Проза

Красота всегда быстротечна

Прекрасна камчатская осень!

Совсем, как у А.С. Пушкина, − и «унылая пора» и «очей очарованье». И далее нельзя описать эту пору года лучше известного поэта:

Лесов в нашем суровом крае достаточно, особенно на сопках. «В их сенях ветра шум и свежее дыханье” − тоже с избытком хватает.

С каждым днем небо серело все больше, приобретая темно-свинцовый глубокий отсвет, и когда оно становилось совсем черным, − наутро жди пурги.

А пока жители Камчатки любовались и наслаждались красотой багряно-золотой осенней поры. Нигде нет этого времени года красивее, чем в наших местах. Сопки окрашивались в темно-красный цвет, расцвеченный лимонно-желтыми россыпями листьев березок и неувядаемой зеленью кедра сибирского. Все живое жадно впитывало в себя остатки тепла. С каждым днем ближе и сильнее ощущался скорый приход белой красавицы зимушки-зимы.

И вот уже наступила холодная камчатская осень с дождями, грязью и жёсткими, пронизывающими насквозь ветрами, постоянно дующими с океанских просторов. Я не очень любил эту тоскливую пору. Придя из школы, весь вечер торчал дома: на улицу совсем не хотелось идти и даже не тянуло. Отцу же это время года, наоборот, нравилось. Он и сам говорил об этом не раз, постоянно вздыхая:

− Скорей бы зима, хоть дома посидишь. А то всё бегаешь допоздна по дворам. – Я прекрасно понимал, что ему скучно сидеть одному в квартире. Но улица манила меня разнообразием, шумными весёлыми играми с приятелями, и я ничего не мог с собой поделать.

«Штурм» океана

  В сильные бури нас распускали по домам. И это было самое счастливое, весёлое времяпровождение. Родители не знали, что нас отпускали с уроков, и мы − отчаянные, бесшабашные мальчишки и девчонки гурьбой бежали не домой, а на берег океана − «штурмовать».

Игра «штурмовать океан» заключалась в следующем. Выбирали большую двухсотлитровую железную бочку из кучи разных предметов, выброшенных океаном и валявшихся на берегу без дела. Ставили её на «попа», как можно ближе к воде, и тут же запрыгивали на крышку-«палубу» импровизированного судна. Тот, кто продержится дольше всех, − победитель.

В ясную солнечную погоду «штурмовать» было неинтересно. Другое дело, когда на океане волны величиной с дом. Тогда не зевай: того и гляди, обрушатся на тебя, одиноко стоящего на утлой посудине, и попытаются сбросить с неустойчивого судёнышка, чтоб утащить к себе в морскую пучину.

В один из таких штормовых дней нас отпустили с уроков пораньше. Компанией из шести человек мы тут же побежали на берег, на ходу побросав портфели на прибрежную гальку.

Поначалу волнение на море было не особенно сильным. И мы, увлечённые игрой, даже и не заметили, как испортилась погода и волны выросли до огромных размеров. Азарт настолько охватил нас, что, не ощущая резко изменившейся обстановки, мы ставили и ставили бочки, прыгая всё дальше и дальше от берега.

Продолжалось это до тех пор, пока внезапно налетевшая большая тёмно-зелёная волна, с силой сбросив меня с утлого судёнышка, не швырнула в бурлящие воды и не поволокла в открытый океан.

О чём я думал в те роковые в моей судьбе минуты? Отчётливо помню, что единственная мысль, неотступно вертевшаяся тогда у меня в голове, нашёптывала с ехидством: «Всё, теперь отец тебя убьёт». Но ведь сначала я мог умереть в бушующих водах океана. Однако страх перед поркой был почему-то гораздо сильней, чем угроза захлебнуться и утонуть в морской пучине.

Волна протащила меня довольно далеко от берега. И, лишь несколько ослабев, выдохнувшись, собирая силы для очередного броска, отпустила − замерла, успокоившись на короткое время. Именно этих мгновений мне и хватило для решительных действий по спасению.

Я тут же поднялся − благо твёрдая опора ещё ощущалась под ногами − и стремглав, изо всех сил бросился к спасительной полоске земли, чернеющей далеко впереди. Там в панике бегали ребята, возбуждённо крича и размахивая руками.

Я бежал из последних сил, если можно так назвать моё неуклюжее перемещение в воде. Мокрая потяжелевшая одежда и ботинки, как пудовые гири, сильно замедляли продвижение, уменьшая шансы на спасение от грозной стихии.

А за спиной уже слышался страшный рёв. Я ощутил холодное дыхание − меня, беглеца, преследовала рассерженная огромная волна. Вобрав в себя, как показалось мне от страха, всю мощь разбушевавшегося океана, она пыталась догнать ускользнувшею от неё жертву, яростно ревя и пенясь со злости. Неслась, чтобы вот-вот настигнуть бедного, измученного, продрогшего ребёнка, ещё не в полной мере осознавшего серьёзность своего положения.

Задыхаясь от вездесущих брызг, не дающих и рта открыть – он тут же заполнялся противной горьковато-солёной водой, я последним рывком вырвал свою жизнь из цепких лап океана. Ребята, подбежав, подхватили меня, обессиленного, и вытянули на безопасное место.

Мокрый, окоченевший, трясущийся от пережитого страха, наконец-то осознанного мною в полной мере, я беспомощно валялся на сыром холодном песке. Вдобавок ко всему полил противный дождь. Я настолько замёрз, что беспрестанно дрожал всем телом.

Что было делать? Домой, конечно же, я идти не мог: очень боялся отца. Боялся его лютой, звериной злобы. В моменты бешенства он мог запросто меня убить.

Недалеко от школы находилась теплица, в которой мы пробовали весной высаживать рассаду, но сейчас там ничего не росло. Однако она была цела и даже закрывалась на маленький замочек. Одному из приятелей пришла в голову мысль: сломать замок и проникнуть внутрь. Там я мог спокойно обсохнуть, по его подсчётам, где-то уже через час. Я естественно согласился.

А что мне ещё оставалось делать? Разве у меня был другой выход из создавшегося положения?

Куда мне было идти? Домой? После всего произошедшего туда мне вовсе не хотелось. Да я бы и не пошёл ни за что на свете: злоба к отцу душила, сдавливала дыхание. И я мужественно решил заночевать на старой барже, что находилась на заброшенном пирсе.

«Старый караван»

«Старым караваном» называлось кладбище вышедших из строя кораблей. В тёплое время года мы с ребятами частенько прибегали сюда поиграть. Это место − последнее пристанище отслуживших свой век рыболовецких судов − идеально подходило для наших развлечений. Здесь нам никто не мешал. Бесшабашно прыгая по прогнившим деревянным палубам, ловко цепляясь за ржавеющие железные остовы старых посудин, мы упоённо предавались играм в войну, пятнашки, жмурки.

Каких судов там только не было! Над всем скопищем кораблей возвышались, словно сивучи на лежбище, огромные, внушительных размеров траулеры «БМРТ». Рядом мостились большие ржавые баржи − тяжёлые неповоротливые раньше да и сейчас, посудины-лохани. В укромных местечках пристроились кунгасы − малые суда для транспортировки рыбы. Замерли, как монументы, навечно в одной и той же позе − выпятив вверх острые носы и сиротливо прижавшись друг к другу − небольшие, юркие и быстроходные в прошлом, катерки «МРСы», навсегда забывшие морские просторы и стоявшие теперь несчастные, всеми покинутые и ненужные.

Вообще-то всё здесь: и унылый пейзаж и покорёженные части кораблей, захваченные в плен ржавчиной и плесенью, да стоны и скрипы судов, разваливающихся от неумолимого хода времени и разрушительного действия природных факторов в виде ветра и воды, − ещё больше нагоняло тоску и наводило на грустные размышления.

Я забрался наверх баржи и, открыв люк, с осторожностью заглянул внутрь. Закрытое помещение дохнуло на меня затхлым воздухом, сыростью, прелыми водорослями и ржавчиной. У меня сразу же исчезло желание спускаться вниз, в холодную черноту трюма. Вдобавок стал накрапывать мелкий противный дождь и поднялся пронизывающий ветер. Я продрог, мне стало страшно и захотелось домой. К тому же я так сильно хотел есть, что холод и голод пересилили страх перед наказанием. И, немного посидев съёжившись на мокрой палубе, я понуро побрёл к дому…

Эх, моряк, где ты только не был!

В молодости отец окончил Одесское военно-морское училище. Получив звание лейтенанта, участвовал в морских походах в качестве начальника боевой части на пограничном крейсере «Осторожный» и подводных лодках Северного флота. Дослужившись до капитана второго ранга, ушёл в отставку. Получив второе высшее образование после окончания Калининградского института водного транспорта, он перешёл в Балтийский флот. Работал на рыболовецких судах в должности старшего механика.

Где он только не побывал за время своей работы! Китай, Корея, Куба, Ирландия, Скандинавия, Канада, Великобритания, Испания, Новая Зеландия, мыс Доброй Надежды, Канарские острова, Африка…

Когда я просил его рассказать о странах, которые ему удалось посетить, о людях, живущих там, их нравах и обычаях, он всегда любил повторять одну и ту же неизменную фразу: «Проще сказать, где я не был»…

(Продолжение следует)