуло лихо,
Что господняя помощь нужна…
А прислушаться – вроде бы тихо,
И незлобная песня слышна.
Сверху можно немало увидеть:
Полустанок, церквушку, село.
На сирень только бог не в обиде:
Как пахуче опять расцвело!
Нежный смутьян
Мне хватало отваги
В летней битве со злом.
Я крестьянские флаги
Поднимал над селом.
С крыши падал в крапиву
И в разлитый кефир.
Уговаривал иву
Обрыдать сельский мир…
Активность
Висит бутылка-рыба на заборе,
Чтоб в голодуху снять и похрустеть?
С изрезанной губой, как при раздоре,
Не собираюсь перед клубом петь.
Не хочется в толпе харкаться кровью
С подсказкою «Естественна, красна».
А потому пролита, что с любовью
К тебе отнесся, русская страна!
На белой туче вижу завитушки,
А рядом вертолеты-бигуди.
В них повертелись летчики-братушки,
Не зная, что случится впереди.
Не крутимся ни я, ни толстый Кузя,
Чтоб предьявить селенью политплан.
Кричу: компьютер с монитором – в кузов,
Где знамя развернуть – на весь экран.
Включить мотор, и пусть поедет «газик»
С экранно-красным стягом на виду,
Пусть у буржуя замигает глазик
От страха, что накаркаем беду.
Вороны, а не вороны с Кузяем,
А вовсе не народные певцы,
Но каркать и харкаться не желаем,
Как те же ПТУшники-юнцы.
Возможно, я взаправду птушник,
Поскольку в голове плакатный бред.
Поплакать что ль?
Ведь я, считай, что узник
Святых коммунистических побед.
Причалы-компьютеры
Вот и суша, где могу не в спешку
Организм побаловать чайком…
Черненькую лодку, словно флешку,
Ловко вставлю в берег, словно в комп.
Быстренько и грамотно скачаю
С лодки в берег нужный матерьял.
А скажи, к обещанному чаю
Бутерброд хотя бы с брынзой взял?
Нет ни бутербродов и, как раньше,
Для магнитофончиков кассет.
Ладно, обойдется в сельской Раше
Безо всяких изысков поэт.
Ведь кассеты эти, словно сцены:
Их то выдвигают, то заткнут.
Хоть по-своему, конечно, ценны,
Но вторично– суррогатны тут.
На черта сейчас мне флешка с компом,
А вот лодка с берегом важны.
Не записана на флешку «бомба»
С мощным информвзрывом для страны.
На плывущей флешке есть просторы,
Заводь, рыба, церковка и клуб,
Но они обычные повторы
На которые горазд Ютуб.
Для чего их скачивать впустую?..
Выучи желание мое:
На реку свою смотреть вживую
И вживую слушать песнь её.
Инспектор
За сторожкой луга и луга,
Только некому травы косить
И метать возле речки стога.
Все хотят от работ откосить.
Ни на что не хватает здесь сил.
Пропадает куда-то народ,
В нем нехватки в Москве, Спб.
Говорю – в рай тягает Урод.
– Ни хрена – отвечают, – себе.
Взять любого – никто не дурак,
А игру свою в жизни ведет.
Не наглеть. Выбьет солнце-кулак
Позолоченный зуб-самолет.
Не понять, не расслышать слова,
Так хватай микрофон и ори.
Ночь-гигантша качала права
В мегафон яркокрасной зари.
Полдень. Речка. Скорей окунись,
Освежись и свяжись с «раймедбрех»…
Лора вызвал. А где окулист,
Чтобы зренье проверить у всех.
Оказалось немало косых,
Что спешат откосить от труда.
Нет уже синеоких, босых,
Кто работать готов завсегда!
Видно, «марши ударных бригад»,
Патетический энтузиазм
Поотшибли желанье ребят
И любого работать до «спазм».
Чем взбодрить, чтоб они о труде
С восхищеньем вещали опять –
Только маршами НКВД
И плакатами «Родина-мать»?
Эпос
Осыпался давно черемух цвет.
Не чувствую былого аромата.
Опять грустит и морщится поэт
И рассуждает с примененьем мата.
Простите мужичка, село и Русь!
Но придержав судьбу свою шальную,
От сквернословья точно откажусь
И перейду на лексику иную.
А так живу, берусь за хоздела,
Хожу в продмаг и наблюдаю сценки:
Машина-сука снова потекла
Возле избы Товарищева Генки.
Под той машиной залита земля
Техмаслом, и никак «мобиль» не катит.
К машине-суке, словно кобеля,
Доставил трейлер сине-красный катер.
Ну, этот трепку точно уж задаст,
Наскочит сзади и – забыть о течке.
Не доверяют, говорят: «Фантаст!
Возьми лекарство от башки в аптечке».
Шумят над головою тополя.
Стоит машина. Ржут вовсю верзилы.
Ни катера пока, ни корабля,
Лишь толстых крокодилов штабеля:
То вдоль дороги бревна-крокодилы.
Ха-ха, здесь настоящий зоопарк,
Океанариум, иль просто ЭКСПО.
Хожу, болтаю, выпускаю пар,
А дома сочиняю сельский эпос.
Моё языческое войско
Возле дома на песок горячий
Сызнова наведалась змея.
С «тубаря» глядел за слабозрячей,
Крестиком нательным не звеня.
Ящерка порою приползает,
Двигая извилиной-хвостом,
Глазками водя, соображает
Что почем и что нас ждет потом?
Из песка – искусственная насыпь
Или символический редут,
Только не гоняйте куриц наших,
Вдруг чего во дворике найдут.
Может, так отыскивают Силу!...
А на солнце с раннего утра,
Будто на Великую Могилу,
Белые цветы несут ветра.
Ящерка, червяк, петух и мышка,
Кот, козел, собака и змея,
Бык, баран – вплоть до лесного Мишки –
Это войско, Армия моя!
Если тронут наш народ спокойный,
То подняв природный рёв и гам,
Сообща дадим ответ достойный
Западным и внутренним врагам.
Жизнь широкая
Жабы и зверьё – оно неплохо,
Только если посмотреть вокруг,
То заметятся еще эпоха,
Люди, трактора и даже плуг,
Памятник защитникам на взгорье,
Самолет, что в тучах не увяз…
Так что жизнь пошире, чем подворье
И придуманный Зверинояз.
На моей бейсболке тройка-цифра,
Будто на бочонке из лото.
Я в природе разберусь без шифра:
Здесь река, луга, а там не то.
Ни к чему тут рассуждать, что люди
Поважней лягушек и зверьков.
Только кто, когда и где принудит
К человеколюбью подляков?
Разошелся плот лучей на небе,
И лучи поплыли кто куда.
Верить в дружбу вечную нелепо,
Ведь теперь почти везде вражда.
Учат авторучкой-мачтой лодку
(Хоть у нас огромных лодок нет).
По небу писать отчет ли, сводку
О несчастиях последних лет.
Мало радостей, отсюда войны
Армии моей: змея, зверьё.
Дни теперь предельно беспокойны,
В трауре опять село мое.
Дожди
Оттого, что дожди долго льют,
Почернели дома, словно жабы.
Глянь, к мужьям здравомыслящим льнут
Их счастливые, глупые бабы.
По реке проплывает бревно,
А за ним – и другие, цепляясь,
Будут ими играть в домино
Берега, чтоб расслабиться малость.
К Воробьевым привез грузовик
Гроб солдата из киевской дали.
Как похож я, надев дождевик,
На российского монстра печали.
Не создали у нас кук-лус-клан,
Хоть повсюду фольклорные группы.
Не для русских Мистический план,
Потому что всё трупы и трупы…
Если ванна железная, – гроб
Для дождя, то таких надо тыщи,
Миллионы и более, чтоб
Длинный дождь
мог посмертно вместиться.
Можно в землю зарыть их, но дождь
Сам проникнет в нее без проблемы.
Ничего уже больше не ждешь,
И дождями исчерпаны темы.
Гуляй, империя!
Губ моих империя гуляла
По губам и по грудям у той,
Что была причиною скандала
В полдень возле церковки святой.
Не скандала вобщем-то, а ссоры,
Так как поп игривый ущипнул
Соблазнительную попу Лоры,
Тут же заоравшей «Караул!».
Никакого караула вовсе
Не звала, священника послав…
Байки, не спеша, уходят в осень
Под качанье куполов ли, глав.
Как с крестов кладбищ взлетают галки,
Так в селе взмывают над толпой
Выраженья, что не то чтоб гадки,
А полны бессмыслицы тупой.
Как летит с дороги грязь в прохожих,
Так же ругань здесь на все лады,
Только и священнику негоже
Лапать прихожанок молодых.
Не назвать виновницу скандала
Молодухой, ведь почти старьё.
Губ моих губерния гуляла
В молодости на губах её.
Улетные паруса
Я, оглядев простынки-паруса,
Решил, что парусник стоит близ дома,
Но не уплыть простынкам в небеса,
Ведь держат их прищепки из Легпрома.
Пусть занятый прыжками в высоту
И так, и этак выставляет планку,
Но все равно я не взлечу, как «ТУ»,
Хоть в виде приза обещают Анку.
Легкоатлета вспомнил и Легпром,
Но спорт под санкциями, а прищепки?
Ну ладно! Сдались! Никуда не прём,
Лишь ходим в храм молиться – бабки, дедки.
Бывает, «на спорнём» свернём в кусты,
Коль краля позовет, коль нам охота,
Но это для телесной красоты,
Но это для полета иль улёта!
К 20+20 (2020) году
Скоро будет, братцы, два по двадцать,
Хоть есть красивее: два по сто.
Можно будет выпить, посмеяться
Над собой, ведь я никто-ничто.
Ну, творил, пописывал чего-то
Про деревню, про крестьянский мир,
А дождливою порою в ботах
Брел по лужам в хлористый сортир.
Хворей нахватался до упора,
Все продув на творческой войне,
А в словесности к запасам вздора
Глупостей прибавилось вдвойне.
Сказка о горбуше
На заре проснусь, возьму горбушу,
Не косу, а рыбу, что жива,
Матюгнувшись, выпущу на сушу,
Где погуще и сочней трава.
Пусть она зубами стебли косит,
Ну а, где удобней, плавником.
Надо сена больше, чем на осень,
Чтоб зимой упиться молоком.
– Ты давай коси траву, горбуша,
А не то закину в ржавый скарб.
А навстречу нам ползет Карпуша,
Пьянь, чье имя, как у рыбы, Карп.
Он без жабр и чешуи блестящей,
Что была бы сплошь из орденов
За дурачества, за мат бодрящий,
За познанье фин– и труд.основ.
Чуть ль не Карл и чуть не Маркс-философ
Для простых рабочих и крестьян.
«У матросов никаких вопросов.
Нет косы, так буду рвать бурьян».
Ну такой, конечно же, накосит.
Полный вздор довериться лоху.
Он с травой немного поматросит
И возьмет горбушу – на уху.
Здесь изо всего похлебку варят:
Могут из косы, из топора.
Русских переделать – лопнет харя,
Только вадить времечко зазря.
ТТ
Распелся близ озера кенар,
Дававший молчанья обет.
ТТ ль я? Трагический Тенор?
Скорей я ТТ – пистолет.
Меня закопают в земельку,
Чтоб после достать и пальнуть
В чиновника, пьяного в стельку,
Носящего прозвище Нудь.
Навеяли старую скуку
События новой страны.
Из пенья – податься в науку,
Где тоже стреляться должны.
Пальнуть в себя в поле пшеницы
Почетно доценту С/Хи.
В его честь на небе – зарницы,
О нем в средней школе – стихи.
В романе научный работник
Во ржи размечтался о РАН.
Его пристрелил некий Бортник
И сразу за бортик, в «загран».
Читал о профессоре Лэннар,
Который на ферме сражен…
Пусть лучше поет в роще кенар,
Пусть вновь заведут патефон.
*С\ХИ – сельхозинститут
*РАН – российская академия наук
Молодая соседка
Я застегивался криво,
Не на пуговицу ту.
За окном качалась ива,
Небеса таранил «Ту».
Ранил поздний самолетик,
Как комар, небес уста…
Людонька скривила ротик,
Ожидать меня устав.
Шла б с другими торопыга
В полусгнивший клубный зал.
Я уже свое отпрыгал,
Отплясал, оттанцевал.
– Дал вчера согласьем сам же,
Что туда со мной пойдешь.
– Похвалялся в эпатаже,
Что я тоже молодежь.
Две липучки, как погоны.
Мух на них, как черных звезд.
Так прилипла – не прогонишь,
Хоть бы брат её увёз.
Лишь тогда уймется Люся
И с усмешкою уйдет,
Если грустно откуплюсь я
Суммой в три процента МРОТ.
«Он умрет, а мне важнее» –
Прочитал в её глазах.
Будет как-нибудь нежнее,
Ляжет рядом, скажет «ах!».
Я застегивал рубаху
Хрипло, криво, невпопад.
Сдался. Отпустил деваху
В танцевальный клубный чад.
Надоедливый
За реку на ближайший зеленый погост
Не скажу что уж очень ходить полюбилось.
Смерть в гигантский и во впечатляющий рост
Там встает, предьявляя и правду, и лживость.
Там и жизнь проявляется…то ли дебил,
То ли житель глубинки, селянин речистый,
Тоже с ростом немалым ходил меж могил
Да ко мне лез с расспросами, важный, плечистый.
Там стоит саркофаг, по нему шаркал флаг
С бело-синею тканью футбольного клуба
Под названьем «Зенит», то один из бродяг
Вколотил древко в щель каменюгою грубо.
Я подумал, что может, близ склепа в ночи
Собираются разных течений фанаты,
Что вожак их о бунте крестьянском кричит,
А помощник считает винтовки, гранаты…
А вдовец лез с расспросами. Взвыл я с тоски.
А стоящие там надмогильные плиты
Мне напомнили плиты промерзшей трески,
Пребольшие брикеты, чтоб все были сыты.
Коль распалась б плита, взял б одну из трещин
Я за хвост и по морде бы этому дядьке,
Не смотря на его, может, «привранный» чин,
Не смотря на его две кругляшки-наградки.
Я архангельский, я в детстве трескал треску.
Мне сейчас бы схватить, я чувствительно б треснул
По башке важняку, не вгонял чтоб в тоску,
Чтобы стало расспрашивать неинтересно.
Пусть уж лучше стоит где-нибудь в стороне,
Гладит крест или черную ленту теребит,
Не мешая бродить меж могилами мне,
Годы жизней считать да «сводить дебет-кредит».
За кос…
Ждем, что появится гость Тьмы
С призывом покорять Основы…
Космизм Руси? Да мы костьми
За Русский Космос лечь готовы!
Это опять энтузиазм,
А на энтузиазме голом
С Вселенной переспал не раз
Я в перепитии веселом.
Отказ от неба
Там, в космосе, – руины, Колизей
И с Марса Маркс –
из говорливых, пьющих…
Уж лучше здесь, в селении, глазей
На двух козлов, за козочкой бегущих.
Как в цирке у коверных колпаки,
Там проплывают над Землей ракеты…
Не лучше ль прогуляться вдоль реки,
Где виды и пейзажи, что конфеты.
Продолжу речку, берег озирать
И не смотреть на придорожных сучек,
А у берез вокруг такая стать,
Что от красот меня колотит, «глючит».
Конечно, здесь набор не лучших слов,
Чтоб выразить эмоции большие,
Но я в погоду ясную готов
Смотреть часами на края родные!
Высиживание
Растянулась дорожка-гармошка
В летней песне российской тоски.
Восседает на камне Алешка
И руками сжимает виски.
Что кручиниться? Разве не ясно,
Что погонят опять на Кавказ,
Где не то чтобы очень опасно,
Но не скажешь, хрипя, что как раз.
В деревнях будет плохо с работой
И с едою нормальной, мужской.
Если что, так «украинской ротой»
Наведут надлежащий покой.
Путин лучше, конечно, чем Ельцин,
Но процесс излеченья не скор:
Как из гнутых гадюк, так из рельсов
Выжимают яд в блюдца озёр.
А потом намешают лекарства
И по тюбикам – в мелкий разлив*…
Грустно Лешка, любитель духарства,
На каменьях сидит между ив.
На вопрос: «Что он высидеть может?»
Отвечаю, сопя: «Геморрой».
Понимаю, тоска сердце гложет,
Но такие здесь нравы и строй.
____________
*– имеется вариант «розлив»
Слив
На реке Милашке – волн барашки
Да на катерке – демоамбал…
Всяким критиканам кроткой «рашки»
Я до пряжки ременной вставлял.
Но и мне, конечно же, вставляли,
Правда, словно я, лишь на словах.
В этом модернистском карнавале
Правило гласило «Всех сливать!».
Но как слить теперь коронавирус,
Потных негров, пламя мятежей?
Встану, хмыкну, осмотрюсь, «обзырусь»,
Почитаю «признанных мужей».
Прояснение
Жизнь – не пустяк, не пшикалка, не ветер,
Не всяческая чушь и дребедень.
Да пусть сияет всё! Пусть будет светел
Неотменяемый грядущий день!
Дождь невменяем. Он забормотался,
Как из психинтерната дурачок.
Река вспузырилась. За борт метался
С заглохшего речфлота морячок.
Он прыгал хмуро с катера на берег
И злюще возвращался на него.
Уже никто в грядущее не верит.
Уже никто не верит ни в кого.
То ль памятник, то ль маятник качался,
А время застывало на нуле…
Всё сбылось! День безоблачный начался
На этой грешной, праведной земле?
Хна – хана
Я уже давно не в комсомоле.
Никакая у меня мораль.
Все равно рассказами о поле
Просвещаю выкрашенных краль.
Вспомнил про летавший «кукурузник»,
Распылявший удобренья-хну.
Я – советских представлений узник –
Льну и к Лене, и к растенью-льну.
Было, красит поле самолетик
В семь небесных радужных цветов.
Поугробит всё. Недаром котик
Приводил травить больших котов.
Здесь лежало семь кошачьих трупов.
Сдох наполовину урожай.
А людей начальник Неуступов
Донимал словечком «возражай».
Но ему вобще не возражали,
Как о том партийно ни просил.
Погибали в поле урожаи
От небесно-самолетных сил.
– Леночка, ты-кошечка, я-котик
Самый старый из котов села.
Прилетит хороший самолетик
Обсыпать любовные тела.
Хоть давно морально устарели
Эти самолеты типа «АН»,
Все же механические трели
Меньший, чем соловушкин, обман.
В селе Вселенная
Смотрел через окошко на березы,
А из глазенок, будто был прорыв,
Бежали тараканы, а не слезы,
Собою комнатуху «наводнив».
Весь пол в трескучих жирных тараканах.
Хоть в пляс, хоть в твист, чтоб растоптать, иди!
Хоть кликни исполнительниц канкана,
Который вновь балета впереди.
Задействуй балерона Цискаридзе,
Что находясь в жюри, протер штаны:
«Явись, станцуй, словами укори же
Всю эту нечисть сельской стороны».
Лох плох. Но чем же умник лучше?
А тараканы… Слой их рос и рос,
Лежали предо мной трескучей тучей,
А я над ними – бог Исус Христос.
Пробила тараканью тучу крыса,
Космической ракетою взлетев.
Сидела в крысе той Персильд-актриса,
Первейшая из всех российских дев.
Такой вот вдруг образовался космос,
А всё с усатых тварей началось.
В итоге: тараканий бог и косность,
Запечный властелин, убогость, «злось».
Сельская почта
На почте нынче путч? Лишь мнимо пучит
У ящика почтового живот.
Не пишут нынче, так что не получит
Письмо из Петербурга рифмоплёт.
Почтовый ящик на стене, что комик,
Повешенный, удавленный вполне.
Сегодня, если пишут, только в компы
С рассылкой электронной по стране.
Прицельно в ящик сбросит листья тополь,
Возможно, два ли, три проникнут в щель.
Общаются теперь в России толпы
По-новому, забыв про канитель.
Выстукивает по старинке Морзе
Козел, рогами ударяя в столб.
Его по морде паренек при форсе
Охаживал зонтом, унялся чтоб.
Нашел же дурень применить где силу,
И если в нем имеется любовь,
То, может быть, к какому-то Игилу,
Пускающему на планете кровь.
Не пишут парню, хоть он не полковник,
А стать полковником легко в Игил.
Иди от почты прочь – хотя б в морковник
Или в морг-овник, что вблизи могил.
А там тебя легко письмом накроют
Бетонным с адресатом «От кого»…
И мало ли что ты хотел в некрополь,
И мало ль что ты парень ого-го!
И полком…
Бывший испол-комовец бы мог
И полком командовать в атаке,
Но покинул мертвым сельский морг
Не на дорогущем кадиллаке.
Раньше заходил в пруды, в канал
По кадык, чтобы «душили жабы».
Он эксплуатацию ругал,
Но эксплуатировать желал бы.
Он односельчан погнал б в Сибирь
Иль в Шиб-ирь, чтоб зашибали крепко
Деньги не на клуб иль монастырь,
А везли ему (чинуше в кепке).
Свернутая кепка в кулаке –
Палочка для вечной эстафеты,
Где очередной партчин-лакей
Свой этап бежит не за конфеты.
Преодолевают не за «бис»,
А Сибирь-Шибирь нам со злорадством
Пишет: «Грандиозно! Зашибись,
Что стал Николаша недр богатством».
В деревеньке…
В деревеньке полусгнившей, старенькой
Нет давно ударников труда…
Если не хлебнуть с утра по маленькой,
То мозгам хана или труба.
В деревеньке тихой, экс-удаленькой,
Удаленной к черту на рога,
Летом я ходил в подшитых валенках
И выращивал цветок багряненький
На могилу Общего врага.
Последние публикации:
Из цикла "Жестокость" (2) –
(16/08/2021)
Из цикла "Жестокость" (1) –
(11/08/2021)
Политзэк (Окончание) –
(02/08/2021)
Политзэк –
(30/07/2021)
Цикл поэзии «Приладожье» –
(26/04/2021)
Блудни полиции (О книге Вячеслава Овсянникова «Тот день») –
(09/03/2021)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
