Проза

Глава 26

– Пьер Буаст^[1] сказал: «Время неподвижно, как берег: нам кажется, что он бежит, а напротив проходим мы». С тех пор, как я заболела, у меня такое же ощущение. Жизнь словно остановилась, а я все продолжаю надеяться, ждать, чего-то хотеть.

Мери несколько секунд задумчиво глядела перед собой, как-будто позабыв об Эмме. Когда полчаса назад знаменитая балерина появилась в дверях ее палаты, Мери не поверила своим глазам.

– Я признательна вам за визит – залепетала она, с трудом приподнимаясь на подушках. – Не нужно было утруждать себя. У вас и времени то, наверно, нет.

– Ничего. Не волнуйтесь – Эмма села на стул у ее постели.

Она приехала к ней в больницу. Чтобы выяснить кто такая Мери и как найти её, Эмме понадобилось несколько дней. Не сделать этого она не могла, ибо последние слова хромого не давали ей покоя. Они навязчиво звучали в ушах. В них была мольба о спасении Мери, и эта мольба несколько изменила отношение Эммы ко всему тому, что произошло по вине хромого. Теперь он виделся ей чуточку иначе. Она пока не знала, кем он был на самом деле: хладнокровным вором и убийцей или только человеком, загнанным в угол. Ведь он молил её о спасении Мери, а это значит, она была дорога ему. Он презирал людей и при этом был способен любить? А Эмма-то считала, что он безнадежно одинок. Она боялась его и жалела одновременно. Болезненная страсть хромого к деньгам со стороны выглядела отвратительно, но боль, которую Эмма видела в его глазах, не позволила ей оттолкнуть его. Теперь она поняла, что боль эта не была болью одинокого волка, ибо, как оказалось, у хромого есть Мери. Кто она ему, Эмма узнала только сегодня, когда навестила Мери в больнице. К тому моменту последней уже сообщили о смерти мужа. Её сестра поговорила с врачом прежде, чем преступить к организации похорон свояка. Врач категорически отказался выписывать Мери раньше положенного срока.

– Ей не выдержать похороны. Все это неожиданно и слишком тяжело для нее. Ей необходимо осознать все, что произошло. Необходимо смириться с этим. Только тогда она сможет побывать на могиле мужа. Понимаете, как бы велико не было её желание проститься с ним, необходимо учитывать, что её сердце не способно перенести такой стресс.

Мери долго сидела, уставившись в одну точку. Казалось, случившееся не доходит до её сознания.

– Это ошибка – наконец, пролепетала она. – Не он должен был умереть, а я. Ведь у меня больное сердце! Это не его жизнь висела на волоске, а моя! Боже, слышишь, это ошибка! Ты ошибся! Ошибся.

Эти слова она несколько раз повторила и в присутствии своей знаменитой гостьи. Но потом она, наконец, закрыла лицо руками и зарыдала. Эмма глядела на то, как трясутся её худенькие плечи. Она то успокаивалась, то снова начинала плакать. Интерес было возникший к визиту знаменитой балерины, постепенно угас. Неожиданно Мери заговорила тихим голосом. Заговорила скорее сама с собой, нежели с Эммой:

– Он был непростым человеком. Не любил людей, никому не верил. Мог не выходить из дома по несколько дней. Всё читал, читал. Боже, как же много он читал! Наверно поэтому я выделила его из других. С ним интересно было. Едва он начинал что-нибудь рассказывать, сразу менялся. Такой мощный интеллект и такие глубокие знания! Казалось, он способен завладеть не только вниманием человека, но и переформатировать его сознание. Он мог бы легко управлять собеседником, в считанные минуты убедить в чем угодно. Иногда это было прекрасно, так как после бесед с ним, например, от плохого настроения или неуверенности не оставалось и следа. Но иногда я чувствовала, что он легко манипулирует мною. Но как же он преображался в такие минуты! Даже его врожденное несовершенство становилось незаметным, неважным, настолько притягательным он был. Все другие и в подметки ему не годились! И по отношению ко мне он всегда был заботливым, нежным. А вот со всеми остальными людьми строгим, недоверчивым и порою даже безжалостным человеком. Мне так хотелось научить его быть чуточку мягче и к другим, но слишком глубока была детская рана. Ведь брошенным он был. Злым маленьким волчонком. Откуда же взяться любви к людям?

Внезапно Мери спохватилась и смахнула скатившуюся по щеке слезу.

– Ох, простите меня. К чему вам всё это?

– Я знала вашего мужа – сказала Эмма.

Мери непонимающе уставилась на неё.

– У меня не было выбора – вновь заговорила Эмма – и я солгала ему. Моя ложь стала для него ударом. Не знаю, сможете ли вы простить меня. Я себя не могу.

Мери долго молчала, уставившись в одну точку.

– Не знала, что у Пети такие знакомства. Он и вам причинил боль? – наконец задумчиво сказала она. – Постойте, не отвечайте! Я чувствую, что это так. Теперь я понимаю, что вы знаете о нем больше, чем я думала. И все равно это лишь одна худшая сторона его натуры. Есть и другая. Помните, как у Есенина: «но коль черти в душе гнездились, значит, ангелы жили в ней».

Мери откинулась на подушки и закрыла глаза. Говорить больше не хотелось. Да и о чем? Какими бы не были поступки ее мужа в отношении Эммы, она не сможет оправдать их. К чему изнуряющие душу подробности? Мери хотела помнить одно: он был хорошим мужем. Наверно этого слишком мало для тех, кому пришлось столкнуться с его темной стороной и осуждать, кого бы то ни было за презрение к нему, она не собиралась. Была не вправе. Как и не была обязана уверять других в том, что он достоин ее любви.

– Все его худшие качества возникли из одного лучшего – только прошептала она. – Он очень любил меня. Я верю, что он не смог бы погубить человеческую жизнь. Все остальное я готова ему простить.

Эмма почувствовала, как по спине пробежали мурашки, но промолчала в ответ. В этот миг она поняла, что Мери плохо знала собственного мужа. Или просто боялась знать? В её власти сейчас развенчать тот образ, который создала себе Мери. Развенчать, вытащив на свет Божий ту страшную правду, что скрылась от ее глаз. Только, что это даст? Остаток своих дней Мери проживет со знанием того, что близкий человек – убийца. Да и выдержит ли она такую правду? Скорее всего, нет. Она и без этого знает, что была замужем за человеком, которого сложно назвать хорошим.

 – Боже, какая злая насмешка судьбы! – снова заговорила Мери. – Он умер от сердечного приступа! Вы подумайте! Ведь пять лет назад мне поставили диагноз – конечная (III, дистрофическая) стадия сердечной недостаточности. Необходима пересадка сердца. Операция возможна лишь заграницей, в Германии. И донор был. Но нам хватило лишь на обследование, хоть и продали все, что могли. И даже ездили в клинику. Он всё нужную сумму искал, так как сама операция и последующий уход бешеных денег стоит. Все ходил по фондам, банкам, организациям. Куда там! Очереди на такие операции огромные, а доноров почти нет. Для меня тогда хотя бы донора нашли, но что толку: денег ведь не было, как нет их и сейчас. Вот он и бился головой об стенку

 Эмма задумчиво посмотрела в окно. Снова шел дождь, а на город давно спустился вечер. На миг ей показалось, что видит она взгляд хромого. В нем, как в зеркале отражалась боль. Именно она много месяцев назад стала причиной её жалости к хромому. И она же едва не погубила её. Теперь Эмма понимала, что для него существовала только Мери. Он без содрогания мог принести ей в жертву любого. Узнав, в каком безвыходном положении они оба находились, Эмма поймала себя на мысли, что чувство жалости борется в ней с неготовностью простить их за собственные страхи. Простить за деда, жизнь которого висела на волоске. Простить за часы отчаяния, в которые пытался погрузить её хромой и за убийства, которые совершил и намеривался совершить. И вообще возможно ли простить за это? Едва ли такое прощается.

– Пожалуйста, дайте мне воды – чуть погодя сказала Мери, указав на кувшин, стоявший на небольшом столике в углу палаты.

Чуть прихрамывая, Эмма подошла к нему и, наливая воду в стакан, спросила:

– Скажите, а как звали вашего мужа?

Обернувшись, она увидела удивленный взгляд Мери и поспешила объяснить:

– Мы знали друг друга не так хорошо, как вы могли подумать. Во всяком случае, он так и не представился мне.

Говоря это, Эмма сделала несколько шагов и уже собиралась протянуть Мери стакан с водой, когда та тихо сказала:

– Добролюбов Петр Андреевич.

Эмма застыла на месте, превратившись в изваяние. Стакан с водой выпал у нее из руки и ударившись об пол, разлетелся на мелкие кусочки. Её лицо побледнело.

– Что с вами? Вам плохо? – спустя мгновения расслышала она тоненький голосок Мери. – Врача? Я нажму кнопку вызова?

– Нет, нет – запротестовала Эмма, снова садясь на стул у её постели. – Не надо. Всё в порядке.

Некоторое время они молчали, думая каждая о своем. Мери не могла понять, что так поразило или напугало Эмму, а Эмма, в свою очередь, лихорадочно пыталась сообразить был ли хромой только однофамильцем или все-таки являлся членом её семьи. Например, каким-нибудь троюродным дядькой.

– Мери, вы сказали, что неверие и нелюбовь к людям, возможно, было следствием того, что ваш муж был брошенным ребенком. И что совсем неизвестно ничего о его родителях? Откуда они? Кто?

– Мать отказалась от него в роддоме, а про отца вообще и речи нет. Попробуй узнать, кто он! Однако, по всей видимости, фамилия Добролюбов досталась ему от одного из настоящих родителей, так как в детский дом его привезли с документами об отказе, в которых значилась именно эта фамилия. Мать подписала их, хотя ее собственная фамилия была другой. Но это, пожалуй, всё, что нам известно. Петром Андреевичем его назвали уже в детском доме при оформлении.

– А ваш муж никогда не пытался отыскать её?

– Что вы! Он и слышать об этом не хотел. Зачем? Разве она мать?

Эмма лишь кивнула в ответ. Сейчас она не стала рассказывать Мери длинную историю рода Добролюбовых. Кто знает, может быть это только неожиданное совпадение фамилии? Ведь ни отец Эммы, ни дед никогда не упоминали, что такая история имела место быть в их семье. Впрочем, о судьбах их предка и его покинутого на Родине сына тоже заговорили не сразу, а спустя годы, когда Сергей пришел с вопросами к её деду. Поэтому пока нельзя ни в чем быть уверенной. Так уж принято в их семье – не ворошить прошлое до тех пор, пока оно не отразится в настоящем. Как в зеркале. И хорошо, если зеркало это потом окажется не кривым.

Вернувшись из больницы, Эмма всё рассказала Сергею. Перелистывая потрепанные временем странички дневника, он старался понять его зашифрованную часть. Тот факт, что хромой тоже носил фамилию Добролюбов, поразил его не меньше, чем Эмму.

– В сущности, что я знал о нем? Только то, что он работал в историческом архиве и помог Шишкину в поиске информации о твоей семье. Собственно, это все. А потом была та экспедиция в Новогрудский замок, после которой я и не видел его больше. Тогда он не счел нужным представиться по всей форме. Только Петр. Мы так к нему и обращались. Мне и не нужна была тогда его фамилия. Петр и Петр. А тут на тебе! Кто бы мог подумать?! Кстати, теперь понятно, почему Шишкин, заинтересовавшись его личностью, начал наводить справки о нем. Он хотел выяснить является ли неожиданное совпадение фамилий случайным или хромой и впрямь принадлежит твоему роду.

– Знаешь, – задумчиво сказала Эмма – чего я не понимаю в этой темной истории? Если хромой с самого начала подозревал, что может принадлежать к нашей семье, почему не раскрылся? Ну, подумай: ведь он мог предъявить свои права на часы, а не гоняться за ними, как вор?

– Своё родство ему необходимо было бы сначала доказать. А что если нет никакого родства и вовсе? Ведь он мог наверняка и не знать этого. Но даже если предположить, что оно есть, то чтобы его установить нужно время. Может быть, у него не было его? Ведь ты сама рассказала, что на операцию жене ему нужны были деньги, причем срочно.

– Ты прав. Похоже, он был загнан в угол.

Тик-так-дон-дили-дон-тик-так.

В гостиной часы пробили девять. Почувствовав усталость, Эмма откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Прислушавшись к умиротворяющей вечерней тишине, она вспомнила про старый дневник.

В тот вечер Эмма несколько раз перечитает письмо ювелира Добролюбова, переписанное для неё Сергеем. Только теперь она по-настоящему поймет, насколько трагической была его судьба и судьба несчастной матери, всю жизнь горевавших по сыну, с которым их разлучила история их страны. Еще она будет думать о хромом человеке, возможно тоже принадлежавшем роду Добролюбовых. В нем соединялась ненависть к людям и беззаветная любовь к своей жене. Тогда Эмма вспомнит слова Марианны, сказанные в том доверительном разговоре, что случился вовремя их визита в усадьбу.

– Я верю в человека – несколько раз повторила она в той беседе. – Верю даже вопреки. И ты верь. Особенно в тех, кто загнан в угол. Они причиняют боль, потому что не находят помощи и поддержки. Они чувствуют лишь ловушки-углы, со временем ожесточающие их. Вот тебе и суть их, созданная из обид, невозможностей, несправедливости, голода, унижений. Не дай Бог знать, что выхода нет. Не всякий может стать сильнее всех обстоятельств: порой, они – клетка.

Болезнь Мери и стала для хромого той самой клеткой, о которой говорила Марианна. Он так и не сумел выбраться из неё. Но для Мери успел приоткрыть дверцу.

Глава 27

Закончилась, наконец, долгая дождливая осень. В этом году она почти не подарила солнечных дней и даже бабье лето только коротеньким теплом ненадолго отогрело замерзшую землю. В середине ноября уже выпал снег, который больше не растаял. Легкий морозец теперь держался и днем, а к началу декабря он усилился еще больше. Усилился и снег, который пушистыми хлопьями ложился на землю, укрывая её белоснежным одеялом. Деревья по утрам покрывались инеем, а с елок в городских парках шлепались тяжелые комья. Всюду сверкали праздничные огоньки, звучала музыка и шумела торговля. Витрины магазинов теперь заманивали скидками и на улицах часто можно было встретить деда Мороза со Снегурочкой. Город жил ощущением приближающихся праздников.

 За несколько дней до Нового года в Петербург прилетела Жанна со своим последним любовником. Красавец испанец купил для нее путевки на недельный отдых на островах Фиджи, где они собирались провести праздничные дни. Но перед отлетом Жанна решила встретиться с Эммой, чтобы передать подарки и поздравления от отца и сестры. Для этого она уговорила Алехандро оформить путевки с вылетом из Петербурга. Сняв в отеле номер на сутки, она отказалась от предложения Эммы остановиться у них, сославшись на недостаток времени и пообещала обязательно приехать в следующий раз. По этой причине они, как и несколько месяцев назад в Лондоне, снова встретились в баре теперь уже питерского отеля.

На Алехандро Суареса Жанна впервые обратила внимание на одном из благотворительных вечеров Марианны. Тогда, как всегда, он был с женой. Маленькая, совершенно невыразительная она абсолютно не соответствовала своему красавцу мужу внешне, несмотря на дорогой и ухоженный вид. Однако будучи дочерью владельца крупной горнодобывающей компании, стояла на самой высокой ступени общественной лестницы Мексики. Этот брак больше походил на деловую сделку, нежели на союз мужчины и женщины, поскольку Алехандро Суарес за несколько лет до встречи с ней создал небольшую фирму, занятую переработкой черной руды. Но дело шло плохо и, скорее всего, рухнуло бы совсем, если бы Алехандро не напал на золотую жилу. В те времена освоить её самостоятельно он не мог. Необходимость слияния с другой компанией возникла на повестке дня, как единственный способ не потерять дело. Перебрав всех крупных игроков на рынке, в один прекрасный день он явился к своему будущему тестю с предложением. Связывать себя узами брака в тот момент Алехандро не собирался. Всё чего он хотел – деловая сделка. Однако в его планы вмешалось непредвиденное обстоятельство: Кристину угораздило влюбиться в красивого и предприимчивого партнера своего отца. Это и решило его дальнейшую судьбу, ибо вырваться из цепких рук Кристины Алехандро было не суждено. И хоть счастливым их брак не стал, его дело отныне процветало. Именно оно и сделало семейные узы крепкими. Разорвать их для Алехандро означало бы пустить на ветер всё то, чего он достиг, выгодно женившись на Кристине. Он был для этого достаточно тщеславен. Первые годы ему пришлось нелегко, но к счастью любовь жены прошла также быстро, как и возникла. Она больше не усложняла жизнь Алехандро, когда Кристина увлеклась каким-то смазливым плейбоем и предоставила мужу полную свободу с одним условием – не разводиться до тех пор, пока этого требуют интересы семейного бизнеса. Алехандро с легкостью соблюдал это условие в течение пятнадцати лет. При этом все эти годы менял любовниц, как перчатки. Кристину это почти не трогало, ибо она находила удовольствие у других мужчин с той же легкостью, как и её муж у других женщин. От Алехандро она требовала только сохранить видимость крепкого брака перед людьми, поэтому везде они неизменно появлялись вместе. Кристина держала его под руку и как образцовая жена расхваливала личные и деловые качества своего мужа. Иногда она даже изображала давно ушедшую влюбленность, уверяя, что о лучшем муже не могла и мечтать. А позже они вместе уезжали на белом лимузине домой. Так возможно думали те немногие, что верили в разыгрываемые спектакли. Все остальные прекрасно знали, чета Суаресов давно живет каждый своей личной жизнью и это, в общем, устраивает обоих. Всякий раз, уезжая вместе, они расставались на полдороге к дому. Кристина без сожаления покидала белый лимузин, чтобы тут же пересесть в машину к поджидавшему её в условленном месте любовнику, с которым проводила остаток ночи. А Алехандро с легким сердцем направлялся к своей очередной пассии. Сколько их было за эти пятнадцать лет, Кристина толком и не знала, хотя строго следила за тем, чтобы похождения её мужа не разрушили их брак и тем самым не навредили компании. Пока он проводил время с моделями и актрисами, она была совершенно спокойна. Первые серьезные опасения возникли у Кристины, когда Алехандро закрутил роман Жанной Мартинес, урожденной Добролюбовой. Она славилась своей красотой. Но даже не это больше тревожило Кристину. Ведь любовницы её мужа все, как одна были красивы. Семья этих эмигрантов была довольно богата. И это уже не интрижка с актриской. Тут надо быть начеку. Да и нрав у Жанны совершенно непредсказуемый. В обществе еще хорошо помнят, как она студенткой выскочила замуж за лохматого музыканта из университетской группы Родриго Мартинеса. Разумеется, представителем ее круга он не был и обучался на средства благотворительной программы Марианны. Этот брак был чистейшей воды мезальянсом, но не терпевшая условностей Жанна пренебрегла возмущением своих богатых друзей ради веселого несвязанного чуждыми ему нормами парня. Она охотно разъезжала по клубам, в которых её длинноволосый хиппи-муж выступал с музыкантами, и веселилась от души. Однако продлилась эта история всего год. Однажды застукав Родриго с какой-то девицей, Жанна выставила за дверь обоих. Он потом долго каялся и клялся, что такого больше не повторится, но она была непреклонна. Развелись они быстро. Родриго получил приличную сумму. Вначале он попытался оспорить её, чтобы отсудить больше, но адвокаты Жанны пообещали оставить его без штанов, если он не успокоится. Сообразив, наконец, что лучше не лезть на рожон, Родриго согласился на мировую. На полученные отступные он купил на юге Мексики дом, куда уехал, бросив университет. Несколько лет спустя он стал довольно знаменит со своей группой и даже получил какую-то музыкальную премию. Но потом по неизвестной причине вдруг перестал давать концерты и появляться на телеэкране. К тому времени Родриго уже был женат второй раз и о непродолжительном браке с Жанной вспоминать не любил. Не вспоминала о нем и она.

С тех пор прошло десять лет. За эти годы Жанна не смогла построить длительные отношения ни с кем из своих трех любовников, сменявших друг друга, потому что ни одному из них так и не удалось затронуть её сердце. Первым у кого это получилось, оказался Алехандро Суарес. Их роман начался в тот же вечер, когда обеспокоенная Кристина наняла ищейку, чтобы следить за собственным мужем. Еще на благотворительном базаре в усадьбе Добролюбовых она перехватила его заинтересованный взгляд на Жанну, после чего долго и внимательно наблюдала за тем, как они флиртовали весь вечер. И хоть Алехандро пока старался соблюдать многолетнее правило, изображая на людях добропорядочного супруга, Кристина уже тогда интуитивно почувствовала, что между ним и Жанной вот-вот начнется роман. Роман, способный разрушить их брак. Тогда она и наняла детектива.

Слежку Жанна обнаружила не сразу. В течение нескольких месяцев ищейка представлял Кристине отчеты о проделанной работе. В них он подробно фиксировал где, когда и сколько времени любовники были вместе. К отчетам он неизменно прилагал фотографии, в том числе интимного свойства. Заподозрив неладное, Жанна решила проверить: не ошибается ли она и наняла своего человека. Он скоро выяснил, что подозрения верны и её роман с Алехандро действительно в течение нескольких месяцев развивался «под колпаком» у Кристины. Всё это разозлило импульсивную Жанну не на шутку. Ведь именно тогда Алехандро все чаще заговаривал о том, как жаждет свободы, ибо брак с Кристиной впервые стал тяготить его. Теперь отношениями с Жанной он дорожил больше, чем это казалось вначале. Пожалуй, он и сам не заметил, как это стало любовью. Но опутанный, как сетью, процветающим семейным бизнесом, Алехандро понимал, что развод станет началом его конца. И даже возможности Жанны не спасут его, ибо можно уйти от Кристины, но уйти от тестя никогда. Тот за короткий срок способен уничтожить Алехандро Суареса так, что он едва ли потом сможет подняться вновь. Если только семья Жанны не протянет ему руку помощи, но Дмитрий Васильевич Добролюбов отошел от дел после смерти жены и теперь всем управляет Марианна, известная своей принципиальностью и бескомпромиссностью. Во всяком случае, тратить деньги на любовников сестры она точно не станет. Она лучше откроет новый благотворительный фонд, чем будет спасать его от разорения. Поэтому из цепких рук Кристины ему не вырваться никогда. По крайней мере, до тех пор, пока она сама этого не захочет. Это понимал не только Алехандро, но и Жанна.

– Единственной причиной, по которой она может отпустить тебя – однажды сказала она ему – новая любовь. Такая любовь, какую она испытывала к тебе. Возможно, только это и отодвинет для неё интересы компании на второй план. А вообще, дорогой, тебе очень не повезло: твоя женушка паталогически меркантильна. Деньги – её Бог. Такие, как она, не влюбляются без интереса. Когда пятнадцать лет назад она встретила тебя, была ещё слишком молода. Тогда её сердце еще не полностью покрылось золотой коркой, но сейчас уже поздно. Тебе придется искать кого-то неприлично богатого, чтобы отвлечь от себя. Едва ли ты сможешь ей сосватать такого человека, несмотря на все её преимущества. Поэтому давай оставим всё, как есть. Кристина ведь всегда относилась равнодушно к твоим романам.

– Только не в этом случае. Разве ты сама не понимаешь?!

Жанна кивнула. Продолжать эту связь под наблюдением жены Алехандро было унизительно, но разорвать её – больно. Поэтому обязательно нужно было найти выход. Придумать, как избавить себя от слежки. Поразмыслив, Жанна решила воспользоваться теми же методами, что Кристина, для чего поручила своему человеку организовать подготовку ложной информации об их встречах с Алехандро. Он должен был подсовывать ищейке Кристины данные, способные убедить её в том, что роман её мужа с Жанной постепенно угасает. И это сработало. Уже три месяца спустя Кристина была убеждена, что эта интрижка закончилась. Более того, согласно отчетам, которые она получала, Алехандро снова увлекся своей прежней пассией – бездарной актриской глупых скетчей, ежедневно транслируемых одним развлекательным каналом. Кристина облегченно вздохнула, не подозревая, что Жанна цинично водит её за нос и тем временем продолжает свой головокружительный роман с Алехандро. Более того¸ этот роман зашел так далеко, что на какое-то время даже здравомыслящей Жанне изменили её хладнокровие и рассудительность, поэтому однажды она сказала Марианне о том, что хорошо бы попробовать оказать поддержку её любовнику, чтобы вытащить его из этих сетей. Но та ответила резко:

– Я не собираюсь разрушать дело нашего отца, оплачивая похождения и сомнительные проекты Алехандро Суареса. За все пятнадцать лет его брака он ничего не сделал сам, преспокойно пользуясь возможностями и деловой хваткой своего тестя. Я уверена, что как только он отправится в «свободное плавание», «его корабль тут же пойдет ко дну». И я не хочу, чтобы он потянул за собой и нас. Суарес не тот человек на кого распространяются мои благотворительные программы.

К удивлению Марианны Жанна спорить не стала. Более того, она даже почувствовала, что сестра вернула ее на Землю. Ведь в глубине души она всегда знала, что Алехандро прекрасный любовник, но никудышный бизнесмен: за его успехами действительно стоял отец Кристины. Именно поэтому она однажды снова сказала ему:

– Давай оставим все, как есть.

Он облегченно вздохнул. Ведь теперь не нужно было предпринимать рискованных действий. Все, что от него требовалось – аккуратно обдуривать Кристину и наслаждаться любовью с Жанной. Последняя сама позаботилась о том, чтобы их связь по возможности дольше оставалась тайной.

Так было в течение полугода. Жаннин детектив исправно подсовывал Кристине сведения о несуществующей связи с актрисой, и та постепенно ослабила бдительность. Даже вновь начала появляться на приемах Марианны в усадьбе Добролюбовых, а потом и вовсе укатила с любовником на Гоа. Воспользовавшись представившимся случаем, Алехандро тоже купил путевки, но только на острова Фиджи.

Незадолго до их отлета Дмитрий Васильевич сам того не зная, подтолкнул Жанну к мысли вылететь из Петербурга. Когда она сказала, что готова передать подарки для Эммы лично, Дмитрий Васильевич решил написать письмо, к которому прикрепил пожелтевшую страничку из дневника. О её существовании он узнал уже после приезда Эммы и Сергея в Мексику, когда проводив их, снова начал раз за разом перебирать записи своего отца. Эта страничка выпала из дневника, и отец то ли забыл, то ли не посчитал нужным вернуть её на место. Что написано на ней, Дмитрий Васильевич понять не смог, поскольку она, по всей видимости, хранила часть зашифрованного текста. Пересылать письмо по почте он не хотел, поэтому готов был, как в старые времена, отправить посыльного в Петербург. Но Жанна, выразившая желание посетить северную столицу, значительно упростила эту задачу. Сейчас Дмитрий Васильевич сожалел только о том, что здоровье не позволяет ему самому её выполнить.

На Родине своих предков он был только однажды. Еще в девяностые годы, когда развалился Советский Союз. Они с Барбарой тогда были под Минском, где надеялись увидеть сохранившиеся дом и ювелирную мастерскую. Долгие годы в его стенах находился районный отдел компартии, а позже администрация района. Это старинное здание с массивными белыми колоннами и широкой лестницей, ведущей к большим дверям главного входа (судя по старым фотографиям) должно было прятаться в тени парка. Но после войны от него остались лишь живописные руины. Место очистили от обломков, расширив территорию соснового парка. Редкие лучи солнца пробивались сквозь их густую крону и освещали его многочисленные дорожки и тропинки, переплетенные друг с другом в запутанную сеть. Они с Барбарой шли по ним, не ведая куда и казалось Дмитрию Васильевичу, что над ним совсем другое небо, под ногами другая земля и даже воздух другой. Здесь птицы поют иначе, иначе светит солнце и иначе звучит в тиши колокольный звон. Он доносился из глубины парка и, в конце концов, привел их к той самой церкви, в которой венчались прадед и прабабка Дмитрия Васильевича. Это с неё, согласно письму в дневнике, потом коммунисты снимали купола и её же потом взрывали. И только семьдесят пять лет спустя церковь восстановили и в старом парке вновь звучали «голоса» колоколов с её небольшой звонницы. Тогда все они увидели сами. Вот только сожалел Дмитрий Васильевич, что не довелось им побывать в Новогрудской крепости, чтобы своими глазами увидеть сохранившиеся развалины одной из башен замка, прикоснуться рукой к древним камням найденного храма и узнать в выбитом на них петроглифе рисунок циферблата часов. Совершить это путешествие тогда не позволили дела компании, требующие немедленного возвращения в Мексику. Судя по записям в дневнике, его прадед несколько раз ходил с экспедициями в тогда еще Новогрудский уезд Российской империи, а вот Дмитрию Васильевичу так и не посчастливится это сделать ни разу. В тот приезд ничего не смогли они узнать и о семье Петровых, сведения о которых затерялись в лихолетье вначале революции, а потом войны. Так и вернулись они в Мексику, ничего не узнав о судьбе младшего из двух сыновей ювелира Добролюбова. Но с собой Дмитрий Васильевич привез сосновую шишку – маленькую частичку Родины. Её особый воздух, свет солнца, голоса её птиц и синеву её неба, за которое цепляются сосны. Тогда он пообещал себе, что обязательно найдет свою семью, как бы трудно это не было. Вот только исполнить своё обещание он смог через пятнадцать лет, когда продолжая поиски часов, начатые отцом, написал антиквару Шишкину. Это и привело его к Эмме. И хоть понимал Дмитрий Васильевич, что уже не удастся ему побывать на Родине своего деда еще раз (такого длительного путешествия теперь не осилить), осознание выполненной воли прадеда дарило мир его душе. Ведь старый дневник, наконец, попал в руки тому, кому было завещано.

Сейчас, когда всеми делами компании управляла Марианна, Дмитрий Васильевич много читал. Он уходил в свой кабинет, усаживался в удобное кресло перед окном и выходил только к ужину. Он наслаждался тем, что отныне может позволить себе не думать о делах, никуда не спешить и ничего не решать. Отныне ему уже не надо было «держать руку на пульсе», ибо он был свободен. Именно здесь в его кабинете, где кипела деловая жизнь, где раздавались голоса партнеров и конкурентов, где они с Барбарой обсуждали то, что не могли обсудить в офисе, теперь было так тихо, что слышалось биение сердца. Казалось, что здесь остановилось время. Или даже не остановилось, а вернулось к Пушкинской Татьяне, к Арбенину из «Маскарада», к Наташе Ростовой и князю Болконскому из романа Толстого. Теперь вместо индексов и процентов, акций и бирж в воздухе витали стихи. Здесь словно оживали герои прочитанных книг, открывая для Дмитрия Васильевича, родившегося и прожившего свою жизнь в Мексике, Россию. И здесь же на столе в специальной подставке лежала сосновая шишка. Когда он брал её в руки, то до сих пор еще чувствовал тот особый запах родной земли, что вызвал в нем волнение много лет назад. Он так бы хотел поделиться своими новыми ощущениями с женой и здесь в этом кабинете обсудить не дела, а стихи и строки из романов.

Сейчас он сожалел лишь о том, что Барбара не дожила до этих дней. В последнее время он стал чаще ходить на её могилку, где садился на скамейку и говорил обо всем, что сотворила с его душой перечитанная русская классика. Он читал вслух. Читал для неё.

– Знаешь, о чем я грущу? – однажды произнес он, проведя дрожащей рукой по медальону жены. – Ни Марианне, ни Жанне не дал Бог такой любви, какая была у нас с тобой.

Когда перебирая письма отца, Дмитрий Васильевич обнаружил в одном из них листок из дневника прадеда, содержащий часть зашифрованного текста, то сразу же написал Эмме. Конверт для нее лежал в его столе несколько недель, пока Жанна, прилетевшая в Петербург, не передала его лично в руки при встрече в баре отеля. Именно этот листок в ближайшее время поможет Сергею прочитать зашифрованное послание, нашедшее потомков ювелира Добролюбова век спустя.

 Жизнь Дмитрия Васильевича так и будет проходить в стенах кабинета за книгами и старыми письмами отца. Он еще много раз будет сидеть на могиле Барбары, читая ей стихи. Со временем он почти утратит связь с реальным миром, не выходившим для него за пределы кабинета и могилы жены. Он доживет до девяноста семи лет и будет похоронен дочерями рядом с Барбарой.

Встретившись в Петербурге с Эммой, Жанна и Алехандро улетят на острова Фиджи, где проведут счастливую неделю. Однако по возвращении в Мехико их роман начнет угасать и уже в конце января они расстанутся навсегда. Ни Дмитрий Васильевич, ни Марианна не увидят грусти в глазах Жанны, ибо только теперь она поймет, что её любовь к Алехандро умерла в интригах с Кристиной. А может быть и того хуже – её и вовсе не было.

У Жанны будет еще один любовник, но через три года она выйдет замуж за английского писателя, романы которого будет переводить на русский и испанский языки. У них родится сын. Много лет спустя он заменит Марианну в управлении компанией. Продолжит он и благотворительную деятельность своей тети, хотя такого размаха, как при ней уже не будет.

Семья Жанны проживет в Лондоне более двадцати лет, но после смерти мужа они с сыном вернутся в Мехико. Этот второй брак сложится вполне удачно, но только в конце жизни Жанна поймет, что так и не узнала настоящей любви, какая была у отца и матери. Судьба не преподнесла ей такого подарка.

(Окончание следует)