Жизнь как есть

  В Путеводителе Центрального государственного архива литературы и искусства Санкт-Петербурга истории создания журнала «Аврора» посвящено несколько строк: журнал "Аврора" ЦК ВЛКСМ, Союза писателей СССР и Союза писателей РСФСР (1969 – по наст. время). «Создан постановлением Секретариата ЦК КПСС М 66/79 ГС от 31 января 1969 г. со следующей структурой: секретариат, редакционная коллегия, отделы: литературный, публицистический и юмора. Находился в ведении ЦК ВЛКСМ, СП СССР и СП РСФСР. 7 мая 1993 г. учредителями стали Международное сообщество писательских Союзов и Союз писателей Российской Федерации. С 16 июня 1998 г. учредителем альманаха "Журнал Аврора" является Санкт-Петербургская общественная организация культуры "Аврора"»¹.

Итак, 45 лет назад ЦК ВЛКСМ сочло, что для читающей молодёжи Советского Союза – а тогда читали все и всё, включая «толстые» журналы и газеты, выходящие многомиллионными тиражами,– одного литературного молодёжного журнала «Юность» было явно недостаточно. И в конце июля 1969 года на берегах Невы увидел свет первый номер ленинградского молодёжного журнала «Аврора»:  главный редактор – Нина Сергеевна Косарева (с 1969 по 1972 гг.), её заместитель – Андрей Львович Островский (1926 – 2001) и ответственный секретарь – Александр Матвеевич Шарымов (1936 – 2003), принятый на работу в мае 1969 года.

Принято считать, что журнал «делает» ответственный секретарь.

 «1969-й год. Александр Матвеевич Шарымов в возрасте Иисуса Христа. Мы шутим и веселимся по этому поводу. Хотя какие там шутки! Мы делаем первый номер журнала "Аврора", разместившись за тремя столами в маленькой комнате "Костра" на Таврической, 37, где нас, бездомных, приютила дружественная редакция.
            Во главе "Авроры" – Нина Сергеевна Косарева, новичок в редакторском деле, но, как ни странно, – а мы ведь не с улицы, – тоже чувствуем себя неуверенно. Не выказывает комплексов, да их и нет у него, один только Саша Шарымов. Он – ответственный секретарь, правая рука главного. Многие из нас видят друг друга впервые. Команды ещё нет. А командир? Всем почему-то понятно, что командиром должен быть Саша Шарымов. Нина Сергеевна во всём полагается на него и одновременно учится. Он умён, деловит, спокоен, мягок. Надо определить направление журнала, его мировоззренческую позицию, рубрики, оформление – со всеми вопросами и предложениями мы обращаемся к Шарымову. Он безошибочно называет имена лучших прозаиков и поэтов, он ориентируется в городских проблемах – город его любовь и предмет исследования, а главное – у него громадные связи, или лучше сказать дружбы с художниками, поэтами, актерами, актрисами, музейщиками, с начинающими гениями и убеленными сединами книжниками-архивистами…». Так впоследствии напишет об этом времени в своих воспоминаниях Людмила Региня, зав. отделом публицистики «Авроры». Конечно, ей виднее, хотя Н.С. Косарева, спортсменка и комсомольский функционер, уже поработала в журнале «Костёр».

          Кто же такой Александр Шарымов? Филолог, журналист, редактор, историк Петербурга, поэт и переводчик. В 2001 году в стихотворении к первой годовщине своего внука Никиты (Кукушкина по отцу) «О нашей родословной» он напишет² так:

Родословная есть у Пушкиных,
Курьяновичей³ и Кукушкиных.
Пролетевши шариком мимо них,
Расскажу тебе о Шарымовых.
Мой отец мне не раз говаривал
Про Шарымовых, что татаре мы,
Что «Шарым» — по мнению дервишей —
Означает «мечом владеющий»,
Но под старость, прозревши быстро,
Впал в сугубое русофильство,
Утверждая теперь играючи,
Что Шарымов — «шары ымающий»,
Что Шарымовых, дед⁴ рассказывал, —
Полсела, остальные — Глазовы,
А «глаза», мол, и есть — «шары»…
Вот и выйди из этой игры:

Чьим мечом ты плашмя ударен⁵?
Кто ты — русский или татарин?..
Но по маме⁶ я — Иванов,
И не надо тут лишних слов.

        Матвей Филиппович Шарымов, артист драмы, познакомился с Валентиной Андреевной Ивановой, библиотекарем и библиографом во время гастролей свердловского театра во Владивостоке, после чего она переехала в Свердловск, где в 1936 году у них родился сын Александр. Научился читать он в четыре года, с 9 лет начал писать стихи, а первая публикация в прессе состоялась, когда ему было 15 лет. После развода родителей Александр жил с матерью в Оренбурге, проводя массу времени в библиотеке. Его друзья и родные отмечают, что он с детства «был пронизан поэзией». Но связь с отцом у него не прерывалась всю жизнь. Ирэна Каспари, технический работник журнала «Аврора», а впоследствии вторая жена Шарымова,  передала мне сохранившиеся у неё воспоминания Александра о своём отце:

«ОБ ОТЦЕ

        С третьего класса Александр Шарымов начал изучать английский язык у внучки Огарёва и пытался переводить английских поэтов Байрона, Бёрнса, Уитмена. Для своей сестры Ирины (от второго брака отца) сочинял весёлые детские стихи. Склонность к филологии привела его в 1954 году в Ленинградский университет, отделение журналистики филологического факультета которого он окончил в 1959 году. Этот выпуск журналистов филологического факультета дал стране много известных имён, хотя журналистского факультета в ЛГУ в то время ещё не было, он был создан два года спустя. Пятнадцатилетие выпуска филологи-журналисты запечатлели на коллективной фотографии.

За плечами филолога-журналиста к моменту прихода его в «Аврору» было уже более десяти лет работы по профессии в разных редакциях от Дальнего Востока – литературный сотрудник «Камчатской правды», редактор молодёжных передач на радио до Северо-запада: старший редактор Петрозаводского телевидения, литературный сотрудник газеты «Ленинградская правда» по отделу культуры, временно исполняющий обязанности редактора отдела и затем исполняющий обязанности главного редактора журнала «Нева», редактор на ленинградском радио. Ирэне Павловне Каспари в разговоре со мной пришлось перелистать страницы его трудовой книжки, чтобы уточнить географию его творческого роста. Вот этот немалый и разносторонний опыт и позволяет Александру Шарымову определить, по словам Людмилы Регини, «мировоззренческую позицию» журнала «Аврора». А эта позиция – дорогу молодёжи.

«По коридорам редакции (мы уже переехали с Таврической на Литейный, 9), – продолжает воспоминания Людмила Региня,– бесконечно ходят Борис Федорович Семёнов, Гага Ковенчук, Лёня Каминский, Саша Житинский, Глеб Горбовский, Витя Максимов, Володя Уфлянд, Витя Бузинов, Женя Рейн, Борис Спасский, Михаил Таль… Они не просто ходят, они несут Шарымову свои рисунки, стихи, очерки. И они знают, что будут напечатаны в "Авроре"». Не только Ковенчук, отметила в разговоре со мной Людмила Бубнова, жена писателя и художника Виктора Голявкина, все художники – юмористы и сатирики – прошли через коридоры «Авроры». Из Петрозаводска возвращается в Ленинград сокурсник и друг Александра – Алексей Самойлов, чтобы вскоре возглавить отдел публицистики. В 1972 году «по легкомысленной причине» с целью «усиления партийной прослойки» редакции журнала «Аврора» Александр Шарымов вступает в ряды членов КПСС. На страницах журнала читатель знакомится с произведениями Даниила Гранина, Александра Володина, Михаила Дудина, Вс. Рождественскго, Вадима Шефнера, а рядом – молодая поросль модернистов: Сергей Довлатов, Владимир Уфлянд, Евгений Рейн, Виктор Ширали, Виктор Кривулин, Арсен Мирзаев… Эти имена – в значительной степени выбор и вкус А. Шарымова. Мне думается, что ответственный секретарь должен быть ответственным. «Не удивительно, что на всех местах официальной службы А. М. Шарымова на его столе стоял умеренного размера портрет В. И. Ленина, – написал в своих воспоминаниях ленинградский поэт Владимир Уфлянд. – Смешно другое: это была фотография Cашиного отца, талантливого провинциального актёра в роли Ленина».

Смешно-то смешно, но смех бывает и сквозь слёзы. В Таллине, когда Матвей Филиппович играл Ленина, произошёл, как сейчас бы сказали, «антиленинский теракт»: над местом, где стоял Ильич, с потолка упало какое-то бревно, чудом не задевшее актёра. Об этом эпизоде мне рассказали Ирэна Каспари и Ирина Шарымова, театровед, сестра Александра, живущая в Москве. По моей просьбе она написала небольшие воспоминания о своём брате:

«Начиная рассказ о моем любимом брате, Александре Матвеевиче Шарымове — известном журналисте, историке, кинодраматурге, поэте и переводчике, нельзя не вспомнить о нашем отце, Матвее Филипповиче Шарымове. Отец был бунтарем по духу, русским актером, наделенным многими самобытными талантами. Он родился в Прислонихе, Симбирской губернии. В раннем детстве дружил с Аркадием Пластовым, в будущем известным художником. Вместе они брали уроки у замечательного акварелиста Дмитрия Ивановича Архангельского, и вместе пешком ушли учиться в Москву. Отцу удавалось многое, он писал стихи, у него был бас-профундо, и вообще он был мастером на все руки. Многие из этих качеств передались моему брату. Саша бывал у нас и в Сталинабаде, (ныне это Душанбе), и в Ташкенте, и в Перми, и в Таллинне, и в Ульяновске,  и общение с отцом всегда было очень важным для него. А для меня после смерти отца, главным человеком в моей жизни стал брат. Если отец учил меня писать стихи, то Саша учил работать над ними. Когда в моей жизни возникали сложные ситуации, я продавала очередной плащ и покупала билет в Ленинград. Я ездила к Саше «за формулами», и всегда получала от него чёткий, ясный, конкретный ответ, а вместе с ним, надежду и уверенность. Саша был наделён удивительным чувством юмора. Мы с ним были спорщиками, и, как правило, в спорах он побеждал. Я счастлива, что ветвь Шарымовых продолжается во внуке Никите, и хочется верить, что он станет преемником всех талантов и достоинств своего деда».

Но вернёмся к проблеме ответственности ответственного секретаря. Шарымов уговаривает Нину Косареву заключить договор с опальным Бродским, «заведомо зная, что стихи напечатать невозможно. Формально в таких случаях автор имел право на какой-то процент от суммы в договоре. Обман имел благородный оттенок. Бродский бедствует. Ему надо помочь», – не забывает этот эпизод и Людмила Региня, характеризуя душевные качества А. Шарымова.    

По-видимому, от отца-актёра Александр «…унаследовал чарующе красивый голос отца,– вспоминает Алексей Самойлов. – На ленинградском радио Александр Шарымов вёл передачу "Пёстрая шкала", которой посвятили восторженные стихи Михаил Дудин и прекрасный рассказ ("Густой голос Выштымова") Виктор Голявкин. То, что прообразом Выштымова в рассказе послужил Александр Шарымов, подтвердила мне и Людмила Бубнова.

В 1977 году над редакцией «Авроры», возглавляемой с 1973 года Владимиром Васильевичем Торопыгиным (1928 – 1980), выпускником 1951 г. отделения журналистики филфака ЛГУ, грянул гром.

Выступая на общеписательском собрании Союза писателей, Юрий Помозов в гневе донёс до их сведения, что в «Авроре» окопались «солженицынские подголоски». А причиной разгрома послужила публикация в №11 журнала стихотворения Нины Королёвой о расстреле царской семьи:

Как будто лицо подняла я,
За чьей-то улыбкой,
Как будто опять ожила я
Для радости зыбкой…

Но город, глядящийся в реки,
Молчит, осторожен.
Здесь умер слепой
Кюхельбекер
И в землю положен.

И в год, когда пламя металось
На знамени тонком
В том городе не улыбалась
Царица с ребенком…

И я задыхаюсь в бессильи
Спасти их не властна,
Причастна беде и насилью
И злобе причастна.

За «политическую ошибку» и «пропаганду монархических идей» уволили заместителя В.В. Торопыгина Андрея Островского, главный редактор ушёл «по собственному желанию», секретарю партбюро Людмиле Регине поставили на вид, а Александр Шарымов получил  (по его словам) «первую пощёчину» от КПСС – ему объявили строгий выговор с занесением в личное дело «за политическую близорукость и пропаганду монархических идей». Правда, ему пришлось некоторое время в 1977 году исполнять обязанности главного редактора журнала до назначения главредом Глеба Горышина. Для В.В. Торопыгина его «добровольный» уход с поста главного редактора не прошёл даром, не исключено, что нервные перегрузки (есть такая теория в медицине) поспособствовали развитию болезни – рака лёгких, от которого он вскоре скончался.

Что же касается Александра Матвеевича, то вторая пощёчина не заставила себя ждать, но причина уже была личного плана. Его первая жена Наталия Шарымова (в девичестве  Вайнер, по первому мужу – Герасимова) эмигрировала в США, оставив их дочь Екатерину в Ленинграде во второй семье отца. Естественно, что мать с дочерью переписывались. Ирэна Каспари рассказала мне, что сотрудники обкома КПСС настоятельно рекомендовали Шарымову прекратить эту переписку. Но запретить дочери общаться с матерью Александр, разумеется, не мог себе позволить. Впрочем, он и в случае с публикацией стихотворения Нины Королёвой достойно стоял на пушкинской позиции призыва «милости к падшим». «Милости» по отношению к нему не последовало: в 1978 году он был уволен из «Авроры». Его трудовая книжка последующего времени пестрит словами: принят – уволен; связь с «Авророй» не прервалась, но это была уже временная работа по договорам. К чести Александра Матвеевича в постперестроечные годы он «…не клеймил компартию с трибун и партбилета прилюдно не сжигал», ему «…это представлялось не очень приличным». Ирэна Павловна рассказывает, что после увольнения из «Авроры» он работал, буквально не покладая рук, пытаясь заработать деньги на жизнь своей семьи – у него родилась уже вторая дочь Даша.

Писал сценарии и дикторские тексты (многие из которых читал сам) для Студии документальных фильмов и Леннаучфильма: 250 сценариев(!), в том числе несколько стихотворных, выступал на радио. А ведь у него была и основная работа – «для души»: Александр Матвеевич серьёзно занимался историей Руси.

С 1983 по 1994 гг. в «Авроре» были опубликованы несколько его «исторических штудий» – повестей, сочинений и очерков о ранней истории Санкт-Петербурга в рубрике «Из истории Приневья»: от первой повести «1703 год» (1983) до «Отражения Любеккера» (1994 г.). «Обычно история эта излагается со времён прибытия в Ладогу Рюрика с братьями. Моя хроника начинается со времён таяния ледника и заселения приневских территорий вернувшимися с востока угро-финнами», – напишет он в комментариях к единственной изданной при его жизни упомянутой выше книге «Стихи и комментарии». Что же касается его исторического 800-страничного фолианта, то, забегая вперёд, снова обратимся к воспоминаниям Алексея Самойлова: «В октябре 2001 года, поставив последнюю точку в своём подвижническом четвертьвековом труде, построенном на анализе новгородских и шведских писцовых книг, карт, выполненных в ХVI-ХVIII веках, летописей, документов, разнообразных российских, шведских, финских, голландских, английских источников, содержащихся в архивах и библиотеках, Александр Шарымов, запредельно скромный, абсолютно не пробивной "человек без локтей", в коротком предисловии "От автора" высказал надежду, что, написав книгу – "своего рода вступление в 300-летнюю историю нашего города, я выполнил только посильный мне труд – и счастлив, что смог таким образом выразить хотя бы какую-то долю своей любви к великому и прекрасному Санкт-Петербургу и хотя бы часть благодарности ему и восхищения им, которые я всегда ношу в сердце"». Стараниями его друзей, жены и коллег этот основной труд его жизни увидел свет уже после кончины автора, десять месяцев спустя после празднования 300-летия Петербурга, и был высоко оценён профессиональными историками.

Но снова вернёмся к «Авроре», которую после ухода В.В. Торопыгина и освобождения А. Шарымова возглавлял с 1978 по 1982 год Глеб Горышин. В декабре 1981 года в 12 номере «Авроры», открывшемся портретом генсека Леонида Ильича Брежнева в год его 75-летнего юбилея, на 75-й (!) странице журнала в разделе «Юмор» был опубликован безобидный, кстати, по словам Людмилы Бубновой написанный за пять лет до публикации, одностраничный рассказ Виктора Голявкина «Юбилейная речь». Бдительная общественность и, естественно, органы увидели в этой публикации «второй выстрел Авроры», за которым последовал второй разгром её редакции. Были уволены главный редактор журнала Глеб Горышин и ответственный секретарь Магда Алексеева. Виктора Голявкина перестали печатать на ближайшие пять лет. Александр Житинский, по его словам, случайно, без задней мысли поставивший этот рассказ на 75 страницу наказания не понёс, в то время он работал в «Авроре» лит. сотрудником по договору. «Мы — редакция и Голявкин — вовсе не были героями, пожелавшими совершить гражданский подвиг. Все и в самом деле вышло, хоть и трагикомически, но случайно», – объясняла ситуацию М. Алексеева⁷. Правда, существует и другая точка зрения – Горышина с его «почвенническими» привязанностями в редакции считали «варягом», недолюбливали. Его дочь Анна Гродецкая утверждает, что отец говорил ей, что его сознательно «подставили». Случайность или подстава?  Возможно, что когда-нибудь истина будет восстановлена. А пока…                                              

Новым главным редактором «Авроры» после этого события был назначен сокурсник Александра Шарымова Эдуард Шевелёв⁸, журналист, уже прошедший  немалый путь партийной номенклатуры. Александр Шарымов снова появляется в редакции «Авроры» сначала в качестве литературного сотрудника и постоянного автора. А 2 января 1991 года – вот она, гегелевская спираль – он снова становится ответственным секретарём журнала, да ещё и с повышением – заместителем главного редактора. В этой должности он проработает до окончательного ухода из редакции в августе 1996 года. Трагедия для писателя и журналиста: из-за диабета он теряет зрение, о чём пишет глубоко драматическое философское стихотворение «Теряю зрение...».
 

Я ухожу в мир звуков и теней,
Но в том судьбу не числю виноватой,
Проживши жизнь вполне подслеповато
И не найдя ни в чем претензий к ней.
Наоборот, я многое ясней
Сегодня представляю, чем когда-то;
Но в прошлое, по счастью, нет возврата,
А только – путь в мир звуков и теней.

          При уходе в этот мир « звуков и теней» при поддержке своих однокурсников и друзей в издательстве «Геликон-Плюс» под руководством Александра Житинского за два года до смерти Александру Шарымову удаётся увидеть книгу своих стихов «Стихи и комментарии». Это стихи о друзьях, сокурсниках, коллегах, «знаковых» людях ХХ века, с которыми ему пришлось встречаться в жизни, о тех или иных событиях, происходивших на его веку и в стране, и в редакции. Много «датских» стихотворений, посвящённых его друзьям по университету, коллегам, авторам «Авроры».

В 2000 году Шарымов напишет стихотворение «Основы мастерства» с посвящением своёму тёзке – Александру Анейчику.

Волшебная текстура
Лежит перед тобой,
Когда литература
Становится судьбой.
Не то чтоб ты обязан
Глаголы лить рекой,
А просто жизнью связан
С написанной строкой.
И как вино в стакане
Вживается в слова,
Хранит структура ткани
Основы мастерства,
Где крупно всё и крепко,
И переплетено,
А пряди чёткой лепки —
И лоно, и руно,
А говоря иначе,
И секс, и красота…
А что всё это значит,
Не знаю ни черта,
Зане укрыто в нитях
Заветное число
И фраза, извините,
Скрывает ремесло.

И был он унесен из Мавзолея.
Его зарыли в землю, не жалея, —
И на его отторженной могиле
Спокойно написали: «Джугашвили»,
А рядом с этим в скобках написали,
Что он известен был по кличке «Сталин»*).
И там лежит он, мертвый и усатый,
По самые по брови волосатый,
И не дымит его большая трубка,
А над плитой летит стальная крупка —
И та пурга ворчит с утра сердито,
О том, что скоро мальчик любопытный,
Желая все повыведать упрямо,
Наверно спросит папу или маму
С непрошеною детской прямотою:
«Кто тут зарыт, под этою плитою?
За что его снесли из Мавзолея?
Зачем зарыли в землю, не жалея?» —
И что ответит папа, неизвестно
И никому теперь не интересно.

1961 год. «На вынос из мавзолея»

*) Стихотворение сопровождается примечанием автора: Джугашвили (Сталин) Иосиф Виссарионович (1879–1953) — тиран.

Или вот ещё чуть более двадцатилетия спустя. Здесь Александр Шарымов ярко демонстрирует иронически-сатирические стороны своего таланта.

Памяти Брежнева

По за самым Мавзолеем,
У седой стены Кремля
Меж поляком¹ и евреем²
Приняла его земля.
Он с врагами был железен
И, медалями звеня,
Думал он, что был полезен
Для тебя и для меня.
Над Европой гордо рея,
Мудро вёл страны ладью,
Меж поляком³ и евреем⁴
Завершил судьбу свою.
И моргнув орлиным глазом,
Пережив свои года,
Умер мигом, умер разом —
Как и не жил никогда.

Ленинград, 1982г.

Примечания автора:
¹ Феликс Эдмундович Дзержинский (1877–1926) — глава ВЧК.
² Яков Михайлович Свердлов (1885–1919) — глава ВЦИК.
³ Войцех Ярузельский (1923) — маршал Польши, в ту пору — председатель Совета Министров Польши, с 1989 по декабрь 1990 — президент Польши.
⁴ Менахем Бегин (1913–92) — в ту пору премьер-министр Израиля.

Процитируем ещё один фрагмент из этой блестящей поэтической книги, на сей раз посвящённый подлинному событию в редакции журнала «Аврора».

                    "Гитара Галича¹

В основе этого стихотворения, написанного к 65-летию Алексея Петровича Самойлова, лежит реальный факт, имевший место в редакции питерского журнала «Аврора», где мы работали, в середине 70-х годов прошлого века.

«Аврора» Окуджаву вознамерилась
Печатать. И любимый нами бард
Приехал в Питер — и тогда уверенно
Мы к главному явились: «Где Булат?
Пускай придет, споёт». И Торопыгин² нам
Сказал: «Гитары нету — вот вопрос».
— «Я принесу», — Петрович неожиданно,
С ухмылкою ответил — и принес…

…Булат аккорд на пробу взял опасливо —
И на губах улыбка расцвела:
«Я вижу, что она в руках у мастера,
Гитара эта дивная, была…»
И глядя вбок, как будто бы рассеянно,
Петрович Окуджаве отвечал:
«Её Беньяш, Раисе Моисеевне³,
Перед отъездом Галич озвучал…»
Молчал Булат. Негромко так наигрывал,
Сжимая в тонких пальцах чуткий гриф,
Петровичу кивая с Торопыгиным,
Как будто с кем-то всласть поговорив.
Потом запел — и было что-то в песне той
От мысли, проступающей едва,
Когда в мотив, летящий нотной лесенкой,
Диктует кто-то нужные слова.
Звучали песни — и простые, вроде бы,
Но горло чем-то мнущие тебе.
И Соловьевы⁴ — Леночка с Володею —
Писали их на пленку для гэбэ…

…Прошло лет сто с того былого случая —
И поредел тех слушателей ряд.
Ушла Беньяш. И Галич улетучился.
И Торопыгин в нетях. И Булат.
Но живы мы! — и то, что было давеча,
Ещё не скрылось в мраке до конца:
Ещё звучит, звучит гитара Галича —
И души нам терзает, и сердца…

19 октября 2001, С.-Петербург».

Ирэна Каспари, говоря о стихах мужа, подчёркивала, что Александр исключительно требовательно относился к своему творчеству, поэтому он не считал эти стихотворения чем-то серьёзным, легко их писал, легко раздаривал стихи, не оставляя себе копий. Поэтому вошедшие в книгу произведения – это малая толика того, что написано им за недолгих 66 лет. И потеря полного поэтического наследия Александра Шарымова, несомненно, серьёзная утрата для отечественной литературы. «Поэтический дар Шарымова высоко оценивали-
¹ Александр Аркадьевич Галич (1918–77) — драматург, поэт-исполнитель авторских песен. С 1974 года жил во Франции.
² Владимир Васильевич Торопыгин (1928–80) — поэт и прозаик, главный редактор журналов «Костер» и «Аврора».
³ Раиса Моисеевна Беньяш (1914–86) — театральный критик и писатель.
⁴ «Соловьевы» — Елена Константиновна Клепикова, тогда — сотрудница «Авроры», и Владимир Исаакович Соловьев (1942), литературный критик».друзья его молодости – Иосиф Бродский, Лев Лосев, Михаил Ерёмин, Владимир Уфлянд. Издавший его книгу Александр Житинский назвал автора "историком по призванию, летописцем и лириком в одном лице, возродившим почти забытый жанр русской поэзии – жанр лирического дневника, в котором исторические потрясения соседствуют с бытовыми фактами, а великие фигуры – с друзьями застолий"». Трудно не согласиться с этим утверждением.

Говоря о поэтическом творчестве А. Шарымова, нельзя обойти молчанием глубокий лиризм его стихотворений, наряду с трагической публицистичностью.

И сразу вспоминается другое «отчаяние» другого поэта – Георгия Иванова: «Есть от чего прийти в отчаянье,
И мы в отчаянье пришли».

        В 1985 году Александр Шарымов, ранее написавший себе эпитафию, создаст и «Вариант завещания».

Однажды на ноже карманном
Найдешь пылинку дальних стран…
                              Александр Блок

В бессмертье не верю.
Но если умру
Не раненым зверем,
Уползшим в нору,
А если случится
Мне жребий такой,
Что в стенах больницы
Уйду на покой,
Не прячьте в могиле:
Молчи не молчи,
Мы узники были,
Нам место — в печи.
Любезный коллега!
К вам — просьбицы две.
У старых Коллегий —
Ступеньки к Неве;
Так урну — не в нишу,
А к лесенке, где
Мы с Вовой¹ и Мишей²
Резвились в воде, —
И сыпьте сурово
Мой пепел на дно,
Где с Мишей и Вовой
Мы плыли давно.
Авось мимо Ханко
Сквозь узенький Зунд
К Ла-Маншу останки
Мои проползут.
Атлантики — мало!
Сквозь тысячу стран
Панамским каналом —
В другой океан!
А там — в холодину:
Вдоль северных скал
С какой-нибудь льдиной
Пройдут на Ямал
И верст этак с тыщу
Промчатся хитро,
Приклеившись к днищу
Гиганта «ро-ро»³.
Гонца Беломорья
Встречают — гудок
И дамба, и, вскоре, —
Ремонтников док.
Мой прах, как ракушки,
На них рассердясь,
Собьет пескопушка
От днища — как грязь.
На запад помчится
Он вновь, как Нева.
И так повторится
Не раз и не два…

¹ «Вова» — Владимир Иосифович Уфлянд (1937) — питерский поэт так называемой Филологической школы. Вместе с Михаилом Красильниковым и автором этих строк Уфлянд был участником ставшего вполне легендарным заплыва в июле 1956 года через Неву — от здания Двенадцати коллегий к Сенатской площади. Нашу одежду на левый берег Невы нес другой поэт Школы — Михаил Федорович Ерёмин (1936).
² «Миша» — Михаил Михайлович Красильников (1933–96) — поэт и бывший политический заключенный; вместе с Юрием Леонидовичем Михайловым (1933–90) — один из основателей Филологической школы. При жизни Красильников публиковался в питерском журнале «Аврора».
³ «Ро-ро» — тип грузового судна.

…Но крошечка праха,
Сухая уже,
Присядет, как птаха,
На чьем-то ноже,
Проплыв океаны,
Шутя, налегке,
Цветному туману
Даст место в строке, —

Случись лишь поэту
Приметить ее…
И может быть, это —
Бессмертье мое.

Две «просьбицы» поэта вынесены на чётвёртую страницу обложки книги его стихов. 18 лет спустя, когда 17 марта 2003 года Господь послал ему в реанимации Покровской больницы «непробужденья дар», его родные и друзья исполнили волю поэта: «Похоронили мы Сашу, строго следуя его завещанию, высыпав прах в Неву на спуске против здания Двенадцати Коллегий», – Ирэна Каспари.

Десять лет тому назад ушёл из жизни журналист, публицист, писатель, историк, поэт, ответственный секретарь журнала «Аврора», – Александр Шарымов, но он не ушёл и никогда не уйдёт из русской литературы, а его имя навсегда вписано в историю Ленинграда – Санкт-Петербурга, в историю Приневья, Невы и «Авроры», пока ещё не севшей окончательно на финансовые рифы постперестроечной России.