Проза

 

 

 

 

Глава 22

В этот раз из больницы Мери выписали раньше, чем ожидал хромой. Он привез её домой, а сам тут же ушел. Сегодня он был не таким угрюмым и напряженным, как обычно. Даже шутил, что с хромым случалось крайне редко. Когда Мери увидела, что нигде нет картины и спросила куда она исчезла, он весело сказал, что подарил её той, которая на ней изображена.

– Ты подарил её Эмме Петровой? – удивилась Мери. – Почему ты не посоветовался со мной?

Хромой поцеловал жену в щеку.

– Я не думал, что ты стала бы возражать. Ведь ты любишь её творчество больше, чем тебе кажется. А иначе зачем бы ты писала её портрет?

 – Просто я увидела её выступление по телевизору. Сама не знаю, что на меня нашло. Вдруг захотелось написать картину. Но, Петя, я же не гениальный художник, чтобы делать такие подарки! Моё творчество едва ли предназначено для чужих глаз. Оно только личное! Что же ты наделал, а?

– То, что сделать было необходимо, но сама ты никогда не решилась бы на это – хромой еще раз поцеловал её. – Не тушуйся Мери. Ты просто не умеешь по достоинству оценить свой талант.

– Ой, ли талант! Скажешь тоже – запротестовала она, и махнув рукой, добавила – А как ты узнал куда отправлять, чтобы она получила картину?

 – Мери, ну это же просто, как дважды два – в балетную школу при Мариинке – соврал хромой. – Вспомни репортаж. Мы же с тобой вместе слышали в новостях, что она отныне там работает.

  – А, да. Ладно иди уже, а то опоздаешь. Ты говорил, что у тебя какая-то очень важная встреча. Нехорошо заставлять человека ждать себя.

– Ну, этого человека не грех заставить и подождать – ответил хромой, но задерживаться дома больше не стал. Перед тем, как захлопнуть за собой дверь, он сказал – У меня тут по дому накопилось много дел. Не вздумай взваливать их на себя. Я вернусь и всё сделаю сам.

По дороге он вспомнил о том, что должен потом обязательно зайти в интернет-кафе, чтобы проверить почту. Хромой никогда не писал Добролюбову, пользуясь компьютером в историческом архиве, предпочитая не засвечивать свои дела. Для этих целей он выбирал как раз интернет-кафе, особенно те, что работали круглосуточно. Сегодня ночью он снова написал ему письмо, потребовав деньги за информацию о местонахождении часов. Хромой решил чуточку опередить события, чтоб не терять времени. Ведь в любом случае уже в ближайшие дни часы будут у него. Даже если он пока не получит ответа, хромой знал, что если пойдет все так, как он задумал, Добролюбов вынужден будет написать ему. Как только часы исчезнут из квартиры, Эмма, так или иначе, сообщит ему. Они станут искать способ, чтобы выяснить что-то о них, а тут появится зацепка – письмо хромого. Разумеется, эту ниточку они дернут. Пока, конечно, не нащупают другие, обратившись в полицию, к примеру. Именно поэтому нельзя тянуть, чтобы его письмо стало приоритетом в возможных вариантах возвращения часов. Это всё безусловно риск, но риск, на который хромой не может не пойти, потому что другого способа раздобыть эти проклятые деньги у него всё равно нет.

Придя в бар, он сел за всё тот же столик у окна. Из него хорошо виден тротуар и крыльцо, что избавит его от нескольких лишних минут ожидания. Нащупав в кармане пистолет, хромой решил сделать так: он предложит Торопцову пройти с ним в более укромное место, якобы для того, чтобы отдать деньги. Как раз неподалеку есть небольшая аллея. Там он и припугнет его пистолетом. Ну, не размахивать же оружием, в самом деле, прямо в баре! А диктофон тот всегда носит в кармане пиджака.

«В случае чего, можно вытащить – решил хромой. – Главное до того, как я пристрелю его (если по-другому никак), вырвать у него адрес Эммы».

Взглянув в окно, он нетерпеливо заерзал на стуле. Пора бы Торопцову прийти уже.

«А что если на записи я не услышу тик-так-дон-дили-дон-тик-так? – эта мысль внезапно обожгла хромого. – Как тогда понять: их нет в квартире или только плохо сделана запись?»

Он даже дернулся, почувствовав резкий удар в сердце.

«Что если Эмма оставила часы в Минске? Тогда весь мой план – пустая трата времени! Это плохо. Это очень плохо. Значит нужно прослушать запись при Торопцове и потом действовать по обстоятельством. В конце концов, он уже ничего не может испортить мне. Игра сыграна, поэтому можно прямо спросить есть ли часы в квартире. Нужно будет действовать быстро и грубо. Но сейчас пока лучше не дергаться зазря. Кто знает, вдруг я услышу всё, что надо и выкручиваться не придется. Сама запись расставит все точки над «i». И все-таки, где Торопцов? Черт его побери! Почему он отключил телефон? Не вздумал ли он «кинуть» меня?! С него станется. Прохвост еще тот!»

Хромой поморщился и уставился на входную дверь, над которой висел маленький колокольчик. У барной стойки хлопотал молоденький бармен, изредка поглядывающий на единственного клиента, не заказавшего ничего, кроме стакана воды. Чтобы чем-то развлечь себя, парень включил радиоприемник. Минут десять звучали современные песни, под которые он немного подергивался, а потом начался выпуск новостей. Не вникая в подробности происходящего в стране и мире, хромой вдруг весь обратился в слух, когда в конце выпуска промелькнуло сообщение: «Сегодня ночью разбился Александр Торопцов. Он ехал по загородной трасе на большой скорости. Не сумев справиться с управлением, вылетел в кювет, ударившись о дорожный знак. Александр Торопцов скончался в больнице, куда был доставлен на машине скорой помощи. Напомним: несколько лет назад он был лишен звания чемпиона мира по шахматам. В последние годы занимался своим собственным шахматным клубом, где обучались ребята не только из России, но и из других стран».

У хромого пересохло в горле, отчего он неожиданно тяжело закашлялся. Дрожащей рукой он попытался взять стакан с водой, но расплескал половину. Сдавило в груди.

«Вот сейчас он и появится» – подумал хромой и услышал тихий голос.

– Часы идут, а времени больше нет.

– Мне опостылела эта фраза! – вдруг крикнул он, погрозив кулаком в пустоту и повертев головой в разные стороны. – Мне вообще всё опостылело! И ты тоже – Черный Человек! Я устал бояться тебя. Я устал жить! Неужели ты думаешь, что напугал меня смертью?! Ведь в действительности мне все и всё безразлично! Все, кроме Мери! Кроме нее у меня в жизни ничего нет и не было! Что я видел в ней, чтобы дорожить ею?! Так, что мне плевать на твои угрозы и предостережения! Делай, как знаешь: хочешь являйся мне, а хочешь нет.

Хромой тяжело поднялся со стула и не обращая внимания на испуганно уставившегося на него парня, вышел из бара. В этот момент он не думал о том, что будет делать дальше. Неожиданная гибель Торопцова шокировала его. Ну, не был он готов к тому, что весь его план развалится, как карточный домик. И хоть он продумывал разные варианты развития событий, все равно никак не ожидал, что в конечном итоге вернется к исходной точке: он по-прежнему не знал, где находятся часы. Приложив столько усилий для своей сложной и рискованной игры, он терпел выкрутасы Торопцова, водил его за нос и при этом не раскрыл своих целей. Он прошел трудный путь, чтобы в шаге от финиша узнать, что всё это было впустую.

«О, зачем я всё так усложнил?! – в отчаянии думал хромой. – Нужно было всё делать самому!»

Сейчас он ужаснулся тому, что напрасно потратил столько времени. Разумеется, теперь придется разрабатывать другой план, в котором он сам сыграет единственную и главную роль. Но пока думать об этом хромой не мог. Силы покинули его, как-будто вся тяжесть мира легла на его плечи.

«О, Мери, Мери. Я бессилен в нем что-либо изменить. Нам с тобой очерчен круг, за границы которого никогда не вырваться».

Домой он вернулся угрюмым и напряженным. Таким, как обычно. Ничего не сказав жене, он лег в кровать и отвернулся к стене. Произошедшей перемене в настроении мужа, Мери не удивилась. Она ни о чем его не спросила, а только задернула на окне штору, чтобы яркий солнечный свет не мешал ему спать и тихонько вышла из комнаты. Сегодня она хотела сказать ему, что заканчиваются лекарства. Да и в больнице ей назначили новые. Однако решила не делать этого. Пока.

«Петя и так, как загнанная лошадь. Постараюсь как-нибудь выкрутиться. К примеру, буду принимать те, что выдают бесплатно. Их на месяц должно хватить. А вот покупные (хоть они действеннее, конечно) постараюсь растянуть на более длительный срок. А про новые вообще ему не скажу. Их по льготе все равно не получить, а врач предупреждал, что они импортные и дорогие. Обойдусь и без них. Даст Бог мне и тех, что есть хватит. Надо лучше Пете ботинки купить, а то у старых вот-вот подошва отлетит».

Чтобы муж случайно не наткнулся на новые рецепты, Мери порвала их на мелкие кусочки и сложив в пакет, вынесла в мусоропровод. И вдруг на неё волной накатило отчаяние. Но плотно закрыв за собой кухонную дверь, она уткнулась лицом в полотенце. Однако дать волю своему горю Мери не могла, поэтому старалась сдерживать рыдания, чтобы муж не услышал их. Тихонько всхлипывая, она простояла так несколько минут, не издав ни единого звука. Затем умыла лицо холодной водой.

Звонок в дверь раздался через час. Мери заканчивала готовить обед и уже собиралась разбудить хромого, когда на пороге появился участковый. Он вручил ей повестку, по которой её муж должен будет прийти в отделение полиции для дачи каких-то показаний.

– Что случилось? – встревожилась она.

– Я не знаю, возможно это свидетельские показания. Следователь всё объяснит. Я могу видеть вашего мужа?

– Его нет дома – соврала Мери. – Но я всё ему передам.

– Тогда распишитесь и скажите, чтобы пришел по этому адресу сегодня до шести вечера.

«Неужели он во что-то ввязался?» – подумала она, прислонившись к дверям, которые закрыла за участковым. В глубине души Мери знала, что при определенном стечении обстоятельств её муж способен пойти на преступление. В последние несколько лет их жизнь была особенно трудной: денег не хватало даже на самое необходимое и зарабатывать их становилось всё сложнее. Здоровье всё чаще подводило Петра и каждый рубль теперь давался всё с большим трудом. Да и времена нынче настали непростые. Правда, когда они были простыми для «маленького» человека? Она не раз гнала от себя подобные мысли и предупреждала мужа о том, чтобы был осторожнее в своих делах. Но Мери понимала, что он едва ли прислушается к её словам, поэтому, когда очередной раз хромой отправлялся на заработки, ей только и оставалось, что уповать на благосклонность судьбы.

– Кто приходил? – внезапно его голос прервал ход её мыслей.

– Участковый. Он принес тебе повестку, по которой ты сегодня должен прийти в отделение полиции.

Хромой удивленно уставился на жену. Спросонья он не мог сообразить в чем дело, начав лихорадочно перебирать в уме все возможные причины такого поворота событий. Неужели спустя столько месяцев они вновь взялись за дело Шишкина? Сейчас ему только этого не хватало!

– Что он еще сказал тебе? – спросил хромой.

– Сказал, что возможно нужны какие-то свидетельские показания. Петя, не скрывай правду. Ты попал в нехорошую историю? Да?

Он обнял Мери за плечи.

– Ну, конечно, нет. Чего ты переполошилась? Тебе нельзя нервничать. Я не думаю, что всё это как-то серьезно меня касается. Может быть, это вообще ошибка?

– Хорошо бы. Неспокойно на душе. Поклянись, что ты не совершал ничего противоправного?

– Клянусь и обещаю, что всё будет в порядке. А чтобы не гадать в чем там дело, я прямо сейчас пойду к ним и всё выясню.

– Вначале поешь. Обед готов.

Хромой не стал спорить и сел за стол. И хоть аппетита у него не было совсем, он послушно съел всё, что подала ему Мери. Стараясь не показывать ей своего беспокойства, он, тем не менее, испугался не на шутку. В какой-то момент хромому даже пришло в голову не идти по повестке, но потом он сообразил, что это только усугубит его и без того незавидное положение. Ведь если это связано с делом Шишкина, в котором они сумели каким-то образом выйти на него, то неявка в отделение вызовет еще большие подозрения и его примутся проверять тщательнее. Кроме того, лучше всё-таки знать подробности дела, чтобы по возможности правильно оценить опасность своего положения.

Однако удивлению хромого не было конца, когда в кабинете следователя ему задали совершенно неожиданный вопрос. Он прозвучал сразу же, как только были соблюдены все юридические формальности и непосредственно начался разговор.

– Скажите, зачем вы преследуете чужую невесту?

В первый момент хромой даже растерялся.

– Я не в той физической форме, чтобы преследовать чужих невест – сухо сказал он. – Кроме того, я женат.

Следователь усмехнулся.

– Хорошо. Тогда давайте так.

Из ящика стола он вытащил диктофон.

– Вам знакома эта вещь?

Увидев диктофон, хромой немного дернулся, но к счастью для него это ускользнуло от внимания следователя.

– Нет. Впервые вижу.

– Тогда, как вы объясните такую запись.

Следователь включил диктофон:

– Вы принесли деньги?

– У меня есть для вас информация. Ею я готов поделиться сию минуту.

– Вначале запись.

– Ваши жесты и взгляды, как способы давления примитивны. Ими вы не запугаете меня, поэтому прекратите отвлекаться от дела. Что касается записи, то её вы получите завтра.

– Почему завтра? Вы сделали её?

– Да.

– Вы куда? Мы еще не договорили.

 – Ошибаешься, хромоногий ублюдок! Слушай меня внимательно: у тебя еще есть шанс до завтрашнего утра, чтобы принести деньги и получить свою запись и адрес. И предупреждаю, не вздумай меня надуть! Ты хорошо всё понял?!

«Торопцов – кретин! – раздраженно подумал хромой. – Зачем он записывал наши разговоры?!»

– Итак, вы требовали какую-то запись – сказал следователь. – О какой записи речь? Об этой?

– Нет. О другой. К этой она не имеет никакого отношения. Видите ли, Торопцов был моим давним партнером по шахматам. Должен признаться, что я так ни разу у него и не выиграл. Это задевает моё самолюбие, так как без ложной скромности я отличный игрок. Поэтому за довольно приличную плату я попросил его дать мне небольшой мастер-класс. Однако вместо этого он предложил сделать часовую видео запись, в которой бы делился некоторыми тонкостями своей игры. Он уверял, что за несколько дней она будет готова. Заниматься со мной лично он не мог, сославшись на сильную занятость. Но, в общем, меня это устроило. К сожалению, я в прошлую нашу встречу не сумел принести деньги. Вот он и вспылил.

– Допустим. Как тогда вы объясните это.

Следователь снова включил диктофон:

– И, кстати, жених Эммы – Сергей Воробьев. Если это имя ничего не говорит вам, найдите в интернете его сайт. Он пишет книги и читает лекции по истории.

– С какой целью вы интересовались личной жизнью известной балерины?

– А я и не интересовался.

– Но у человека, принесшего диктофон нам, как раз обратное мнение. Он уверяет, что вы преследуете её.

– Этот человек ошибается. Может быть, ревнует? Ведь, как я догадываюсь, речь идет о Воробьеве. Но уверяю вас, мне незачем её преследовать. Едва ли я при моих данных могу рассчитывать на взаимность. Я бы на его месте большее внимание уделил Торопцову. Вот, кто может стать реальным соперником!

– Тогда почему все тот же Торопцов предложил вам узнать о женихе Эммы Петровой? Не мог же он ни с того ни с сего решить, что вы хотели бы знать это!

Хромой пожал плечами.

– Об этом лучше спросить у него самого.

– Невозможно. Сегодня ночью Торопцов разбился на своей машине.

Хромой изобразил удивление.

– Жаль. Классный был шахматист. Не сыграть мне больше с ним. Наверно и свой мастер-класс он записать не успел. Жаль. Жаль.

– А о каком адресе – продолжил следователь – шла речь? Ведь Торопцов сказал, что вы должны были получить от него запись и адрес.

Хромой на минуту растерялся.

«Думай! – подстегнул он сам себя. – Думай быстрее, иначе увязнешь в вопросах так, что потом не сможешь выкрутиться. Думай!»

– О, об адресе его клуба – немного неуверенно начал сочинять хромой, но потом его понесло – Однако это не было частью нашей сделки. Мы просто хотели встретиться после того, как я прослушаю запись, чтобы сыграть несколько партий. Ведь без практики теория мертва. Он сказал, что удобнее всего ему будет в клубе. Конечно, я мог бы и сам без труда узнать адрес, но Торопцов любезно решил избавить меня от этой необходимости.

– Особой любезности в его обращении к вам я не слышу – заметил следователь. – По крайней мере, если судить по тому, как он называл вас. Согласитесь, хромоногий ублюдок звучит совсем нелюбезно.

– Нет. Это единичный случай. Торопцов был вспыльчив, а в то утро я действительно не принес ему обещанные деньги. А может быть, он тоже не сделал для меня запись и таким образом решил дать себе сутки на то, чтобы это исправить? Кто теперь узнает правду? В любом случае, мы неплохо ладили, когда играли в шахматы.

Сказав это, хромой откинулся на спинку стула, стараясь выглядеть спокойным и уверенным. Ведь у него почти всё получалось так, как надо. В какой-то момент он даже решил рискнуть и попробовать уболтать следователя, чтобы тот снова включил диктофон. А вдруг Торопцов все-таки записал свой визит к Эмме. И хоть этот прохвост «кормил завтраками» хромого два дня, в свой последний вечер он похоже приходил к ней. Об этом говорит тот факт, что диктофон в полицию принес Воробьев. Это очевидно.

«Значит, он нашел диктофон дома – размышлял хромой. – А иначе, как тот попал к нему в руки? Это еще можно понять. А вот почему Торопцов «засветил» диктофон? И почему не забрал с собой? Забыл? Не успел? Не понимаю».

Хромой уставился в одну точку. Он ясно представил Торопцова, стоящим перед зеркалом, в котором отражаются часы. Подобно ему, тот увидел своего Черного Человека. Он-то и погнал его прочь из квартиры. В этот миг хромой понял, что вина за гибель Торопцова лежит на нем, ибо своей игрой он создал эту ситуацию. Он стал пассивным убийцей еще одного человека. Ощутив боль в сердце, хромой поморщился.

– Скажите, вы можете как-то объяснить – тем временем спрашивал следователь – зачем Торопцову вообще понадобилось делать эти записи?

Хромой пожал плечами.

– Записи? – снова изобразил он удивление. Ему подбросили ниточку, за которую он тут же потянул. – А разве эта не единственная? Есть еще?

– Есть. Вот, к примеру, что вы можете сказать об этой, сделанной в квартире Эммы Петровой.

Следователь включил диктофон:

 – Не прогоните незваного гостя? Эмма подумайте, ведь я совершенно неожиданно для себя узнал, что мы с вами соседи!

– Я переехала сюда недавно, поэтому ни с кем не знакома. Но близких соседей видела. Вас среди них нет.

– Прошу прощения. Я возможно выразился не совсем верно. Ваши окна должны выходить на перекресток с двумя многоэтажками? Так в одной из них я и живу. Можно ли в этом случае считать нас соседями?

– Думаю, да. Но вы не стойте в дверях, проходите.

– Я благодарна вам за этот подарок. Жаль, что вы незнакомы с художницей.

– Мне тоже.

– На самом деле, у меня из головы не выходят ваши слова о ней. Ведь, как я поняла, она оказалась в какой-то непростой жизненной ситуации? Возможно ли ей как-то помочь?

– Об этом сложно сказать. Но если хотите я попробую что-нибудь узнать для вас.

Тик- так-дон-дили-дон-тик-так.

Услышав звон часов, хромой чуть не вскрикнул от радости и напряжения. Он даже не придал значения разговору о Мери, в котором Эмма предлагала свою помощь. Запись продолжала воспроизводиться дальше, но он уже не слушал её. Не сразу расслышал хромой и вопрос следователя.

– Для чего, как вы думаете, Торопцов записывал свои любовные признания на диктофон?

Хромой облегченно вздохнул и попросил стакан воды. Ему потребовалось пару минут, чтобы прийти в себя.

– Не знаю – наконец сказал он. – Про Эмму Петрову мы с ним заговорили только один раз, что слышно из записи. Вернее, Торопцов тогда почему-то сказал не о ней самой, а о ее женихе. Почему он решил, что эта информация может быть мне интересна, я не знаю. Возможно, Торопцов думал, что мы можем знать друг друга. Ведь у нас одна профессия и мы даже в экспедицию ходили однажды. Может быть, он думал, что я могу что-то рассказать о Воробьеве. Соперник все-таки. Я не знаю. Других объяснений у меня нет. Еще раз повторяю, я не преследую чужих невест, чего не скажешь о Торопцове. Но о его личной жизни я ничего не знаю. Нас связывали только шахматы.

– Спасибо. Это всё. Вы можете идти. Только поставьте здесь число и подпись.

Хромой черканул несколько закорючек на листе с подробностями беседы и протянул повестку. Из отделения полиции он вышел измученным, но довольным. Ведь мало того, что только что ему удалось выкрутиться из весьма сложного положения, так еще и неожиданно он узнал о том, что часы не остались в Минске, а находятся здесь в Петербурге. Он собственными ушами слышал их мелодичное тик-так-дон-дили-дон-тик-так. Конечно, пока у него нет адреса Эммы, но зато он знает, где её искать. Но в этот раз он все от начала до конца будет делать сам. Завтра же он пойдет в балетную школу. Он должен был сделать так неделю назад, а не затевать рискованные игры. Потешив своё самолюбие игрока и манипулятора, хромой чуть не попал за решетку. Эта история, в который раз заставила хромого разувериться в людях. Никогда в жизни он ни на кого больше не станет полагаться. Ни на кого.

Кроме Мери.

 

Глава 23

Небольшая усадьба семьи Добролюбовых уютно расположилась на берегу Мексиканского залива, недалеко от города Веракрус. Именно здесь любила оставаться подолгу Барбара, передав своё восхищение этим местом Дмитрию Васильевичу и дочкам. Со временем по её совету он открыл в этом городе своего рода управляющий центр компании, куда поступала вся деловая информация с горнорудного предприятия на севере страны и с предприятий, находящихся в Мехико. Это дало возможность контролировать ситуацию, не покидая усадьбу надолго, а потом и вовсе перебраться сюда насовсем.

Здесь они прожили самые трудные и самые счастливые годы. Из этого места Барбара сумела создать кусочек рая на Земле. На огромном участке находилась не только белоснежная усадьба, но и конюшня, в которой всегда имелось несколько породистых скакунов. Барбара обожала лошадей, и сама была отличной наездницей. За ними ухаживали пять человек, прошедших очень строгий отбор. Они проживали в небольших домиках, спрятанных в глубине двора.

А еще Барбара любила цветы. В большом парке, окружающем усадьбу со всех сторон, росли все самые редкие виды, какие только существуют на Земле и могут прижиться в условиях мексиканского климата. Круглый год от них распространялся чудесный аромат, смешивающийся с свежестью ветра, дующего с залива. Теперь, когда со дня смерти Барбары прошло уже пять лет, Марианна, взявшая её роль на себя, старалась сохранить усадьбу и парки такими, какими их создала мама.

Именно сюда, а не в Мехико пригласил Дмитрий Васильевич Эмму и Сергея, которых прямо из аэропорта забрал личный вертолет Добролюбовых. С первых дней своего пребывания в этом доме им обоим казалось, что они попали в другой мир. Мир о существовании, которого раньше ничего не знали. Его видели только в кино и читали о нем в книгах, отчего он казался выдуманным. Он был соткан, как полотно, из больших денег.

В честь их приезда Марианна устроила прием, организовав на нем и благотворительную акцию. Так она поступала всегда, когда собирала в усадьбе представителей своего круга. Но на этом вечере впервые за последние несколько лет Дмитрий Васильевич решил сказать коротенькую речь со сцены, установленной в парке перед роскошным розарием. Он поделился с гостями историей своей семьи, представив Эмму. Мировая слава легендарной балерины коснулась своим светом далекой Мексики. Ей аплодировали полчаса и все это время ей казалось, что время отбросило её в прошлое, когда стоя на театральных подмостках, она видела восхищенные взгляды своих поклонников и ловила, летящие в нее букеты. Теперь все это осталось только в воспоминаниях. А еще в снах, что иногда снились по ночам. Порой, Эмме казалось, что эта новая жизнь, начавшаяся со слов врача в минской больнице: «Так, как раньше танцевать, вы уже никогда не сможете», в действительности, не имеет к ней никакого отношения. Сумеет ли она воспринять сердцем свою будущую задачу? Задачу учителя маленькой девочки, которой нужно передать не только знания и мастерство, но и безграничную любовь к танцу. Этот новый, пока еще незнакомый путь и притягивал и пугал одновременно. Эмма будет делать на нем свои первые шаги в надежде, что в будущем Юля Круглова сможет так же, как и она покорить мир своим искусством. Может быть, тогда Эмме уже не будет так больно от слов «Вы уже никогда не сможете танцевать», а аплодисменты уже сейчас немножко принадлежат и этой девочке.

Как-то осматривая усадьбу, Эмма и Сергей увидели портреты ювелира Добролюбова и его жены. Они висели в позолоченных рамках прямо напротив входа в большой зал. Принадлежали эти портреты кисти какого-то мексиканского художника. Почти стопроцентным оказалось сходство Эммы с Ольгой Федоровной. Словно портрет писали с неё в сценическом образе.

– Я всегда думал, что Марианна – точная копия своей прапрабабки – заметил на это Дмитрий Васильевич, – но ты похожа на неё куда больше.

Немного помолчав, он вдруг предложил им подняться вверх по лестнице.

– Я хочу вам кое-что показать. Вы уже пробовали прочитать дневник?

Сергей кивнул, подавая Эмме руку. Под ногами чуть поскрипывали ступеньки, а в вечерней тишине слышалось, как через открытые террасы доносится щелканье каких-то птиц в парке. Потом минут пять он еще шли по длинному коридору, по обеим сторонам которого висели цветы в горшках, картины, светильники и много разнообразных украшений. Здесь не было комнат, но коридор вскоре вывел их к небольшой нише с деревянной дверью. Дмитрий Васильевич открыл её ключом, выбранным им из связки.

– Помещения этого – сказал он, приглашая гостей войти внутрь – изначально в плане усадьбы не было. Его архитектор добавил чуть позже. Здесь предполагалось организовать часть библиотеки, потому что в главной находятся далеко не все наши книги. Но потом я решил воссоздать комнату, которая была в доме моего деда, а потом и отца.

Вначале ни Эмма, ни Сергей не увидели то, что открылось им сразу, как только Дмитрий Васильевич включил свет. На стене висели часы. Они были очень похожи на Эммины. Основой циферблата в них тоже являлся петроглиф, а стрелки представляли собой похожие танцующие фигурки.

– Конечно, это только копия подлинных часов, изготовленных Гансом Урбаном – пояснил Дмитрий Васильевич.

Сергей подошел ближе и внимательнее приглядевшись, сказал:

– Причем, довольно грубая. Многие символы на циферблате неверны. Вот взгляните хотя бы на те, что соответствуют пяти, семи и двенадцати часам. Они выполнены весьма приблизительно, а с точки зрения смысла, заложенного в рисунок древними строителями храма – это катастрофа. Они бы сказали, что нарушена гармония мира и жизни. Время перекорёжено.

– Вы правы. Так и есть. Наш предок знал об этом. Он был очень огорчен тем, что так и не удалось воссоздать точную копию часов. Когда-то мне рассказывал дед, что тот пробовал добиться не просто внешнего сходства, а хотел возродить в них одно уникальное свойство, каким якобы обладали подлинные часы.

– Таинственные отражения – догадалась Эмма, указав на висевшее напротив них зеркало.

Дмитрий Васильевич кивнул.

– Вы тоже знаете эту легенду? Ах, да. Вы прочитали о ней в письме к сыну, где вскользь упомянуто о том, что эти часы как-то необычно отражаются в зеркале. По правде, ни мой отец, ни я сам не придавали особого значения этим словам, сосредоточившись на поиске часов. Найти их мне всегда казалось более важным делом, чем вникать в легенды и мифы.

– Всё так – заметила Эмма. – Только это ни легенды и мифы, а реальность, с которой моя семья сталкивалась не раз. Это правда.

Дмитрий Васильевич удивленно покачал головой. У него в кабинете в ящике стола хранились бумаги отца, который в свою очередь пользовался заметками деда и записями ювелира Добролюбова. Уже несколько поколений семьи Добролюбовых пыталось объяснить загадку старинных часов.

– Понимаете, наш предок был склонен к мистике. Он в своих рассуждениях всё больше опирался на какие-то сверхестественные знаки и силы. Верил, что в символах петроглифа таится мощь непознанного, выходящая в нашу реальность через проявляющиеся в зеркалах картинки. А вот уже мой дед высказывал сомнения на этот счет. Будучи материалистом, он делал упор на подвижную психику человека, готового принять за правду собственные галлюцинации. Отец же пытался соединить два подхода в один.

– А вот в моей семье – заметила Эмма – почему-то никогда не придавали особого значения увиденному в зеркале. Дед отмахивался и молчал, папа посмеивался, а мама уверяла, что мы видим только то, что хотим видеть. Даже если эти видения не всегда приятны нам, мы, так или иначе, «создаем» их сами. Я ведь, например, мечтала о балете с детства, поэтому не раз мне мерещилось, как я кружусь в танце.

– Я предлагаю вам своё объяснение – сказал Сергей. – Надеюсь, у вас хватит терпения выслушать меня. В любом случае, если моя речь окажется слишком длинной и мудреной, вы можете прервать её. Так вот, когда я впервые увидел эти странные отражения в зеркале, больше похожие на видения или галлюцинации, то попытался найти ответы в разных научных теориях. И согласно одной из них, а именно квантовой теории, элементарные частицы, из которых состоит вся материя и энергия, являются не отдельными объектами, а волнами. Вид частиц они приобретают лишь при непосредственном их наблюдении. То есть, всё просто: если вы смотрите на квант, то из волны он становится частицей. И соответственно наоборот, когда не смотрите, он снова превращается в волну. Когда-то теория квантовой физики вызвала настоящий переполох. Например, великий Эйнштейн долго не принимал её. Ведь сложно было принять тот факт, что поскольку вся материя и энергия состоит из элементарных частиц, то Вселенная выходит не больше, чем иллюзия. Но так или иначе теория оказалась жизнеспособной, хотя очень долго ученые считали, что квантовый мир хаотичен, поэтому невозможно определить его четкие характеристики. Но потом Дэвид Бом занялся изучением так называемых глубинных скрытых порядков и постепенно пришел к выводу, что есть огромное множество уровней и то, что кажется хаосом на одном уровне является частью упорядоченного процесса на другом более высоком уровне. Не надоел я вам еще?

– Напротив, – сказал Дмитрий Васильевич – очень интересно какую вы обнаружили связь этих теорий и отражением часов в зеркале. Продолжайте, пожалуйста.

– Для того, чтобы легче было понять вывод Бома, приведу пример. Он не мой. Я его вычитал в какой-то книге: для человека, попавшего в шторм, всё что происходит вокруг него кажется нескончаемым хаосом и ужасом, а скажем, для метеоролога, наблюдающего за непогодой со спутника, это обычный атмосферный феномен со своими законами возникновения и развития. Теперь я подвел к более общему выводу, что наша Вселенная – это трехмерная проекция или голограмма других уровней порядка. А особенность голограммы является её нелокальность. Например, если разрезать пленку на несколько частей, то каждый кусочек будет содержать в себе полное изображение и при проекции (создании голограммы) каждый кусочек будет раскрываться в трехмерное изображение. Но до этого на пленке оно представлено волновым изображением, что не иначе как свернутый скрытый порядок. То есть Бом утверждал, что Вселенная есть результат постоянного раскрытия и свертывания незримых уровней бытия и представляет собой не статичную картинку, а сложный, постоянно меняющийся поток волн и частиц. Но всё это только физическое обоснование теории. У Бома существует и философская сторона вопроса. Кстати, нейрохирург Карл Прибрам, посвятивший всю жизнь изучению мозга, подтвердил его мнение экспериментами. Чтобы еще больше не утомлять вас, не буду описывать их суть, но вывод таков: наш мозг обманывает нас, создавая иллюзию внешнего и внутреннего. На самом деле, мы видим и ощущаем мозгом, который проецирует весь мир изнутри, а вовсе не принимаем сигналы извне. То есть мы живем в своих головах. Это при помощи экспериментов установил Карл Прибрам, но фактически тоже самое утверждал и Дэвид Бом: «Нет внешнего и внутреннего, всё есть одно единое «я». Более того, он даже не видел разницы между разумным и неразумным. Для него, космос – неделимое существо. Бом сожалел, что эти важные знания игнорируются человечеством и мечтал о том дне, когда каждый из нас, глядя в зеркало, увидит себя настоящего. Все эти представления мы только начинаем изучать, а древние наверняка не только знали об этом, но и умели использовать эти знания. Так вот, я думаю эти старинные часы были созданы таким образом, что сумели раскрыть невидимые более высокие уровни порядка. Ведь древние оставили нам свои знания в виде геоглифов, петроглифов и пр. Жаль только, что мы пока не в состоянии расшифровать всю эту информацию. К несчастью, каждой цивилизации приходится все начинать сначала и всё постигать самостоятельно. Дэвид Бом был прав: в этом зеркале мы, наконец, увидели себя настоящих.

– Значит, наши часы и в самом деле уникальная вещь – сказала Эмма.

– Да и никакая, даже самая точная копия не повторит их. Конечно, создавая их Ганс Урбан, не владел умением древних, как, собственно, не владеем им мы и сегодня. И не думаю, что при нашем уровне развития и знаний, это вообще возможно. Но работая над часами, Ганс Урбан неосознанно раскрыл нам иллюзию внешнего и реальность нашего внутреннего мира. Мне кажется, он и сам не смог потом повторить свою работу, ибо, скорее всего, это произошло, как я уже сказал, неосознанно. Когда мы смотрим в зеркало, в котором отражаются эти часы, то видим тот самый скрытый более высокий уровень порядка – тайную сторону самих себя. Наш внутренний мир в нем существует лишь мгновения. Но, конечно, всё это только моё объяснение. Я могу и ошибаться.

– Нет – покачал головой Дмитрий Васильевич. – В ваших рассуждениях много здравого смысла. Должен сказать, они нравятся мне больше тех, что в своё время выдвинули ювелир Добролюбов, дед и мой отец. Ну, а эти часы я сохранил. Они прекрасная штучная работа, пусть и не обладающая уникальными свойствами оригинала. Кроме того, они очень нравились Барбаре. Он уверяла, что их звон напоминает журчание воды.

– Когда вы приедете к нам – сказала Эмма – (мама, папа, дед и, конечно, мы с Сергеем будем ждать вас вместе с Марианной и Жанной), услышите, как бьют настоящие часы. В этот момент кажется, что звонят хрустальные колокольчики. Это завораживает, как мелодия музыкальной шкатулки.

– Дмитрий Васильевич, не могли бы вы показать мне сохранившиеся у вас записи? – спросил Сергей.

– Конечно. И не только его записи. Я отдам вам все сохранившееся бумаги. Ведь кто знает, может быть вам удастся глубже проанализировать все свои догадки и сформировать твердое убеждение, сопоставив различные предположения моих прадеда, деда и отца. Возможно когда-нибудь вы даже напишите об этом книгу. Ведь согласитесь, эта загадка достойна пера!

Много лет спустя Сергей действительно напишет книгу. Уникальное свойство старинных часов будет раскрыто им в романе так, что привлечет энтузиастов всего мира, которые будут предлагать сотни решений этой головоломки. Однако последнюю точку так никто никогда не поставит.

В Мексике Эмма и Сергей проведут незабываемых два месяца. Жанна, умевшая и любившая развлекаться, позаботилась об этом. Что касается Марианны, то она внимательно выполняла обязанности гостеприимной хозяйки. Однако ни на день не оставила компанию и свои многочисленные благотворительные программы. Лишь однажды Эмма видела её сидящей на террасе и задумчиво всматривающейся в пышно цветущий парк. В её взгляде читалась грусть. Тогда Марианна выглядела усталой. Не шутка ли нести на своих плечах такую ношу: ответственность за дом и дело свой семьи. Но Эмма точно знала, что никому никогда она не станет жаловаться на трудности. Она будет молча нести этот крест. В этом Марианна тоже была похожа на неё: немногословна, сдержанна и терпелива. Очень быстро Эмма поняла её и уже сейчас чувствовала, что со временем они могут стать близкими подругами. Правда, ни одна, ни другая не могли бы сказать с уверенностью представится ли им такая возможность, ведь в будущем каждая посвятит себя однажды выбранному делу. Эмма будет вести свою ученицу, а Марианна помогать обездоленным.

– Я верю в человека – сказала она в том единственном на долгие годы разговоре. Тогда Эмма обратила внимание, что её взгляд устремлен в сторону конюшен. – Верю в сострадание, в доброту, в ум. Во все лучшие качества, данные нам природой. Когда-нибудь они преодолеют всё плохое и мы станем совершеннее.

– Однажды – заметила на это Эмма – один человек мне сказал, что рано или поздно человека погубит алчность и равнодушие. По его мнению эти два порока перевешивают в нас все добродетели. И изменить это невозможно.

– Похоже, досталось ему от жизни.

Марианна замолчала и снова посмотрела в сторону конюшен.

– Этот человек мне еще говорил про суть человека. Только совсем иначе: он не верит в людей и не любит их.

Марианна устало закрыла глаза. Этот момент откровений чуть-чуть сблизил её с Эммой, до сих пор остававшийся только неожиданно упавшей к ним в дом звездой. Впервые она позволила себе разговориться с человеком, которого еще вчера считала чужим. И хоть не раскрыла тогда Марианна никаких личных тайн, Эмма уловила её задумчивый взгляд, обращенный в сторону конюшен. Самой истории с ними связанной, ей узнать не придется, потому что никто и никогда не расскажет её Эмме, включая и саму Марианну.

– Я верю в человека – только несколько раз повторила она в той беседе. – Верю даже вопреки. И ты верь. Особенно в тех, кто загнан в угол. Они причиняют боль, потому что не находят помощи и поддержки. Они чувствуют лишь ловушки-углы, со временем ожесточающие их. Вот тебе и суть их, созданная из обид, невозможностей, несправедливости, голода, унижений. Не дай Бог знать, что выхода нет. Не всякий может стать сильнее всех обстоятельств: порой, они клетка.

Марианна тяжело вздохнула и встала. Ушла она не сразу. Подумав несколько секунд, она добавила:

– Многие настолько сживаются с ней, что неспособны увидеть приоткрытую дверцу.

Эмма смотрела ей вслед, когда она направлялась в сторону усадьбы. Расправив плечи, Марианна шла твердым шагом. Как-будто момент слабости и душевного смятения уже исчез без следа, и она снова стала собой – уверенной и сильной хозяйкой усадьбы и компании. Эмма больше никогда не увидит её такой, какой она была в этот раз, но теперь по мере своих возможностей будет принимать участие в её благотворительных программах. Симпатия, возникшая между ними в тот день, останется на всю жизнь и хоть для настоящего и близкого общения у обеих не будет времени, всегда они будут помнить друг о друге.

В Петербург Эмма и Сергей вернулись в последние дни лета. Из этой поездки они привезли массу впечатлений. Долгими дождливыми осенними ночами они потом не раз увидят во сне залитый солнцем берег Мексиканского залива. Там они провели чудесные часы в компании веселой обаятельной Жанны. Она показала им Мехико, Канкун, Паленке, вулкан Попокатепетль, пирамиду Солнца и водопады Мексики. Все это надолго потом сохранится в воспоминаниях о незапланированном путешествии к своей семье.

(Продолжение следует)