Рейтинг публикаций

...отдельные идеи джадидизма стали возрождаться, проникая в мировоззрение некоторой части татарской интеллектуальной элиты...

...существует взаимная конвертация языка и времени — в случае, если нам открывается их собственное существо. Язык, взятый в его онтологической ипостаси, способен как продуцировать темпоральность (нарушением темпоральной симметрии символа), так и аннулировать ее — возвращаясь к симметрии символического строения бытия. Время и вечность, следовательно, взаимно скоррелированы: одно невозможно без другого.

Я морален не потому, что хорош или плох, добр или зол, а потому, что занимаю определённое положение в конкретных семейно-общественных отношениях; хорошим или плохим я стану в тот момент, когда попытаюсь изменить своё положение в этих отношениях, например, продам своё первородство или, наоборот, подсуну свою голову под благословление ослепшего родителя.

Апейрон – наиболее ранняя зафиксированная интуиция о бесконечном, при этом наиболее чистая, не затуманенная избыточными образами и объяснениями. Взявшись за заявленную тему, минуть Апейрон было бы невозможно.

Там, где умирает Бог, неизбежно умирает человек: раз нельзя сводить Бога к обоснованию того, почему человек существует, то из этого проистекает фундаментальный опыт безопорности, упирающийся в Бездну Небытия.

Всё случается: народные движения, войны и революции, смены правительств – всё это случается. И случается точно так же, как случается в жизни частного человека, когда он рождается, живёт, умирает, строит дома, пишет книги – не так, как он хочет, а так, как случается. Всё случается. Человек не любит, не желает, не ненавидит – всё это случается.

Человеческое знание ушло далеко вперед, философам и спины его не видно. Где сейчас философы? В академиях, университетах, институтах, на побегушках у администраций, но не на передовом фронте науки, как это было в античности и в Новое время. Почему? Да потому, что философам нечего предложить науке, нет идей, кроме теории всеохватывающего сознания...

...А. Блок назвал всеядную иронию, пе-реходящую в автоиронию, <падающей иронией гибели>. Поэт уловил ос-новную модернистскую установку: героический и трагедийный пафос ис-чезал, его замещала ирония. Тенденция эта углубилась в эмиграции (у В. Ходасевича, Г. Иванова, А. Ремизова) и, казалось бы, исчерпала себя с мо-дернизмом, но в постмодерне ирония поистине без берегов. Смех погибели - памятник Веничке, монумент алкогольной агонии, - вот что пока воз-двигла послесоветская эпоха. Поэма <Москва-Петушки> глубока тем, что в ее центре хорошо узнаваемый тип юродивого, очень важный для русского сознания.

«А от дерева познания добра и зла не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь». (Быт.2:17) Не принимай на веру добра и зла и, сделав выбор, не поддавайся обольщениям искусителей проверить это в деле – ты жив, пока ползет змея – мимо и прочь.

...Бог «заинтересован» в человеке как состязателе, отпадение которого в сумрак богооставленности служит парадоксальным залогом к тому, чтобы посредством дерзновения, личного духовного усилия вернуть утраченную причастность к Свету...

Августин Блаженный в книге «О Граде Божьем» писал: «Я не боюсь никаких возражений относительно этих истин со стороны академиков, которые могли бы сказать: „А что если ты обманываешься?“ Если я обманываюсь, то уже поэтому существую. Ибо кто не существует, тот не может, конечно, и обманываться: я, следовательно, существую, если обманываюсь».

...человек не завершен, и поэтому далеко не каждый из нас может притязать на то, чтобы называться истинным человеком.