Проза

 Метель вот-вот настигнет Максима в пути: об лобовое стекло уже бьются колючие снежинки и поля, растянувшиеся по обеим сторонам шоссе, кажутся белоснежным саваном, покрывающим сонные равнины. У кромки леса, едва заметной вдали, могут быть деревенские хаты.

 Может быть за горизонтом существует та точка, где пересекутся параллельные обочины шоссе, но достичь её невозможно.

Максим сбросил скорость, опасаясь, что машину занесет на повороте, который вскоре предстояло совершить. Дорога пустынна, поэтому помощи ждать будет не от кого. В свете фар виднелись лишь пляшущие на ветру снежинки, как слетевшиеся к огню мотыльки. Максим проехал метров пятьдесят и оказался на проселочной дороге. Метель еще не замела её, поэтому путь к дому был пока возможен. Медлить нельзя, но он приостановился, чувствуя, что земля, погруженная в тайну сумерек, играет с его сознанием. Близится снежная и пустынная ночь.  Максим тронулся с места.

Года три прошло с тех пор, как Андрей поселился в деревне. Его дом стоял на берегу тихой речки, в которой тот круглый год ловил рыбу. Максим приезжал к нему, но в последний приезд оба поняли, что вместе им труднее, чем поодиночке и больше не виделись. Они были давними друзьями и коллегами. Занимаясь исследованиями в составе научных экспедиций, не однажды бывали на островах Северной Земли. Там и увидели мираж, перевернувший их представление о мире.

Каждое утро над большой льдиной зависал город. Его очертания были настолько устойчивы, что в светлеющем небе легко просматривались небоскребы с остроконечными шпилями, башни, возможно сохранившихся, старинных замков и купола церквей. Иногда город скрывался за дымкой утреннего тумана, но потом появлялся снова. Иногда казалось, что он расположен на берегу какого-нибудь южного моря, а порой за ним виднелись горные вершины. Иногда изображение выглядело, как мозаика, состоящая из прямых и перевернутых частей, и город становился неузнаваемым.

Друзья сделали десятки фотографий, изучили все возможные научные и ненаучные теории. Разумеется, верхний мираж – явление известное, поэтому объяснений много. Так ученые утверждают, что появление миражей является результатом игры света и естественных природных причин. Египтяне верили, что мираж – это призрак страны, которой больше нет либо еще нет на свете. Существует и такое предположение – в месте возникновения миражей происходит взаимопроникновение параллельных миров.

Вначале Максим проявлял чуть меньше интереса, чем Андрей. Последний старательно искал данные о других известных в мире случаях, и однажды увлеченность свела его с человеком, собравшим в своей коллекции множество свидетельств этого явления. В ней были миражи поезда, идущего над поверхностью озера, фигуры воинов, чьи останки до сих пор не захоронены, время от времени возникающие на Полесье, лодка без весел на водной поверхности, появляющейся на скальном массиве, известные призрачные огоньки Мин-мин.  Особенное впечатление произвел на него феномен под названием «капельки влаги». Мираж наблюдается на острове Крит. На рассвете на побережье возле замка Кастелло возникает батальная сцена: две армии сходятся в бою, звеня оружием. Очевидцы утверждают, что слышали даже крики. Обычно мираж движется с моря, достигает замка и исчезает. Андрею удалось даже заполучить его фотографию.

Эта фотография привлекла внимание его попутчицы в самолете, которым он возвращался домой из командировки. Тогда группа занималась подготовкой экспедиции на остров Комсомолец, и Андрею пришлось несколько раз летать в другие города, чтобы проследить за комплектностью необходимого оборудования. Женщина то бросала взгляд на его бумаги, то отворачивалась в сторону иллюминатора, за которым проплывали облака, похожие на огромные клочья ваты. Они немного скрывали землю, отсюда казавшуюся холстом, на котором великий художник написал голубым цветом переплетенные ленты рек и пятна озер, смешав их с зеленью лесов и полей. Самолет «плыл» в белой пушистой массе, будто повинуясь велению ветра. Она заговорила первой, и беседа потекла словно ручеек среди тихих долин. Звали женщину Виктория. Несмотря на физическую хрупкость, мягкость голоса и по-детски нежное лицо, она занималась весьма серьезным делом – в течение многих лет изучала человеческий мозг. Когда Андрей сказал, что фотография, привлекшая её внимание, является снимком миража, она задумалась, вспомнив своего коллегу, англичанина нейробиолога Джека Пейтона. Несколько дней назад у них состоялся следующий диалог.

– Какой вы делаете вывод? – спросил он, внимательно выслушав её доводы.

– Прежде, чем озвучить его скажу, что возникает множество вопросов, но сейчас меня занимают только два. Первый – насколько совпадает с действительностью то, что представляет нам наш мозг? Второй – какова настоящая реальность? Ведь материального мира возможно вовсе не существует. Но если он существует, то сильно отличается от того, каким мы привыкли его считать. Всё видимое и слышимое нами может быть просто некоей виртуальной реальностью, под которую «запрограммирован» мозг человека. Т.е. иными словами нам предъявляют то, что считают нужным, так как материальный мир человека таков, каким его «видит» его собственный мозг.

К примеру, вы знаете Джек, что на сей счет пишет Крис Фрит? «Даже если все органы чувств у нас в порядке и мозг работает нормально, мы все же не имеем непосредственного доступа к материальному миру. Нам может быть и кажется, что мы непосредственно воспринимаем окружающий мир, но это иллюзия, создаваемая нашим мозгом».

Если вы видите изображение или слышите, как щебечут птицы, вам всегда кажется, что и изображение и звуки находятся вне нас. Но на самом деле они внутри нашего мозга. Человек чем-то напоминает приемник, улавливающий внешние сигналы для отображения картинок и звуков определенного диапазона. Этот диапазон есть наш привычный материальный мир. Всё то, что за его пределами неведомо нам. Поэтому наш мир либо неверен, либо нам видна лишь малая часть полной картины. Знаете ли вы, что такое истина? Взгляните сюда.

Виктория показала рисунок, на котором был сделан чертеж куба с двумя прозрачными передними гранями. Внутри куба находился цилиндр, отбрасывающий тени на оставшиеся видимыми стенки. На объемный цилиндр указывала стрелка с надписью «истина». На заднюю стенку куба цилиндр отбрасывал тень, представляющую собой прямоугольник, к которому вела стрелка с надписью «наше видение мира 1». Такая же стрелка, обозначенная, как «наше видение мира 2» указывала на тень круга, отбрасываемую цилиндром на боковую видимую стенку куба.

– Пример, конечно, слишком прост, но нагляден. Мы существенно ограничены возможностями нашего восприятия, что мешает нам понимать полное, а не частичное устройство мира.

Этот диалог вспомнился Виктории, когда она посмотрела на фотографию батальной сцены и узнала от Андрея, что это снимок хрономиража. Кто знает, может быть битва двух армий, произошедшая в старину, по сей день идет где-нибудь в недоступных нашему восприятию гранях мироздания?

Когда самолет приземлился, город погрузился в сумерки. Асфальт блестел в свете посадочных огней, казавшихся размытыми через сеточку моросящего дождя. Небо над аэропортом окрасилось в серый цвет, кое-где разбавленный багровыми и фиолетовыми мазками кучевых облаков. За ними то появлялись, то исчезали бортовые огни прилетающих и улетающих самолетов.

Андрей и Виктория вместе отправились на стоянку такси, почувствовав, что терять друг друга не хочется. В последующие недели им предстояло превратить свои жизни в череду коротких встреч и долгих разлук. Бесконечные перелеты из города в город и аэропорты, где оба прислушивались к объявлениям о прибытии самолета. Маленькие кафе, где подолгу сидели и не могли наглядеться друг на друга. Прогулки по улицам, а потом хорошие домашние вечера. То минские, то московские. И только глубокой ночью, когда Андрей уже крепко спал, Виктория любила устроиться на кухне с чашкой горячего и очень сладкого чая. Она включала ноутбук, раскладывала на столе свои бумаги и возобновляла работу над статьей. Но были ночи, когда её внимание переключалось на собранную Андреем коллекцию фотографий. Среди них были те, что сделаны в ходе экспедиций: вот он на снегоходе, вот в обнимку с напарницей, вот с картографом по имени Максим. На некоторых снимках дурачится, принимая смешные позы, а на некоторых что-то закрепляет, стоя на льдине. Есть фотографии с собаками и даже с пингвинами. В общем, снимков много, но наибольший интерес Виктория проявляла к серии фотографий миража, возникающего над Северной Землей. Это был настоящий город, вырастающий из моря и окутанный утренним туманом.

«Город, которого нет!» – так Андрей подписал папку с его снимками.

Должно быть – это зрелище завораживает, но Виктории никогда не представится возможность увидеть его своими глазами. Вспоминая свой разговор с Джеком, она верила, что рано или поздно человек сможет узнать больше, и тогда первым шагом к пониманию мира станет сомнение в нашей сегодняшней уверенности. Кто-нибудь обязательно заменит знак восклицания знаком вопроса, и город, которого нет, получит хрупкую надежду на существование.

Через три месяца после знакомства Виктория и Андрей поженились. Свадьба была скромной – вечер в кругу самых близких людей. Красивая хрупкая невеста в бежевом костюме казалась еще нежнее и тоньше. В пушистых рыжих волосах блестела тоненькая ниточка со вставленными в нее камушками. Такая же украшала шею и запястье левой руки.

Гости веселились от души. Только Максим, сидевший напротив невесты, старался скрыть от присутствующих своё смятение и душевный надлом. Викторию он впервые увидел еще летом. Во время подготовки к будущей экспедиции Андрей несколько раз приезжал к нему. В один из таких визитов он и познакомил их. Поняла ли она, что Макс влюбился? Этого он не знал, но однажды поймал её взгляд, в котором, как ему показалось, затаилась боль. Он испугался и ничего не понял: неужели она несчастна? Почему? Видел ли Андрей такой взгляд любимой? Тогда Максим еще не осознал, что это не её боль, а его собственная, отразившаяся в больших синих глазах Виктории. В них, как в зеркалах, он видел свою непрожитую с ней жизнь: их детей, что никогда не родятся, все годовщины, что никогда не наступят, ласки, что никогда не случатся, общие мечты, которых никогда не будет и дом, который он не построит для неё.    

Она же была счастлива, и в день свадьбы её глаза светились ярче обычного, отчего их синева казалась пронзительней. Душа Максима сильнее, чем когда-либо прежде рвалась на Север. Он надеялся, что сотни километров, которые разделят их, сумеют порвать ту тоненькую нить, что привязала его сердце к Виктории. Но тогда он не мог знать, что две недели спустя их навеки разлучит расстояние, которое ничем нельзя измерить.

В один поздний хмурый вечер такси, на котором она возвращалась домой, ударилось о железное ограждение на мосту. Автомобиль несколько раз перекрутился на скользкой дороге, после чего отлетев в сторону, остался лежать днищем вверх. Виктория умерла на месте аварии, не успев даже испугаться.

Когда её хоронили, шел мокрый снег. Он ложился на влажную землю и таял. Он покрывал, сложенные на могилке, цветы и венки. Он смешивался со слезами, что текли по щекам Андрея и блестел на мокрых ресницах Максима. В этот день их чувства совпали: одно горе на двоих. Теперь Виктория одинаково далека обоим, ибо между ней и любившими её мужчинами отныне стоит её трагически-прерванная жизнь.

А снег всё шел и шел. Дни, похожие друг на друга, затянули нудную песню безрадостного существования. Начавшийся сезон заставил измученных тоской друзей отправиться на Северную Землю. Её острова, погруженные в ледяное безмолвие, «спали», завьюженные бурями. Их приносили с собой ветры, рожденные в районе моря Лаптевых. Здесь они набирали силу и кружили по несколько дней к ряду, останавливая всякую исследовательскую деятельность. Два друга и одна боль были по многу часов зажаты в помещении научной базы, за маленькими окошками которой виднелся лишь густой снег, пляшущий у раскачивающегося на ветру фонаря. Вторую неделю длилась полярная ночь. С надеждой Андрей и Макс смотрели на восток, где за горизонтом пряталось ленивое солнце.   

Оно появилось раньше, чем ожидалось, и черное небо Севера осветилось багровыми отблесками. На большой льдине, как и прежде, возник мираж. Уже знакомые небоскребы с остроконечными шпилями висели над морем. В этот раз оно было похоже на огромное зеркало, в котором шокированные друзья вдруг увидели отражение лица Виктории. Чуть скрытое, как-будто кружевной вуалью, то рассеивающимся, то сгущающимся утренним туманом, оно всё же было вполне узнаваемым. В тишине этого холодного мира послышался её нежный голос: «Я существую, и я совсем близко». Слова звенели, как хрустальные колокольчики, и ветер уносил их в далекую снежную пустыню дальнего Севера.

У Андрея задрожали руки, но Максим сумел совладать с волнением и сделал несколько хороших снимков. Мираж просуществовал всего минут десять, а затем стал растворяться в лучах восходящего солнца. Друзья потом долго молчали. У каждого из них в памяти запечатлелись черты лица Виктории, по которым они узнавали её образ в увиденном.

Вечером снова пошел снег и усилился ветер. Он скитался по скованным льдом долинам, завывая так сильно, что казалось будто за стенами научной базы бродит стая голодных волков. Эта ассоциация на миг заставляла полярников забыть, где они находятся. Сезон заканчивался: все устали, нетерпеливо ожидая, когда появится возможность и за группой пришлют вертолеты. Но Андрей и Максим надеялись, что до отлета с острова еще успеют сделать новые фотографии миража. Однако этого не случилось. Погода улучшилась лишь однажды на несколько часов, в течении которых они покинули Северную Землю. Таким образом, у каждого из них остались лишь первые и единственные снимки.

Максим потом бывал еще в двух экспедициях, но мираж города и образ Виктории он больше не увидел. Андрей покинул научную группу и поселился в безлюдной местности в небольшом деревенском доме. Они не виделись почти три года: так было легче обоим. Но вчера Макс, взглянув на фотографию миража, почувствовал себя бесконечно одиноким. Всё это время он жил своими воспоминаниями, которыми не с кем было поделиться. Только Андрей, знавший их историю, мог бы понять его. Макс чувствовал это, поэтому сегодня утром сел в машину и к вечеру уже оказался на проселочной дороге, что вела вдоль поля, за которым примостилось несколько хат. Он остановил машину у той, что находилась на окраине. Сейчас вьюга разыгралась не на шутку. Солнце уже пряталось за горизонтом и в темноте наметенный за день снег казался серым. В окнах горел свет, а из печной трубы вырывался дым. Было тихо. После городского шума эта тишина успокаивала и пугала одновременно, поскольку казалась абсолютной.  Хотя на самом деле таковой, конечно, не была: где-то поскрипывал снег, где-то зло каркала ворона, где-то лаял дворовый пес. Но все эти звуки не давили так напористо, как шум города.

Поднявшись на крыльцо, Максим немного потопал по дощатому настилу и потянул на себя дверь. Та оказалась незапертой, но войти в дом он не решился, потому что к порогу подбежала большая собака. Она села на входе и грозно зарычала. Андрей, стоявший у печи, понял, что снаружи кто-то есть. Осторожно он снял, висевшее в углу ружьё и тихо подозвав к себе пса, крикнул:

– Кто там топчется на пороге? Входи!    

Максим шагнул вперед, появившись из темноты в проеме двери. Несколько секунд они стояли молча друг напротив друга, отмечая каждый для себя те изменения во внешности, которые произошли за три года. Андрей сильно похудел, отрастил бороду, его взгляд стал грустнее, а движения резче. Макс, напротив, двигался медленнее, но глаза светились лихорадочным блеском.  Однако в обоих чувствовалась усталость от бесконечной тоски.

Не дожидаясь приглашения, Максим снял куртку. По меховой опушке капюшона стекали тающие снежинки, которые тот стряхнул на пол. Андрей повесил мокрые вещи над лежанкой и отправился за угощениями, уведя за собой собаку.

В комнате помимо узкой кровати, стоявшей спинкой к печи, был стол, на котором включенный ноутбук перешел в режим ожидания и лежали беспорядочно-разбросанные листы бумаги, исписанные мелким почерком, похожим на кружевное плетение. Андрей описывал историю своей любви. Но ведь Максим приехал поговорить о Виктории. В этот момент он почувствовал ком в горле: у каждого из них над кроватью висела фотография миража с ее образом, у каждого в памяти хранились её голос, взгляд, улыбка и у каждого получалась своя история любви к одной и той же женщине. В этом доме, как и в его городской квартире, она незримо присутствовала во всём и это присутствие обесценивало любые слова, которые он хотел сказать. Возможно по этой причине разговор не складывался даже, кода они сидели за столом до поздней ночи, разгоряченные водкой и теплом, идущим от печи. 

 – Я часто вспоминаю – в который раз прервал Андрей их затянувшееся молчание – один её взгляд. Я видел его несколько раз за то время, что мы знали друг друга. В нем читалась непонятная мне грусть. Может быть, даже не грусть, а обреченность. Как-будто она чувствовала, как мало времени ей отпущено.

Максим вздохнул. Когда-то этот взгляд напугал его. Он спрашивал себя видел ли его Андрей? Теперь он понял, что его нельзя было не увидеть.

– Помнишь, – прошептал Макс – в момент, когда возник мираж, послышался её голос? Она произнесла: «Я существую, и я совсем близко».

– Ей нравилось, как Эйнштейн писал о мире: «Реальность – это всего лишь иллюзия, хотя и очень назойливая». Рассматривая фотографии миража, я понял, что ошибочно ставлю восклицательный знак в названии папки – город, которого нет!          

В этот момент ни он, ни Андрей не знали, что на острове Комсомолец над большой льдиной возникли небоскребы с острыми шпилями, башенки старинных замков и купола церквей. Они отражались в призрачном море, где снова появилось лицо Виктории. Картинка в этот раз была менее четкой, но если бы они могли сейчас видеть её, то различили бы на губах счастливую улыбку.

 Максим подошел к окну, за которым ничего не было видно. Лишь в свете фонаря на крыльце кружились снежинки. Весь остальной мир, как в черную дыру, втянула в себя ночь.

Некоторое время оба молчали, но и тот и другой подумали:

- Она в моем городе, которого нет?