Проза

 

 

 

От автора

История, которую я предлагаю вниманию читателя, повествует о двух параллельных мирах, существующих на нашей многострадальной Земле испокон веку. В обоих живут люди из плоти и крови, имеющие одинаковые права на счастье и справедливость. Однако всякий раз сталкиваясь с примерами обратного, задаешься вопросом: возможны ли они здесь вообще? А иначе почему в процветающих промышленных городах рядом с шикарными многоэтажными зданиями и дорогими автомобилями существует голод, холод и нищета? Почему все попытки прийти к равновесию оборачиваются неудачами? Почему человечество за такой длительный период своей истории так и не сумело преодолеть эти противоречия, несмотря на щедрые обеты, филантропические теории и свершившиеся революции? В какой плоскости лежат ответы на эти вопросы: в неумении жить на Земле или в самой сути человеческой? Возможно, когда-нибудь людям удастся понять это. Я же предлагаю тем, кому повезло чуть больше других, последовать примеру одной из героинь романа. Быть может, читатель назовет меня мечтателем, а произведение ярким примером утопии, но мир может стать справедливее, если начать менять его с себя. Менять не насилием, а добротой и состраданием. Просто надо вспомнить, что в двух параллельных мирах бок о бок живут люди из плоти и крови.

«Старинные часы» – роман реалистический. Однако красной нитью в нем проходит загадка мистических отражений в зеркалах, которым с давних времен человек приписывал магические свойства. Одни верили, что в них скрыт портал в иной мир. Другие – что зеркала могут отражать душу человека. Или мысли его. Третьи – что зеркало может отнять хорошее и причинить вред, а может и, наоборот, принести удачу и даже счастье. Читатель, взгляните на этот элемент моей истории, как на легенду или миф. Представьте, что моё воображение провело аллегорию между зеркальным отражением и возможностью увидеть себя со стороны. Представьте, что наши тайные желания и наша глубинная суть – это зазеркалье. Представьте, что взглянув в зеркало, вы видите, то, что скрыто от ваших глаз, но существует в вашем сердце и в ваших мыслях. Кроме того, не всегда мы осознаем себя такими, какими истинно являемся. Иногда человек не понимает даже себя самого. Неплохо, в этом случае было бы увидеть себя со стороны. Своим героям в романе я предоставила такую возможность. Что из этого получилось решать читателю.   

 

 

Глава 1

 

В мастерской, что находилась в тихом переулке недалеко от парка, почти не было слышно привычного городского шума. Здесь лишь монотонно тикали часы, отсчитывая секунды, ускользающие в прошлое. На низеньком столике у открытого окна каждый вечер горела лампа. В полумраке помещения ее свет создавал глубокие тени по углам и на потолке. Они слегка дрожали, когда легкие порывы ветра качали занавеску и, казалось, готовы были встрепенуться словно растревоженные ночные бабочки.

Эмма, как в детстве, сидела на подоконнике и покачивалась в такт песни, которую тихонько напевал мужчина, привычно перебирающий мелкие детали часов.

– Приподнимаем занавес за краешек – такая старая тяжелая кулиса: вот такое Время было раньше – такое ровное, – взгляни, Алиса[1]

Иногда он отвлекался от своего занятия и переводил взгляд на повзрослевшую внучку. Рыжий завиток упал ей на лицо. И она поморщилась. Неожиданно взмахнула рукой и снова замерла, задумчиво уставившись на проплывающие по вечернему небу облака. Казалось, что в этот момент она снова видит свой идеальный танец. Когда-то каждый день прибегая в мастерскую, она рассказывала о нем деду. Но сейчас Эмма редко бывает здесь. Настолько редко, что тот уже и запамятовал, когда же она приезжала в последний раз. Что ж так наверно и должно быть.

– Посмотри дед, как я кружусь! Ещё кружусь! Ещё, ещё! – не раз вспоминал он, как смеялась внучка. Совершив легкий поворот, она усаживалась прямо на краешек стола, на котором неизменно стоял микроскоп и лежали десятки мелких деталей. В мастерской всегда горел свет и слышался звон часов. Здесь время казалось материальным. Словно его можно было ухватить руками, поймать, как бабочку в сачок.

 А еще здесь висело большое зеркало, в котором отражения казались девочке чуточку странными. Они как-будто создавали ее представления о совершенном танце. В те годы о таком она могла лишь мечтать. Мечтать и иногда видеть его во сне, что снился всегда только здесь в мастерской её деда. В нем она танцевала. Танцевала легко, свободно, вдохновенно, словно не касаясь подмостков. Похожая на белую птицу, она парила то в круге яркого света, то во мраке ночи. Все движения, наяву получавшиеся не сразу, сон делал совершенными и естественными. Такими, какими они могли бы быть, если бы человек был рожден не просто ходить, а танцевать.

Балетное училище Эмма окончила два года назад, поступив туда после балетной школы. Теперь уже много воды утекло с того дня, когда она впервые переступила её порог. Но тогда девочка испуганно смотрела на строгих женщин из приемной комиссии, стараясь спрятаться за мамину юбку. Свое имя она назвала так тихо, что той пришлось повторить его вместо дочки. А потом Эмма никак не могла найти ленточку, которую приготовили, чтобы закрепить ее длинные волосы. Непослушные рыжие кудряшки плохо заплетались в косы, отчего их приходилось все время поправлять. В поисках ленточки девочка не заметила чей-то рюкзак, брошенный у скамьи, и на бегу зацепилась за него. Растянувшись на полу, она услышала вначале лишь тоненький визг, а затем почувствовала, что кто-то пытается вытянуть из-под нее свои вещи.

– Отдай! – кричала на неё какая-то девочка. – Вот неуклюжая! Еще собирается поступить в балетную школу!

Эмма вскочила на ноги и слезы хлынули ручьем. Она размазала их по лицу и громко всхлипнула. Мама попыталась обнять дочку, но та вдруг резко вывернулась и метнулась к выходу. Но сделав несколько шагов, внезапно уткнулась носом в чьи-то колени. Взглянув вверх, она увидела перед собой женщину. Девочка сильно сжала кулачки и, настороженно уставившись на неё, застыла. Голова кружилась, а перед глазами плыл туман. В этом тумане Эмма почти не увидела её лица, когда присев, женщина погладила девочку по голове. Она легонько оттянула рыжий завиток и, отпустив, поправила его, потому что тот снова сжался пружинкой. Кулачком Эмма опять стерла слезы и неожиданно громко икнула. Женщина улыбнулась и обняла её за плечи. В тот момент маленькая испуганная девочка еще, конечно, не могла знать, что с этой доброты начался её яркий, как вспышка сверхновой звезды, балетный путь.

 Но это будет позже, а тогда Эмма лишь послушно стояла в ряду таких же, как и она девочек, пока комиссия оценивала внешние, сценические и профессиональные физические данные абитуриенток, затем также послушно старалась выполнить все движения, являющиеся тем необходимым минимумом, который позволит ей сделать свои первые робкие па. Стойко пережила девочка и медицинский этап. Последний же тур, где комиссия оценивала ритмичность, музыкальность, артистичность она проходила уже так, как если бы все это было во сне. В тот первый день не было ни восторженных отзывов членов комиссии, ни радости от свершившегося факта поступления. От него в памяти за долгие годы учебы осталась лишь улыбка ее будущего педагога. Улыбка, которую Эмма еще не раз увидит потом. Она будет вести ее много лет. Будет вести от первых неудач к первым успехам, снова возвращать к неудачам и извилистой тропкой таланта и труда вновь выводить к удаче. Позже, когда любимого педагога не станет, Эмме будет очень не хватать ее.

К тому времени девочка уже исполняла главные партии в некоторых постановках и даже была замечена музыкальными критиками, но пока это были лишь выступления в балетных классах и участие в международных конкурсах, где Эмма представляла сольные номера. Ей только предстояло выйти на большую театральную сцену. Неожиданная смерть её первого любимого педагога лишила Эмму такой необходимой в тот момент поддержки. И хоть она давно покинула стены школы, учась теперь в балетном училище, старалась часто видеться с ней, прибегая за советом и помощью. Тогда впервые девушка поняла, что наступает время, когда нужно учиться принимать решения, опираясь на знания, которые долгие годы она, как губка, впитывала от своей учительницы.

С самого начала Эмма выделялась из ряда других девочек. Она умела чувствовать музыку, отчего её движения всегда подчинялись рисунку танца. Она рассказывала истории при помощи своего тела. Мастерство отточенных позиций девочка наполняла душой, и ее партия непременно становилась искусством. Эмма не танцевала музыку, она в ней растворялась. Будучи маленькой девочкой, она научилась делать высокий прыжок, казавшийся со стороны полетом. Позже он станет её визитной карточкой. Он получился не сразу. Эмма падала и поднималась вновь. Снова падала и снова поднималась. Она пыталась филигранно вносить его в рисунок танца, чтобы он стал не просто красивой фигурой, а превращал её в парящую птицу, хлопающую крыльями бабочку или кружившуюся на ветру снежинку. Много раз после неудачной попытки, она сильно сжимала кулачки и, глядя на свое отражение в зеркалах балетного класса, представляла, как должна двигаться, чтобы получить нужный результат. Эмма никогда не жаловалась на трудности, не плакала и не докучала родителям своими неудачами. На все вопросы она отвечала: «Все хорошо. Я станцую. Только еще поучусь немножко». И она танцевала.

Очень часто прямо из училища Эмма прибегала в мастерскую деда. Здесь напротив старинных, особенно бережно хранимых им, часов и висело то самое зеркало, в отражениях которого её движения как-будто преображались, достигая совершенства, и девочка ловила себя на мысли, что зазеркалье создает идеал её танца. Она старалась запомнить и повторить его позже, когда возвращалась на следующий день в балетный класс. Эмма много думала об этой странной особенности старого зеркала. В общем, мастерская деда тогда вся казалась ей странной. Из каждого уголка в ней слышалось тиканье часов, которых здесь было много, но Эмма научилась различать их звуки. Одни звенели, как хрустальные колокольчики, другие бухали тяжело, как-будто ленились передвигать стрелки, третьи шелестели, как осенняя листва на ветру. И все они стали хранителями времени в мастерской, где много лет её дед работал часовщиком. Эмма любила её неповторимую атмосферу.

 Здесь же она плакала, переживая свое первое любовное разочарование. Мальчик, в которого Эмма влюбилась, предпочел ей другую девочку. Она видела их вместе. Но ни словом не обмолвилась об этом ни с кем, стараясь скрыть свою боль от родных. Дед тогда тоже ничего не говорил, хоть и слышал, как горько она вздыхает. А еще видел, как безучастно смотрит, когда он возится с часами. Смотрит, витая в облаках. Её мучала неразделенная любовь и с каждым днем Эмма тосковала все сильней. Та другая девочка тоже училась вместе с ней в балетном училище. Более того, их пути шли параллельно с первых лет обучения еще в балетной школе, и все эти годы Эмма чувствовала её неприязнь. Быть может, она возникла тогда, когда Эмма упала на рюкзак Светы (звали её именно так) и сломала лежавшую внутри новую куклу. Конечно, то детское недоразумение с годами забылось бы, если бы для возрастающей антипатии теперь не появились более веские основания. Когда талант Эммы стал раскрываться, как цветок, между девочками установилось негласное соперничество. Сама Эмма, правда, нисколько не стремилась к нему, но навязанное Светой, оно не оставляло ей шансов избежать противостояния. Света так отчаянно боролась за лучшее выступление, за совершенство элементов и позиций, за главные партии в спектаклях училища, что не гнушалась запрещенных приемов, позволяющих вывести более талантливую соперницу из игры. А Эмма несомненно была талантливее. Не желая признавать это, Света интуитивно тянулась за ней. Тянулась и завидовала. В то время, как тихая неразговорчивая Эмма не умела давать отпор, сильная и наглая соперница часто добивалась того, чего хотела. Но победы эти были недолговечны, ибо стоило Эмме затанцевать, вся паутина рассыпалась в прах. Сколько раз Света наблюдала за волшебными движениями своей соперницы, в тайне мечтая, чтобы Эмма подвернула ногу! О нравственной составляющей этих мечтаний (точнее об её отсутствии) завистливая Света не думала. Она привыкла всегда и во всем быть первой, а сейчас столкнулась с тем, что есть кто-то, кто стоит на ступеньке выше её. Она изо всех сил старалась вскарабкаться вверх и сбросить оттуда Эмму.

«Рыжая выскочка – зло думала она – Я все равно танцую лучше!»

Однажды судьба подарила ей шанс. Света случайно заметила, как Эмма смотрит влюбленными глазами на одного мальчишку из их большой компании. Обычно такая компания собиралась из бывших одноклассников, ребят близлежащих дворов и педагогического университета, чьи корпуса находились недалеко от балетного училища. Этот парень совсем не нравился Свете. До того момента, как она вдруг заметила интерес к нему Эммы, она даже не подозревала о его существовании. Он был только частью большой компании: выделять его Свете не пришло бы и в голову. Даже более того, при других обстоятельствах она бы не стала смотреть в его сторону, но через месяц должен был состояться в Праге международный конкурс, на который они обе поедут в качестве участниц. Это обстоятельство меняло дело, потому что Света не раз видела, как танцует её соперница. Она видела, сколько надежд возлагает на Эмму педагог. Они разучивали танго из балета Шостаковича «Золотой век» и Света чувствовала, чтобы затмить Эмму нужно приложить невероятные усилия. Тогда она занималась до изнеможения, но случайно оказавшись на её репетиции, пришла в отчаяние. Высоты Эммы ей не достичь. В расстроенных чувствах она вышла на крыльцо, где несколько минут спустя стала случайной свидетельницей зародившейся любви Эммы. Глупый мальчишка топтался в числе других ребят и совсем не замечал её. В тот момент он и сам не подозревал о том, что уже стал «средством борьбы» в руках Светы. Был ли он глупым в самом деле она не знала и узнавать, в общем, не собиралась. Тот факт, что ей без особого труда удалось обратить на себя его внимание, сыграл не в его пользу. Но, тем не менее, каждый вечер по окончании занятий Эмма встречала их возле училища и потом долго смотрела вслед грустным взглядом. Они всегда были вместе и всегда, так или иначе, оказывались неподалеку. То, что в действительности это часть плана Эмма не подозревала. Она страдала от неразделенной любви. Проходили изнурительные ночи без сна, когда она ворочалась с боку на бок, глядя в потолок. Мечтала, плакала и надеялась на чудо, которое позволило бы ему, наконец, разглядеть её. Всё это привело, в конечном итоге, к тому, что Эмма стала рассеянной, невнимательной. Она не могла танцевать, падая на репетициях от усталости и делая ошибки. Хореограф старалась подбодрить её, но девочка только просила прощения и обещала не подвести. Эмма в самом деле старалась из последних сил, но только силы эти таяли в муках безответной любви.

К тому времени, когда они приехали в Прагу, Света уже чувствовала свое превосходство над измученной Эммой. Будучи отлично подготовленной, она почти не сомневалась в победе. Надоевшему за месяц кавалеру, она перед отъездом дала от ворот поворот. Свою миссию глупый мальчишка выполнил, поэтому она решила, что вернувшись из Праги, найдет кого-нибудь получше.

В тот день Света действительно станцевала прекрасно, сразу оказавшись в лидерах. Согласно жеребьевке Эмма выступала последней. Глядя на её бледное лицо все понимали, что её выступление окажется, скорее, необходимой формальностью, чем станет заявкой на призовые места. Сама же Эмма терпеливо ждала за кулисами своего выхода, прекрасно осознавая насколько незавидное у неё положение. Сильно сжав кулачки, она вспоминала своего первого педагога. Вспоминала её улыбку, её доброту, её талант. Всё это научило тогда еще совсем маленькую Эмму верить в себя. Также, как когда-то поверила в неё её учительница. Подвести её сейчас – значит предать саму память о ней, свести к нулю весь путь, что они вместе прошли. Подумав об этом, Эмма вышла на сцену. В этот миг для неё мир исчез в музыке Шостаковича. Он растворился в танго, казалось, ворвавшееся сюда из странных отражений большого зеркала в мастерской деда. Так до этого дня она танцевала лишь в них. Члены жюри были потрясены, а с легкой руки некоего историка балета ее тут же назвали голубым бриллиантом. Также в свое время сказал о легендарной Анне Павловой ее единственный ученик: «Если выискивать сравнения в мире драгоценных камней, то ее следует признать истинным бриллиантом голубой воды!»

По возвращении из Праги с победой Эмма уже не принадлежала себе. В то время ей оставалось учиться в училище еще полгода, но Минский Большой театр пригласил её участвовать в молодежном проекте «Восходящая звезда». За несколько месяцев эта сцена полюбилась Эмме. Позже выступая на подмостках многих театров, она не раз будет вспоминать её особенную атмосферу. Когда же по окончании училища Эмма уедет в Москву, эта сцена будет сниться ей, как снится в разлуке родной дом. Ведь именно здесь она впервые почувствовала себя настоящей балериной и окунулась в огромный мир танца. И отсюда пошла о ней слава, как о Белой Птице. Так назвали её критики и музыкальные историки.

С тех пор прошло два года. Жизнь и балет закружили её. Образ того мальчишки, в которого когда-то влюбилась Эмма, потускнел, а позже и вовсе стерся из памяти. Теперь первые девичьи страдания вызывали у неё улыбку. Ведь с тех пор ей самой уже не раз приходилось отвергать любовь мужчин, забрасывающих её цветами и признаниями. Однако до первого по-настоящему большого успеха еще было очень далеко.

В родной Минск она приезжала редко, в нечастых перерывах между репетициями и выступлениями. Но приезжая, всегда навещала деда, неизменно остающегося в своей мастерской.

Вот и в этот раз пока Эмма сидит на подоконнике, задумчиво глядя в окно, он возится с часами. В жизни её деда ничего не меняется на протяжении многих лет. Все также бубнит он себе поднос какие-то песни и продолжает ремонтировать старые часы. Кажется, что время здесь давным-давно остановилось, но дед об этом или не знает, или не хочет знать.

И как раньше напротив зеркала висят часы, которыми дед особенно дорожит. Кажется, они достались ему от отца. Еще в детстве видела Эмма, как в зеркальном отражении они двигают стрелки назад. Почему дед не забирал их домой, она поняла только теперь: в мастерской он проводил большую часть жизни. Но завтра Эмма впервые увезет часы отсюда, когда дед сделает ей этот подарок. Его ценность она поймет лишь много лет спустя, а до этого они будут висеть в её квартире, продолжая вести счет годам её успеха.

 

Глава 2

 

Осторожно поднимаясь на обрывистый холм, три человека намеревались выйти к единственной сохранившейся башне замка. Почти наполовину солнце спряталось за макушки деревьев, отчего обломки древних сооружений на западной их стороне подсветило теплым оранжевым светом. Восточная же часть медленно погружалась во тьму, из которой слышалось резкое карканье ворон и почти физически ощущалось хлопанье их крыльев. Кое-где в пустых нишах полуразрушенной стены горели парафиновые свечи.

В тишине раздавались гулкие шаги. Мелкие камушки скатывались вниз и падали на дно малой брамы, от которой на сегодняшний день остались лишь живописные развалины. А в XIV веке крепость включала семь башен, княжеский замок и храм.

Мужчины шли молча вслед за проводником. Сергей Воробьев старался осветить дорогу небольшим фонариком. Конусовидный луч, то и дело, выхватывал из темноты петроглифы^[2], заставившие мужчин остановиться.

 Выбитые на камнях изображения, представляли собой некую схематическую карту. Тем не менее, в ней от рисунка к рисунку различались техника исполнения, стиль и композиция.

– Даже плотность покрытия меняется – прошептал Сергей. – И это означает, что все они выполнены в разное время. Между ними века, а может быть и тысячелетия.

– Угу – согласился с ним хромой человек, разглядывая непонятные геометрические фигуры, знаки и символы, чередующиеся со вполне реалистическими, привычными для нас сюжетами. Здесь были кулачные бои, сцены преследования волка, дерущееся петухи, сражающиеся воины, у которых имелись луки и колчаны, всадники, как верхом, так и спешившиеся. Есть изображения охоты, поединков, танцев и еще многое другое.

 – На сегодняшний день известно, что строительство замка происходило с середины XIII века и закончилось в XVI веке. В комплекс некогда входил и храм, от которого остался только фундамент. В древних летописных источниках было найдено упоминание о том, что в дохристианскую эпоху это место использовалось в разных духовных ритуалах. Взгляните: на камнях выбиты рисунки, свидетельствующие о том, что в более позднее время храм был возведен на месте древних святынь и символизирует в ряде всех прочих значений еще некие представления о времени.

 – Тогда среди множества петроглифов мы должны обнаружить тот, который можно интерпретировать подобным образом.

Сергей развернул сложенный вчетверо лист бумаги и подсветил его фонариком.

– Этот рисунок я сделал с фотографии. В каталоге, составленном несколько лет назад одним исследователем истории этих мест, его нет. Я постарался, чтобы копия была максимально точной.

– Это и есть циферблат тех самых часов? – спросил хромой человек, представившийся Петром.

– Да. Именно такое изображение должно быть выбито на сохранившихся камнях храма.

– Здесь мы можем обнаружить не только рисунок циферблата, но и другие похожие изображения. Странно, что в каталоге их нет.

– Мы просмотрели уже большую часть петроглифов, но пока так не увидели ни одного хоть сколько-нибудь напоминающего искомый – заметил Шишкин.

Сергей пристальнее всмотрелся в изображение на листе, а затем перевел взгляд на камни. В полумраке узенького прохода дрожали лепестки пламени догорающих в нишах свечей и вверх-вниз прыгали три конусовидных луча света. Под ногами слышался треск мелких камушков да гул ветра, застрявшего в обломках каменной стены. В этот миг всем показалось, что в них словно запутались пространство и время: постепенно стали открываться совсем новые грани, в которых прошлое, настоящее и будущее существовали разом здесь и сейчас. Вокруг заплясали тени, сошедших с каменных стен образов. Они как-будто старались втянуть в свою мистическую игру троих мужчин, испуганно размахивающих фонариками. Над их головами с карканьем пронеслось несколько ворон. Послышался раскат грома.

– Уходим – твердо сказал Сергей. – Здесь происходит нечто такое, к чему мы не готовы.

Наспех сунув скомканный рисунок в карман, он двинулся вперед.

– Может всё же попробовать пробраться дальше? – вдруг сказал Шишкин, когда группа покинула проход, устремившись на открытую площадку. – Нам только надо попасть на другую сторону холма, а с него есть более простой путь к развалинам фундамента храма. До ночи еще далеко. Нам ведь надо найти изображение. Чего испугались то? Ведь с самого начали все знали куда идут, разве не так?

– Веди нас дальше – неожиданно резко сказал хромой.

Раздался еще один раскат грома и вороны заметались в полумраке, хлопая крыльями. С каждой секундой их становилось все больше. То ли гроза, то ли что-то неведомое спугнуло их.

Один за другим мужчины вышли на открытую площадку. Медлил только Сергей, находясь во власти пережитых ощущений. Сейчас ему казалось, что там, в узеньком проходе, внезапно образовалась тонкая нить, навечно соединившая души древних хранителей храма с их душами. Словно не существовало между ними пропасти в века и тысячелетия. Там ход времени не был линейным. Конечно, по утверждению физиков это невозможно или долго считалось невозможным. Мы уверены в одном –­­­ время всегда течет с одинаковой скоростью из прошлого в будущее, вписывая любые события в определенные рамки. И это не может изменить ни человек, ни природа. Но здесь прошлое, настоящее и будущее словно связались в единый замкнутый цикл.

«Никогда и никому я не сумею объяснить то, что почувствовал здесь – подумал Сергей. – Этот путь надо пройти самому, так как любые даже самые правильные слова – лишь слабая тень того, что за ним скрывается».

С открытой площадки, на которой группа задержалась несколько минут, была хорошо видна гора Миндовга. Хмурые тучи наползли на склоны кургана и окрашенные багровыми и голубыми вспышками, казалось, укрыли их тяжелым покрывалом. Ураганный ветер ломал деревья и раздавались громовые раскаты. Свирепствовала гроза.

Здесь в этом комплексе сооружений, расположенном в окружении земляных валов и рва с водой, еще в начале XX века путешественники и исследователи истории края обнаружили древний каменный храм[3]. Именно на его месте потом возник тот, что стал частью Новогрудской крепости и не сохранился до наших дней. Новогрудский замок был самым неприступным сооружением в Великом Княжестве Литовском на протяжении XIII –XIVвв. Многочисленным завоевателям ни разу не удалось взять его штурмом. В конце XIV века после многочисленных набегов монголо-татар, а затем крестоносцев на месте сильно поврежденных, но не поверженных деревянных укреплений началось строительство каменного замка с кирпичными стенами и башнями, число которых к XVI веку дошло до семи. Однако неприступность сыграла с замком злую шутку – власти перестали «ухаживать» за ним, оснащать новым вооружением, а все более мощная артиллерия и усовершенствованная тактика осады привели к тому, что замок был взят шведами, а после раздела Речи Посполитой в 1795 году Новогрудок вошел в состав Российской империи. В наше время седые руины замка стали целью для штурмов современных рыцарей из разных стран на время праздника средневековой культуры, а также историков, занимающихся изучением дохристианской эпохи. Сергей Воробьев, нынче совершающий свой поход, конечно, был не первым, кто привел сюда Шишкина и его знакомого. Более того, на сегодняшний день уже написана ни одна книга и составлены каталоги, найденных петроглифов, предложены гипотезы о возможных ритуалах, проводимых в храме. «Щит времени» (так его назвали ученые) стал еще одной дорогой, ведущей вглубь веков. Сергей, являющийся автором книги о духовных ритуалах и религиозных культах древних племен, не мог не заинтересоваться этой уникальной находкой, на долгие века затерявшейся среди руин Новогрудской крепости.

Тем не менее, организовать экспедицию его побудило событие, произошедшее пару недель назад. Однажды утром ему позвонил человек, представившийся собственником антикварного магазина в Петербурге, и попросил о встрече.

– Два месяца назад – начал мужчина свой рассказ, когда они уже сидели за столиком небольшого кафе – я получил электронное письмо. С вашего разрешения я зачитаю его сейчас.

Из папки он достал толстый конверт, в котором помимо распечатанного на принтере сообщения лежали две фотографии. Их собеседник Сергея отложил в сторону.

 

 From: Добролюбов Д. В.

 Sent: Wednesday, April, 15 5:13 PM

 To: Шишкину Т. О.

Уважаемый Тимофей Олегович!

Я Добролюбов Дмитрий Васильевич, проживающий в Мехико, правнук ювелирных дел мастера Василия Добролюбова, эмигрировавшего в Европу в марте 1917 года. Оттуда он отплыл в Мексику.

Мой отец не раз говорил о семейной реликвии, передававшейся из поколения в поколение вплоть до того дня, когда мои предки вынуждены были бежать за границу, опасаясь расправы.

Речь идет о часах, единственных в своем экземпляре. Изготовлены они по заказу моего прадеда немецким мастером Гансом Урбаном^[4]. Это уникальная работа, поскольку циферблат в точности повторяет петроглифы, обнаруженные на камнях храма, наименование которого обозначает буквально «Щит времени».

Эти часы принадлежат нашей семье. Для нас они бесценны. Уже много лет мы безуспешно пытаемся отыскать какую-нибудь информацию об их местонахождении. Из сохранившегося письма Добролюбова нам известно, что они были оставлены им на Родине.

Я навел справки и выяснил, что Вы, уважаемый Тимофей Олегович, являетесь владельцем весьма солидного антикварного магазина. Возможно, Вам приходилось что-то слышать об указанных мною часах? Меня бы заинтересовала любая имеющаяся в Вашем распоряжении информация.

 

Добролюбов Д.В.

Со мной свяжитесь по оставленным ниже координатам.

Вознаграждение гарантируется.

 

– Далее прилагается его электронный и почтовый адрес – закончил Тимофей Олегович.

Промолчав несколько секунд, он заговорил снова:

– Могу предугадать ваш вопрос о достоверности полученной информации. Мной проведена тщательная проверка. Это не подделка и не обман. Мой недавний знакомый работает в историческом архиве и по моей просьбе изучил документы, имеющиеся там. И выяснил, что в Минской губернии действительно работала ювелирная мастерская, владельцем которой был Василий Добролюбов. Последнее упоминание о нем в материалах архива значится мартом 1917 года. Тогда он эмигрировал в Европу, откуда отправился в Мексику.

– Хорошо, – ответил на это Сергей – я могу предположить, что от меня вам нужна какая-то помощь?

 – Я хочу, чтобы вы помогли организовать экспедицию в Новогрудок. Мы можем быть полезны друг другу: мои деньги – ваши знания. Видите ли, знакомый мой хоть и отличный в своем деле специалист, обладает слабым здоровьем. Включая его в состав группы (а он все же настаивает на этом), я рискую в последнюю минуту остаться без напарника. Кроме того, его врожденная хромота может не позволить ему осилить экспедицию. Мне же нужна не только умная голова, но и сильные ноги. Я готов заплатить за них.

Сергей почувствовал воодушевление. Несколько лет назад он уже пробовал отправиться с экспедицией в Новогрудок, но на последнем этапе подготовки вынужден был отказаться от похода. В то время Сергей мог лишь изучать уже имеющиеся каталоги петроглифов и книги других авторов, но «Щит времени» не отпускал. В его столе лежала незаконченная рукопись. Он долго работал над ней и ей катастрофически не хватало той правды, тех переживаний и того видения, которые возникают только на основании личного опыта. Экспедиция была необходима, как воздух, как толчок. Она вдохнет душу в будущую книгу.

И вот неожиданный поворот! Этот антиквар Шишкин действительно может быть полезен, хотя и преследует свои цели.

– Зачем вам нужна экспедиция? – все-таки уточнил Сергей. – Ведь насколько я понимаю вы собираетесь заняться поиском часов?

Вместо ответа Тимофей Олегович протянул Сергею фотографии. Одна из них была отсканированной копией старого дореволюционного снимка, на котором за спиной мальчика лет десяти висели на стене часы. В виду плохого качества разглядеть циферблат было сложно. По этой причине вторая фотография уже представляла собой весьма профессиональное соединение современных компьютерных технологий с мастерством специалиста, который эти технологии применил. И вот на ней можно было увидеть, что циферблат оформлен в виде изображения, на котором каждому часу соответствует определенный символ, а в качестве стрелок использованы две фигурки танцующих людей. Но даже на этой обновленной фотографии символы и стрелки оставались нечеткими.

– Взгляните, в самом центре – сказал Тимофей Олегович – есть надпись. Прочесть ее невозможно. Изображение размыто. Мы лишь весьма условно представляем, как выглядит циферблат этих часов. Кроме того, мы изучили каталог петроглифов и к своему удивлению не обнаружили в нем такого рисунка! Это может означать только одно: каталог не полон!

– И вам необходимо найти точное изображение на камнях храма, чтобы узнать, как в действительности выглядят часы?

 Шишкин кивнул.

 – А вам, как ученому, должно быть важно пополнить существующий каталог недостающим петроглифом. И, может быть, и не одним.

Этот разговор Сергей вспоминал, наблюдая за тем, как постепенно стихает гроза. Густой туман медленно рассеивался и с высоты холма стало хорошо видно, как солнечный диск закатывается за курган. Группа задержится здесь только на несколько минут, чтобы потом снова продолжить переход.

Некогда люди владели знаниями, которые позже были утеряны. Следуя этим знаниям, они жили в гармонии с окружающим их пространством. Принимали и понимали добрый дух своих родных мест. Современный же человек все больше чувствует себя беспомощным. Сталкиваясь с загадками, что веками хранятся в разных уголках нашей планеты, он пока только надеется понять их назначение и тайный смысл. Но чтобы чуточку приблизиться к такому пониманию, еще не раз на сохранившихся камнях храма мужчины увидят знаки, символы и карты древних людей. Будут бродить среди развалин, ощущая необъяснимую силу, затаившуюся в этих камнях. Будут идти до тех пор, пока в узеньком проходе между стеной и фундаментом не отыщут тот самый петроглиф, что послужил рисунком для циферблата единственных в мире часов.

(Продолжение следует)