Рейтинг публикаций

Мы даже название специальное для этого придумали — воля вольная

В наше время подчас такие разные процессы, как внешняя миграция в Европу, массовое освоение и применение энергии ветра и солнца, ряд других технических новинок, социальное расслоение и размывание среднего класса, старение местного населения ведут к одному закономерному итогу – распаду того, что мы называем Европой.

Ах, эта проклятая антиномия человеческой экзистенции!

Чтобы сохранить человека с его сложным и часто неконтролируемым внутренним миром нужно отказаться от материального Прогресса.

Нет априорной нравственности или безнравственности тех или иных сфер мирской деятельности, ибо, во-первых, на всех них лежит и печать катастазиса, печать падшести и печать благодати Святого Духа, во-вторых, они есть выражение, объек-тивация, проекция духовно-душевного склада и уклада участвующих в них людей.

Каково ныне наше отношение к смерти? По-моему, оно достойно удивления.

Итак, мы пришли к двум как будто противоречивым выводам: с одной стороны, чувственное переходит в рациональное, а с другой – рациональное в чувственное. В этом кажущемся противоречии заключена истина, в которой следует разобраться более подробно.

Прежде всего, представляется, что законный предмет философии – разум, пронизывающий собой все философские дисциплины и все эпохи истории мысли, в настоящей историко-философской ситуации может быть наиболее эффективным образом сконцентрирован в предмете философии сознания...

...вранье о всеобщем тлене – а это ведь явное вранье. Тут и Екклесиаст, и Марк Аврелий сами себя опровергают – ведь слова-то их мы помним до сих пор – по прошествии тысячелетий после того, как они были сказаны. Следовательно, слова эти логично считать либо прямо нетленными, либо крайне долговечными. Как говорится, Ленин умер, а дело его живет.

Изучая биографию философа, можно прийти к выводу, что тот обладал глубоким личным интересом к религии, однако любые попытки  определить, в какой степени его идеи применимы к данной области, должны учитывать всю специфику его отношения к религиозному феномену, не останавливаясь на рассмотрении лишь редких фрагментов его трудов, так или иначе касающихся этой темы. Это тем более справедливо, что замечания Витгенштейна по вопросам этики и религии, разбросанные по его работам,  отчетливо соответствуют  общей линии его философствования и непосредственно вытекают из нее, что более чем оправдывает интерес к <теологической> стороне его наследия.

Не горюй, "плачущий Гераклит". Всё не так запущено в этом мире… Процитирую твоего любимого Ницше: "Что обещает нам жизнь, исполним мы во имя жизни!"

Вопрос о границах культуры, о праве светского писателя касаться духовных истин, о связи написанного/текста, и задуманного/интенции, о синтезе эстетического, этического и религиозного – все эти вопросы тут оказались в едином пространстве события.