Поэзия

 

 

 

Борис Леонидович Пастернак так высказывался о проблемах перевода стихотворений Рильке: «У нас Рильке совсем не знают. Немногочисленные попытки передать его по-русски неудачны. Переводчики не виноваты. Они привыкли воспроизводить смысл, а не тон сказанного, а тут все дело в тоне». Но что такое этот «тон»? Почему до сих пор несколько переводов Пастернака, связанных с творчеством Рильке, не только регулярно публикуются, но и почитаются за эталонные? Что же, тон стихотворений Рильке никто из многих и многих переводчиков последующих поколений так и не смог уловить?

Может показаться, что пресловутый тон связан с понятием «авторская интонация», то есть со специфическим свойством некоторых поэтик, опирающихся на узнаваемую просодию поэтических высказываний и маркированный речевой стиль, выстраивать канал связи с читателем за счет «активной индивидуальности видения и оформления текста». Известный переводчик Рильке Владимир Летучий сделал свои переводы «Сонетов к Орфею» интонационно насыщенными и изобилующими просторечиями (то есть, эмоционально маркированной лексикой). Действительно, поэзия Рильке обладает уникальным мировидением и ярко выраженной музыкальностью, и в ней присутствует некий общий «тон», однако стилистика поэтической речи у Рильке намеренно немаркированная, а интонация скорее напоминает ровную восторженность молитвы, нежели переданную стихами естественную (разговорную) речь.

Другая трактовка рильковского «тона» сводится к рассмотрению его лирики в качестве способа погружения в «поэзию священной глубины» («Устами поэта» (2016), Гр. Померанц). Если Рильке действительно мистик и медиум, погруженный в некое молитвословие, то такая позиция переводчика, воспринимающего стихи Рильке как молитву Богу или хотя бы богу Поэзии, вполне правомерна. Смущает, однако, то, что практически все представители русской ветви символизма тоже числили себя поэтами-медиумами, а свою поэзию – поэзий священной глубины. Будь это на деле так, мы бы сейчас имели другую, гораздо менее пеструю картину русской литературы ХХ века. Между тем в памяти поколений остался прежде всего Александр Блок, чья поэзия в значительной мере «приземлена», особенно в сравнении с высокопарным Вячеславом Ивановым или с засахарено-музыкальным Константином Бальмонтом, и более ассоциируется с окружавшей поэта действительностью, нежели с религиозной мистикой или с разного рода попытками наполнить священным смыслом слова, взятые напрокат у академических словарей. Думается, что и Рильке в «Сонетах к Орфею» гораздо более «приземлен» и ориентирован на умопостигаемую реальность, чем это принято считать.