Рейтинг публикаций

Лабиринт – это пустота и скука. Как писал Сартр, «ад – это другие». Лабиринт в этом смысле похож на ад. Каждый тут не интересен остальным, и все с этим смирились

У людей страсть – не лишайте нас этой страсти! Дайте душу излить. Нет у нас занятия более хмельного и радостного, чем писание. И пусть издатели на нас не надеются, хватит им писателей, которые, впрочем, волками воют от них! Мы пишем для себя, а это – выше! Для себя не сделаешь плохо. И как знать, настанет пора, когда издатели сами придут к нам с поклоном, станут слёзно просить отдать им написанное за большие деньги. А мы ещё поглядим!

Подчеркнем, эта свобода принципиально отличается от свободы «не следовать установленным правилам»: соответствие требованиям моральных категорий, как это хорошо показано у Канта, само по себе является продуктом нашей собственной воли.

Три – совершенное число, но семь – сильнее.
Семь драконов на горе будут судить иссуетившееся человечество: семь мудрых, восточных драконов.

Каждый из нас разделен надвое. Один – на земле, непостоянный, исковерканный и изуродованный собственными слабостями и мирским несовершенством. А второй, настоящий и вечный – где-то очень высоко, дальше всех мыслимых планет и галактик, в таинственном кармашке бесконечности. Как хочется, чтобы первый бегал по земле, держа и обращая взгляд на второго, как на воздушного змея, подгоняемого ветрами истины.

...бюрократизация всех форм труда создает исполнителя, тщательно следующего ритуалу, инструкции. Его поступки (...) не должны нести никаких следов импровизации и индивидуальности. Результатом бюрократизации стал неизмеримо больший объем производства, нежели в персонализированном процессе, и, соответственно, больший полезный коэффициент труда, что привело к невиданному в истории роста благосостояния индустриальных стран.

Во дворе наступал час мертвого будничного затишья – излюбленное время квартирных воров, подвальных кошек и доминошных пенсионеров.

Город, вечный город, в котором он умер и жил, в котором не зажигаются спички – сухие, с тугими головками серы, не загораются – никогда, город стоит у костров, на майдане, и небо над ним в апельсинах, сейчас.

...Однажды в один пронизывающий день все было тихо и обычно. И вдруг она почувствовала, как на нее надвигается и хочет схватить ее нечто абсолютно страшное, раньше никогда не бывавшее, окончательное и вечно нелепое.

Мотылёк на окне // Попался в сеть занавески. // Сегодня судный день мотылька. // Доводы о жизни не вески.

Проблемы со сном были и раньше, заснуть получалось только рядом с Рамизом – в абсолютной темноте, тишине и с ощущением крепко запертой изнутри двери. «Тебе надо спать в гробу с защелкой изнутри» – шутил он, удивляясь моей любви к его темной квартире, единственным окном упиравшейся – в стену. До сих пор счастье имеет для меня форму дворницкой, запах зиры, цвет граната на изломе, ощущение присоленной кожи рядом.

И все о чем мальчик мечтал