Проза

Ужин семейства Архангельских проходил в тяжелом молчании. Анна уже некоторое время, скрывая беспокойство, наблюдала за своим десятилетним сыном Мишей, притихшим и опустившим голову, не желавшим ничего есть, угрюмо ссутулившимся за столом.

Она тревожно вглядывалась в лицо сына: сегодня ей как-то особенно бросилось в глаза, что выглядело оно уже совсем не детским. Лицо ребенка имело сильные, твердые, упрямые, но вместе с тем – уже в таком раннем возрасте – видимо некрасивые черты; казалось, такое лицо должно принадлежать совсем взрослому человеку, в нем было нечто мужественное и суровое.

<--- Илл. Кати Берестовой к рассказу "Ужин".

Анна отметила неподвижный, остановившийся взгляд Миши, не направленный ни на что, а будто бы отсутствующий или обращенный внутрь себя. Глаза его были почти совершенно черными, прищуренными как будто угрожающе под редкими, тонкими, жесткими, косо изогнутыми, почти надломленными бровями. Такой же тонкой, резкой и неровной была линия носа, немного похожего на клюв. В целом Миша напоминал нахохлившуюся хищную птицу.

Особенно странное впечатление сегодня производил у него нервный тик в уголках губ, кривлянья маленького рта, невольные и вместе с тем почти непристойные, перекашивающие все лицо в какой-то пугающей ухмылке. Анна с беспокойством следила за машинальными движениями детской руки, то возящей вилку туда-сюда, то резко сжимающей ее в кулачке, то со злобой тыкающей ей в куски еды на тарелке.

Да, в такие моменты, как сейчас, ее сын выглядел взрослым человеком, хуже того – в нем проступали как будто признаки старости: спина выгнулась, формируя горб, сутулые плечи торчали почти вперед, голова на тощей шее ворочалась из стороны в сторону, как будто чуть не падая.

Разве это маленький мальчик? И это – ее сын? Анна зажмурилась, надеясь, что, когда она снова откроет глаза, облик Миши изменится, отталкивающий старческий образ исчезнет; но нет, все осталось по-прежнему.

Казалось, это даже не человек, вообще не что-то знакомое, домашнее, а наоборот, нечто неизвестное, либо давно забытое – существо из древнего предания, словно бы выбравшееся на свет из лесной чащи или из болота.

Анна закашлялась и отпила воды из стакана. Что же это? Может, он чем-то болен? И все это странное поведение – совсем не свойственное детям в таком возрасте… Даже сам характер движений Миши был каким-то старческим, но наряду с этим и непривычно резким, отрывистым. Явно налицо какая-то болезнь! Казалось, ее сын меняется на глазах! Что с ним происходит?

Вот он разинул рот и снова закрыл, ничего не положив внутрь. Миша сегодня даже не притрагивался к еде, хотя уже несколько раз странно слюняво причмокивал, посасывая и покусывая губы, проводя по ним липким, бледным языком. Ну конечно, он как всегда занят чем-то своим, затаенным, и что только происходит в этой голове? Он как будто смотрел на еду с отвращением, даже с ненавистью.

Внушал беспокойство Анне и ее муж, Алексей, также не произнесший за ужином ни слова, что было совсем не характерно для него, обычно веселого и общительного. Может быть, Алексей и Миша поссорились? Они оба словно бы демонстративно глядели в свои тарелки, но не ели, и изредка вскидывали короткие, резкие взгляды друг на друга и на Анну.

Глядя на сына, женщина вдруг увидела, как изо рта его капнула кровь, шлепнувшись на картофельное пюре.

«Что с тобой? – вскрикнула она. – У тебя течет кровь изо рта!»

«Ничего особенного, я просто прикусил язык, – раздраженно ответил Миша. – Ты лучше посмотри не на меня. Нет, не на меня. На него!» – и он указал вилкой на отца.

Анна посмотрела на Алексея и вновь перевела недоумевающий взгляд на Мишу.

«Что такое?» – спросила она, требуя объяснений.

«Это не он! – воскликнул Миша. – Ты что, не видишь? Это другой человек, это не мой отец».

Алексей выглядел растерянным, удивленным и даже, как вдруг показалось Анне – застигнутым врасплох. Он недоуменно вскинул одну бровь, видимо, растерявшись и не зная, как реагировать на реплику Миши.

«Другой человек?» – подумала Анна, присматриваясь к лицу мужа. Прежде, увлеченная наблюдением за Мишей, она в Алексее не замечала ничего необычного, за исключением его немногословности, да и сейчас с первого взгляда он также показался ей прежним. Однако, вглядевшись попристальнее, она подумала вдруг, что этот человек выглядит как будто старше ее мужа, и волосы у него были темнее.

Алексей провел рукой по лбу, и Анна обратила внимание на его ногти. Она точно помнила, что он сегодня утром подстригал их, – а сейчас они были длинными, неопрятными, с забившейся под ними грязью.

Значит, человек за столом действительно не был ее мужем!

«Но и Миша, – сказал вдруг Алексей, как будто желая отвести от себя внимание Анны. – Он тоже не тот».

Анна, уже в смятении, вновь обратилась к Мише. Слова Алексея вполне могли быть верны, ведь она уже отмечала, как ребенок изменился, и с трудом могла узнать его. Сейчас она вновь присмотрелась к его глазам: и вправду, ведь они были темно-коричневыми, едва ли не черными, а глаза ее сына были светло-серыми! И это был не он. Куда же делись ее муж и сын? Неужели их обоих подменили?

«И ты сама, – неожиданно добавил Алексей. – И ты не та. Взгляни на шрам».

Анна вскочила с места и подошла к зеркалу, висевшему неподалеку на стене. Она сразу поняла, о чем говорил Алексей. Прежде у нее был под левым глазом характерный шрам, оставшийся когда-то от случайного пореза – небольшой, но заметный благодаря своему выделяющемуся розовому оттенку. Сейчас шрама не была. Да и в целом Анна, разумеется, досконально знавшая свою внешность, не узнавала себя: лицо, смотревшее на нее из зеркала, было чужим, холодным и отстраненным. Трудно было сказать, что именно в нем изменилось – но вся, так сказать, композиция, ансамбль лица не был прежним, не принадлежал ей.

Когда Анна вернулась за стол, все трое еще некоторое время в угрюмом молчании изучали друг друга, находя новые и новые изменения. Сомнений не оставалось: люди, сидевшие за столом, не были прежними Архангельскими.

«Но когда это произошло? – спросила наконец Анна. – Когда мы могли измениться?»

«Не знаю, – сказал Миша. – Я только сейчас, за ужином, заметил, что что-то не так».

«Я тоже», – сказал Алексей.

Опустив взгляд на стол, Анна вдруг обратила внимание, что и скатерть на нем была не той, что раньше. Она хорошо помнила, как расстилала на нем давно знакомую скатерть с фиолетовыми и синими цветами. Фиолетовые цветы имели по три лепестка, а синие – по пять. Сейчас же они имели различное количество лепестков, и к тому же на скатерти появились еще и красные цветы и, вдобавок ко всему, орнаменты, как будто состоящие из лиц.

«Скатерть тоже не та», – обратила Анна внимание мужа и сына на это явление.

«Да и обои здесь не наши», – сказал Миша. И вправду: у них на кухне были обои с подсолнухами, а нынешние были с желтыми и оранжевыми кругами и квадратами.

Архангельские принялись оглядывать кухню, убеждаясь, что каждый предмет в ней уже не был прежним. Посуда имела другие узоры, чем раньше, большой стенной буфет имел иное количество отделений, изменилась форма рюмок и стаканов. Люстра имела четыре плафона, а не три, как раньше, и расположены они были иначе. Потолок имел прежде сероватый оттенок, а теперь – зеленоватый, с него пропали несколько привычных трещин. Изменился цвет и фактура линолеума на полу.

В общем, какой предмет ни возьми – все было уже не тем. Это были не их привычные предметы.

Так же обстояло дело и в других помещениях квартиры. Другой была мебель, обои, ковры, изменился телефон, настольная лампа, ванна и раковина, принадлежности для мытья, мишины игрушки.

Архангельские искали хоть какой-то знакомый предмет – и не могли найти. Все было новым и чужим.

Наконец родители с сыном, испуганные, в изнеможении вернулись на кухню.

Здесь Алексей, сидевший напротив окна, заметил, что из него видно другое здание, чем раньше – пятиэтажное, а старое имело лишь три этажа.

Все трое подошли к окну и убедились, что здания, деревья, двор с детской площадкой –были иными.

Во дворе располагалась районная администрация, и флаг, вывешенный на ней, не был флагом их страны. В нем добавилась дополнительная полоска.

Наконец, сами небо и земля уже словно бы больше не были прежними – хотя здесь установить конкретные различия было сложно.

«Все не то», – печально вздохнув, сделал вывод Миша.

«Ну, что поделаешь, – сказал Алексей. – Я думаю, разговорами тут дела не исправить. Предлагаю все-таки поесть, а затем отправляться ко сну: как знать, вдруг к завтрашнему утру все встанет на свои места?»

Анна и Миша согласились с этим предложением, и семья вернулась к прерванному ужину.