Жизнь как есть

18 января 1943 года  в 9 часов 30 минут года в самые холодные дни зимы, когда морозы достигали 35-40 градусов, на восточной окраине Рабочего поселка № 1 под Шлиссельбургом части 123-й стрелковой бригады Ленинградского фронта соединились с частями 372-й дивизии Волховского фронта.  Ленинградское радио предупредило жителей героического Ленинграда о том, что будет специальное сообщение. Его передали поздно ночью: «Блокада прорвана. Мы давно ждали этого дня. Мы всегда верили, что он будет. Когда мы хоронили своих близких в мерзлую землю братских могил, мы вместо прощального слова клялись им: "Блокада будет прорвана!"». И она была прорвана 70 лет назад.

С каждым днём всё меньше и меньше остается очевидцев и участников тех великих событий, уходят ветераны, блокадники, но остаются их дневники, рассказы, передаваемые старшим поколением, которые становятся изустной легендой. Дети блокадного города, им уже перевалило за шестьдесят, а кому и за восемьдесят, но многие помнят какие-то отдельные события тех лет, какими  бы ни тяжелыми и горькими ни были эти воспоминания.

 

 

Таня Шупенко прожила всю войну в детском доме, где всю блокаду рядом с детьми-сиротами работала её мать-учительница, Наталия Васильевна. Отец Фёдор Иосифович –  морской офицер – был на фронте. Казалось бы, какие штрихи блокадного быта могла помнить трёх-шестилетняя девочка? А вот в память врезалось, как эти крохи сидят за столом, и воспитательница учит их… Чему? Они перебирают крупу: желтые крупинки в одну сторону, а черные – в другую.  Воспитательница рядом с детьми тоже перебирает крупу для каши и внимательно смотрит за работой детишек: тщательнее, чтобы ни одна чёрная крупинка не попала в жёлтую кучку. Ещё бы! Крупа  была заражена мышиными экскрементами…

 

Маме Риты Благовещенской удалось выехать вместе с пятилетней дочерью из блокированного города по Дороге Жизни. Они были эвакуированы, в какой-то уральский посёлок. Долго ехали зимой на санях, возница остановился в деревушке. Эвакуированные из Ленинграда! Собрались женщины. Рите протянули кусок черного хлеба, намазанного маслом. Она аккуратно разломила его на четыре части и съела один кусочек. Женщины удивились, почему она не ест.

– Это на вечер, – пятилетняя девочка показала на один  кусочек,– а это на завтра.

И  деревенские женщины зарыдали в один голос! Всего один штрих, и картина блокады как на ладонях.

 

Это была еще «довойна» – было такое выражение в лексиконе семьи народной артистки России Веры Александровны Карповой, – пишущееся в одно слово. Когда же «довойна» кончилась, в начале блокады её мама отправила Верочку с сестрой и совсем маленьким двоюродным братиком на одном из последних поездов к  бабушке в  Калининскую (ныне Тверскую) область в деревню Сушигорицы. А сама тоже хотела вскоре выехать к ним и задержалась лишь для того, чтобы закончить курсы кройки и шитья (!). Тогда никто не верил в то, что война будет долгой, все надеялись, что она продлится месяца три, не больше. Вот так и осталась Татьяна  Андреевна на все 900 дней в осажденном городе, работая начальником объекта «Дом занимательной науки». Её муж воевал в воздушно-десантных войсках. Вера Александровна вспоминает, что в спешке при проводах мама забыла дома банку какао, приготовленную детям в дорогу. И это спасло ей жизнь в первые месяцы самой страшной и холодной блокадной зимы 1941 г.

– Мама не только выжила, она в прямом смысле спасла наш дом, – рассказывает о тех днях Вера Александровна. – А ведь это был знаменитый ныне Фонтанный дом! Во время бомбардировок и обстрелов она часто дежурила на крыше. Однажды, когда на дежурство заступила она и наш дворник Дуня, на крышу упала зажигательная бомба. «Татьяна, на нас –  плевать, а дом надо спасти», –  крикнула Дуня, –  и они сбросили бомбу с крыши вниз. Дом пошатнулся, но остался цел. В наш двор все время подбрасывали тела умерших. И мама вывозила их в Куйбышевскую больницу. Еще она рассказывала свой сон из тех блокадных лет. Снилось, что она стоит на лугу, а к ней подходит козочка, начинает лизать ей руку, а потом вдруг очень больно кусает. Мама вскрикнула и проснулась –  у нее на руке сидела огромная крыса. Моя мама была героическим человеком. Она прожила долгую жизнь –  91 год! Мы, дети, ведь только «лизнули» блокады. Когда вражеское кольцо было прорвано, генерал-майор Капитохин – командир части, где служил мой отец, –  сделал пропуск на выезд из Калининской области в Ленинград. Мама приехала за нами в деревню, и мы вернулись в родной город. Сначала мы жили в комнате на первом этаже справа от знаменитых ворот с гербом графов Шереметевых. А позднее возвратились в свою квартирку на третьем этаже. В июле 1944 г. вернулись Пунины. Ключи от их квартиры, где все  вещи осталось в целости и сохранности, им вручила мама  как начальник объекта, хотя стекла в их квартире частично пострадали от бомбёжек.  В августе предпобедного  года в Фонтанный Дом возвратилась и Ахматова.

Мы говорим о блокаде. Вера Александровна рассказывает, что, получив пропуск в Ленинград, –   в прифронтовую зону – Татьяна Андреевна с тремя маленькими детьми добралась до вокзала в Калинине в полной неизвестности: то ли будет поезд на Ленинград, то ли нет, не зная, пропустят ли её в прифронтовой город по пропуску генерала Капитохина. Когда же поезд пришёл,  и ей удалось занять одну полку на четверых, измученная женщина заснула мертвецким сном. Внезапно проснулась с ужасом – рядом с ней не было детей(!). Она вскочила и увидела, что детей «разобрали» солдаты, едущие в поезде в соседних купе, разговаривали с ними, подкармливали своими запасами. Вроде бы простой житейский эпизод, но в нём вся жизнь солдата-защитника родины, оторванного от своих семей, от своих детей!  «Эх, война, что ты сделала, подлая…».

 

Евгении Ивановне, маме Нины Киселевой, которая вывезла её из блокированного города по Дороге Жизни, некому было прислать пропуск в Ленинград, муж был на фронте, родных не было. Чтобы вернуться домой после прорыва блокады, ей пришлось завербоваться на стройку – требовались рабочие руки для восстановления города. Но завербоваться можно было только одинокой женщине без детей. А куда деть шестилетнюю дочь, спасенную от голодной смерти? Родных нет! Бросить? Отдать в детский дом? Героическая женщина сажает ребенка в мешок, вносит её в вагон и в этом же мешке за спиной вынесет её  из вагона на перрон Балтийского вокзала. Я буквально онемела, услышав этот «постмодернистский сюжет» сказки про Машу и медведя.

– Что ты удивляешься, – пожала плечами её подруга, также, как и Нина Сергеевна прожившая часть блокады в Ленинграде. – Тогда многие так делали!

 

Штрихи блокадного времени, врезавшиеся в детскую память, они самые разные, но всегда неизбывно тяжёлые.

Знаменитая балерина Алла Евгеньевна Осипенко, ученица Вагановского училища в 1941году,  эвакуировалась вместе с ним ещё до того, как сомкнулось кольцо блокады. Вскоре в эвакуацию к ней приехала её мать, а бабушка оставалась в Ленинграде до 1943 года.  Летом 1943 года, – вспоминает Алла Евгеньевна, – в Пермь, куда перевели балетное училище, пришла телеграмма, чтобы мама  встречала бабушку. Алла с мамой приехали в порт, подошёл пароход, вышли пассажиры. Моряки помогли сойти с парахода какой-то старухе необъятных размеров – сама она идти не могла, –  сгрузили её багаж, баулы, сундук, на который посадили её. Бабушки среди пассажиров не было. Алла с мамой решили, что, наверное, она приедет следующим рейсом. Они пошли домой, и вдруг в детской памяти Аллы всплывает, что на голове этой старухи был платок, какой носила её бабушка три года тому назад. Они чуть ли не бегом возвращаются, старуха сидит неподвижно одна на тех же самых чемоданах. Это была её бабушка, распухшая от голода! Взрослая дочь не узнала свою мать! Вот и ещё один страшный штрих блокады.

 

Когда я встречалась с народной артисткой России Галиной Петровной Короткевич, то речь тоже зашла о блокаде. Галина Петровна, окончившая в 1941году первый курс театрального института, все 900 дней блокады была в Ленинграде. Она «протанцевала всю войну» в составе концертной бригады на Дороге Жизни, Ленинградском и Волховском фронтах.  «Я знаю, что такое блокада,– сказала мне Галина Петровна. –Моя школьная подруга Леля Александрова шла домой с блокадным кусочком хлеба в руках. Не было сил идти. Села в сугроб и умерла, так и не прикоснувшись к спасительному куску хлеба. Когда это знаешь не понаслышке, начинаешь ценить жизнь, любить людей и стараешься им делать только хорошее». В день победы Галина Короткевич стояла и плакала, как и многие ленинградцы. Из её класса в живых осталось два человека: многие погибли в первые дни войны, уйдя в народное ополче­ние. «Я знаю, что такое 125 граммов хлеба и ничего больше! – продолжила она воспоминания о драматических годах своей юности в блокированном фашистами Ленинграде. –  Однажды иду по Невскому домой. Высокий, красивый мужчина лет сорока сидит на ступеньках па­радной с замерзшей банкой золотистого цвета. Из этой двухсот­граммовой банки с американской тушенкой он выковыривает и ест кусочки замерзшего мяса. Ест прямо на морозе. «Что выдела­ете! — я подошла к нему. — Не смейте есть мороженую тушенку. Из нее можно сварить горячий суп. Давайте я провожу вас до­мой». — «Не надо, девочка. Я хочу есть. Не волнуйся за меня. Я все равно умру». Я было направилась к своему дому, но тут муж­чина упал. Когда я подошла к нему, он был уже мертв. Вот, что такое блокада! Впрочем, в день Победы я плакала не одна, многие плакали. Столько всего пережито!».

Вот ещё штрихи ленинградской блокады в воспоминаниях юной девушки – «бойца» концертной бригады. А сколько их было за девятьсот героически-трагических дней. С каждым днём уходят из жизни очевидцы тех событий, но память сохраняется в семьях, где-то брегут письма с фронта, дневники, похоронки, фотографии с передовой, передаются устные рассказы уже третьему, а то и четвертому поколению.

 Лычково. Эта небольшая новгородская деревня кровью детей соединена с Ленинградом. Здесь 18 июля 1941 года немецкий варвар разбомбили эшелон  - 12 вагонов! - с эвакуированными ленинградскими детьми. Женщины Лычково похоронили их в братской могиле. Братская могила… детей. Какое чудовищное словосочетание!

4 мая 2005 года на железнодорожной стации Лычково был  открыт памятник погибшим в военное лихолетье  детям. Трогательная фигурка девочки  охвачена пламенем. Так увидел волгоградский скульптор В.Г. Фетисов  эту трагедию первого года войны.  После передачи по радио и телевидению в адрес Лычково посыпались переводы  буквально со всей страны. Октябрята, пионеры присылали свои сбережения и накопления – то рубль, то три - с надписью: «На памятник погибшим детям». На пьедестале из чёрного гранита выбиты такие строки: «Память в сердце стучит,/Их безгрешные души забыть  мы не вправе./ Сколько бы лет не прошло…».

 В 2003 году московский скульптор А. Бурганов преподнёс в дар лычковцам бронзовую скульптуру , которую установили на братской могиле ленинградских детей.
         Мир тесен, но случайности, по-видимому, не случайны.  Совсем недавно снова вспомнилось Лычково. В поликлинике, где я проходила курс массажа, из сумки случайно выпал томик  моих стихов. Им заинтересовалась Оля медсестра, сказавшая, что она очень любит читать стихи. Подарила ей его. Прихожу на следующую процедуру и …
       – А вы знаете, с этим эшелоном из Ленинграда эвакуировались моя бабушка и её младшая сестра. Бабушке было лет пятнадцать, а сестре – семь.
       – Они погибли?
       – Нет. Они выжили, но бабушка умерла несколько лет тому назад, а вот её сестра живёт в Москве, но она очень больная и старенькая.
       Интересуюсь, что же рассказывала ей бабушка об эвакуации.
       – Никогда и ничего. Только когда услышали передачу по радио, она сказала, что была в этом поезде.  Она сказала, что не хочет вспоминать об этом ужасе. Когда началась бомбёжка, они с сестрёнкой выпрыгнули из вагона и побежали к лесу. Её сестрёнка всё время повторяла: «Только без паники! Только без паники!»
       – А потом?
       – Бабушка сказала, что они долго жили в Лычково, каждый день писали письма своей маме со словами: «Мамочка! Забери нас отсюда скорее!». У нас где-то были эти письма.
           Я прошу Олю посмотреть письма, позвонить в Москву двоюродной бабушке, поговорить с ней, может быть, остались какие-нибудь фотографии, чтобы переслать в Лычково. При следующей встрече Оля говорит, что она позвонила в Москву, но бабушка ничего не могла рассказать дополнительно  об этом трагическом эпизоде её жизни, не помнит, когда и куда их вывезли из Лычково, а у Оли  все письма при переезде из одной квартиры в другую пропали.  Жаль, очень жаль. Ведь сейчас, столько лет спустя, каждая строчка письма, каждая фотография, представляет уже историческую ценность. 
     А вот имена этих двух ленинградских сестрёнок, которых не удалось убить фашисту, нужно назвать:
      СТЕПАНОВЫ МАРИЯ ПАВЛОВНА  (1926 г.р.) и НАДЕЖДА ПАВЛОВНА  (1934 г.р.).   Они победили смерть.

Санкт-Петербург