Проза

Первый год работает Серега Маликов в бригаде каменщиков. Ездят
они по району, строят жилые дома по договору. За лето три места
сменили. Серега молодой, ему все внове. Но и по дому скучает.
В небольшом районном городке у него остались жена Галя и годовалый
сынок Сергей Сергеевич.

Жена недовольна, что Серега разъезжает, ей скучно, и она шлет
Сереге письма, зовет домой.

Хотел Серега бросать все и возвращаться, но решил доработать до
осени. Заработки хорошие, и жена, хоть и ворчит, но деньги берет.
Боится только, что Серега, работая с шабашниками, начнет, как
следует, пить, а с пьяных глаз присмотрит себе другую. Серега-то
с лица симпатичный, ростом большой.

– Пойми, я же заработать хочу,– объясняет ей Серега.– Мужикам
платят большие деньги, ну и я с ними... Конечно, могу дома остаться.
Хорошую деньгу всегда зашибу. Но мы заключили договор с председателем
– будем делать жилой дом. Вот кончим – и шабаш, вернусь навсегда.

Толубеево – село большое. От главной площади, где стоит ветхая
церковь с ободранными решетчатыми куполами, расходятся шесть
улиц. На каждой большие дома из красного кирпича, в палисадниках
– молодые ветвистые яблони, на грядках – капуста, помидоры, лук.
В селе два магазина, дом культуры, в котором по вечерам тренькает
на электрогитарах местный ансамбль.

Колхоз «Победа» – хозяйство крепкое, рентабельное. Серега не знает,
что такие «рентабельно», да и не особенно вникает в смысл слова.
И так ясно, что колхоз богатый, денежный. Или, как говорит старший
каменщик Иван, «фирма солидная».

Председатель колхоза – человек веселый, с виду простак, но из
разговоров с каменщиками Серега понял, что он – мужик себе на
уме, и хотя шабашники заключили с ним выгодный договор, они горюют,
что не запросили больше.

В селе много прудов с чистой водой, а первые дни августа стоят
жаркие. Отдохнуть бы здесь, покупаться вволю, да некогда – работают
строители с пяти утра и до темноты. Серега никак не может привыкнуть
к такому распорядку и здорово устает. Иногда хочется все бросить,
сесть в автобус и поехать домой. Он мечтает о том, как будет ехать
и спокойно дремать на мягком сиденье.

Вечерами мимо стройки спешат в дом культуры толубеевские девчата
в белых платьях, они движутся светлыми пятнами, и каждый раз
одна из них – смуглая, невысокого росточка и бойкая – подмигивает
Сереге:

– Эй, работничек! – окликает она.– Пойдем на танцы!

– Какие танцы,– вяло отмахивается Серега,– завалюсь сейчас спать
– вот это дело!

И, не глядя в сторону дома культуры, где горят лампы и звучит
музыка, он направляется во времянку, сколоченную из горбылей,
где строители коротают ночи.

Серега садится на раскладушку, берет подушку, швыряет ее под
спину, чтобы мягче было сидеть. Так он обычно готовится к ужину.
Однако засыпает сразу, не дождавшись, пока закипит чайник.

Мужики укладывают Серегу как следует. Прохор стаскивает с него
кирзовые сапоги, белые от кирпичной пыли. Он знает, что разбудить
Серегу уже невозможно.

Серегины сны тревожные, на лице отражается беспокойство. Он шевелит
отяжелевшими губами, морщит закрытые веки. Ему снится, что он
кладет стену, а кирпичи валятся из рук. И раствор жидкий, как
вода. Серега кричит Кузьме Силычу, просит раствора погуще. Но
Кузьма Силыч – лысый, маленького роста – спит стоя, облокотившись
на лопату. Спят все: дремлет бабка на скамеечке возле дома напротив,
растянулась кошка у ног, спит шофер за рулем бензовоза. Каким-то
чутьем Серега догадывается, что все это ему снится, но и во сне
он хочет спать.

Мужики сочувственно смотрят на спящего.

– Вот умаялся-то! – вздыхает пожилой каменщик Прохор.– И есть
не хочет.

– Еще бы. После такой работы и нам несладко, а он что – мальчишка,
– добавляет Кузьма Силыч, и в голосе его слышится жалость.

Всего в бригаде четверо. Серега самый молодой. Его жалеют, но
поблажек не дают. По утрам с удовольствием расталкивают, торопят
на работу.

– Вставай, малый, утро проспишь.

Смеются. Знают, что Серега любит понежиться в постели.

Серега злится. Подниматься страсть как неохота. Тело словно ватное.
В голове и руках тяжесть, лежал бы и лежал. «Рвачи, халтурщики!
– мелькает в голове у Сереги.– Чтоб я еще куда с вами нанялся!
Да ни за что на свете! Пойду в СМУ. Пусть меньше заколпачивать
буду, зато жить смогу по-человечески».

Серега с полчаса раскачивается, с неохотой умывается холодной
водой из громыхающего рукомойника. Выпив горячего чаю с бутербродом,
поднимается к своему месту, где вчера остановил кладку. Кирпичи
кажутся тяжелыми, поднимать их неохота, но постепенно Серега
втягивается в работу, хотя временами и позевывает, прикрывая
рот широкой брезентовой рукавицей.

Неподалеку кладет стену Иван, старшой. Этот любит и умеет работать.
Все признают, что он отменный мастер. У него Серега учится заводить
углы. Иван, правда, не желает показывать и объяснять что к чему,
но Серега приглядывается к его работе, примечает. Иван, видя его
ухватистый взгляд, сердито поблескивает черными, словно уголь,
зрачками и отсылает Серегу за папиросами или помогать Кузьме Силычу
готовить раствор.

«Ладно, жмот,– думает Серега, – все равно научусь. Лучше тебя!»

Солнце показывает свой край из-за толубеевских садов. Оно большое,
чуть теплое, и Серега привычно определяет, что день будет жарким.

Село просыпается постепенно. В сторону мастерской проходят трактористы,
и вскоре оттуда раздается треск моторов. А вот и машина проехала
– повезла доярок я на утреннюю дойку.

Время идет. Жарче припекает солнце. Десять часов, а оно уже греет,
как в полдень. В это время к стройке приходят играть дети. Их
четверо – две девочки и два мальчика. Они закадычные друзья,
несмотря на то, что часто ссорятся. Им лет по шесть, по семь.
Девочек зовут Верочка и Лидочка, имена мальчишек Серега не знает.
Девчонки обходятся прозвищами. Для них мальчишки – просто Зюзюка
и Головастик.

Крутятся ребятишки неподалеку от Сереги. Остальные каменщики кажутся
им угрюмыми и сердитыми. А Серега – парень приветливый, спокойный.
Несмотря на то, что внешне он грубоват, с детьми разговаривает,
как с равными, и за это они любят его.

После обеда он даже играет с ними. В это время каменщики уходят
в тень и с полчаса дремлют, а то и спят коротким глубоким сном.
Сереге тоже хочется отдохнуть, и он направляется под кусты сирени,
таща за собой старую телогрейку, чтобы постелить на землю. Но
его окружают ребятишки.

– Сереж, Сереж, изделай подвал,– галдит Зюзю-ка, – ты ж обесчался!

– Сколько тебя учить, Зюзюка? Нельзя так говорить – «изделай»,
«обесчался». Ты, друг, бросай свой деревенский акцент.

– Это у него так мать с бабушкой разговаривают. Зюзюка у них учится,–
сообщает Верочка, которая многое знает о жителях села. – Учительница
Нин Семенна научает, как правильно говорить, а он все «чаво» да
«куды». Эх ты, Зюзюка!

Зюзюка виновато шмыгает носом. «А что я такого сделал?» – говорит
он всем своим видом.

– Ерунда! – машет рукой Серега. – Ничего страшного. Со временем
будет говорить правильно. Особенно, если в городе жить придется.
Кем стать-то думаешь, Зюзюка?

– Он на тракторе хочет, как отец,– отвечает вместо Зюзюки Верочка.
Зюзюка подтверждает ее слова убедительным кивком головы.

– Что ж, это неплохо.

– А я буду на тепловозе работать! – радостно восклицает Головастик.
Он недавно ездил с матерью в город и запомнил неописуемо великолепный
тепловоз вишневого цвета.

У Головастика не такая уж большая голова. Просто она у него круглая.
Головастиков отец, по словам Верочки, сам стрижет его наголо.
Волосы у мальчика растут торчком, словно на щетке, и голова его
похожа на мягкий пушистый шар.

– Ну, Сереж, копай подвал,– напоминает Лидочка. Сереге хочется
потянуться, зевнуть, но при детях он зевает потихоньку, в кулак.
Вздохнув, садится на корточки у песка и роет глубокую нору. Рука,
нагоревшая от шершавых кирпичей, по локоть залезает в прохладный
песок. Сереге приятно. Повалиться бы на мягкую песчаную кучу,
уронить голову, задремать...

Он действительно мгновение дремлет, чуть прикрывает глаза.

– Сереж, ну что же ты? Копай – требует Лидочка.

Серега трясет головой, очумело смотрит в песок.

– Это подвал,– объясняет он сонным, чуть хрипловатым голосом.–
Холод в него от земли идет... Вот капуста в кадушке (берет деревянную
чурку, сует ее в «подвал»), вот огурцы (кладет еще одну чурку).
Зимой захотим есть, слазим в подвал и достанем что душе угодно
– хоть помидоры, хоть моченые яблоки.

– А помидоры ты не ложил, яблоки тоже! – хитро улыбается Головастик.

– Ложил. Я их понарошку ложил. Так что помидоров и яблок у нас
навалом.

– На всю зиму? – недоверчиво спрашивает Головастик.

– Должно хватить – засолили много.

– А у мамки красные помидоры еще до Нового года кончаются – прокисают...

Над селом тишина и солнце. Ребятишки играют в «подвал». Пещерка
доверху набита деревянными не струганными кубиками. Здесь и «варенье»,
и «молоко», и другие воображаемые продукты.

Серега крадучись, шаг за шагом, отходит от детей. Его разморило.
Но сбежать не удается: ребятишки то и дело обращаются к нему с
вопросами, и он с неохотой, но без раздражения отвечает. Он старается
говорить детям правду, но и присочиняет кое-что от себя, чтобы
было интереснее. Обеденный перерыв кончается. Опять подниматься
на стены – еще ближе к жаркому солнцу.

Из кустов сирени выходит Иван, во рту у него не зажженная папироса.
Завидев детей, недовольно морщится.

– Что ты с ними возишься? – бурчит он. – Песок разбрасывают...
Гони их отсюда! Тоже мне, пидагог нашелся…

– Мужики смеются: слово-то чудное – «пидагог», считай ругательное.

Дети испуганно смотрят на Ивана, на его недоброе щетинистое лицо.
Головастик приоткрыл рот, не зная, что делать, Зюзюка встал, приготовившись
удирать. Верочка берет своей прохладной и шершавой от песка ладошкой
большую Серегину ладонь, намертво вцепляется в нее обоими пальчиками.
С Серегой она никого не боится. Лидочка бесстрашно смотрит на
грозного бригадира. Голубые глазки ее горят, словно яркие полевые
цветы.

– Пусть играют. Жалко, что ли? Песок потом загребу,– заступается
за ребятишек Серега.

Дети боятся, что Иван подойдет и затопчет подвал. Но Иван раскуривает
папиросу, мрачным деловым взглядом обводит запас стройматериалов,
смотрит на часы.

– Мужики! Пора! – шумит он за кусты. Прохор и Кузьма Силыч не
спеша выходят, поднимаются по лесам наверх. Последним занимает
рабочее место Серега, надевает раскалившиеся на солнце брезентовые
рукавицы. До сумерек далеко, и на лице его застыли терпение и
скука.

Ребятишки играют в песке, и только Лидочка, стряхнув с ладоней
песчинки, подходит к стройке, останавливается напротив Сереги.

Тот напряженно работает. Он отстает от пожилого худощавого Прохора,
а Серега не любит быть последним.

Возле песчаной кучи раздается визг, потом плач.

– Ну! Что там такое? – кричит Серега, размахивая мастерком.

– Зюзюка на своем тракторе развалил Головастиков дом. А Головастик
как треснет его по затылку! – тонким голоском поясняет издалека
Верочка.

– Я вот им сейчас подерусь! – ворчит Серега. А Лидочка все стоит.
На лице ее возникает и гаснет застенчивая улыбка. Она думает о
чем-то детском и серьезном. Волосы у Лидочки светлые, местами
выгоревшие на солнце.

«Светлая, улыбчивая девочка,– смотрит на нее Серега,– лучше бы
ее Светкой назвали».

Он вдруг вспоминает о сынишке. «Как он там, мой Сергей Сергеевич?»
– с нежностью думает он.

– Сереж, а у тебя папка есть? – громко спрашивает Лидочка, боясь,
что за работой Серега не услышит.

– А как же! Отец есть. Он на пенсии, но работает в колхозе – возит
на лошади солярку, заправляет в поле трактора. Всю жизнь старик
в деревне, а я вот каменщиком стал, в городе живу.

– А мама есть?

– Мать тоже на пенсии. Всех нас она вырастила, все здоровы, при
деле. Мать молодец...

Серега умолкает, задумчиво облокачивается о стену.

– Сергей! – окликает Иван.– Потом дремать будешь! Работай.

Серега вновь принимается за кладку и чуть приглушенно продолжает:

– Мать и сейчас работает в колхозе, хоть и здоровье неважное.
Везде управляется – и в колхозе и дома. Неутомимая труженица,
мать моя... Так-то, Лидок... Еще вопросы будут?

От кучи песка подходит Верочка, обнимает подружку. Ей надоело
играть с мальчишками, зато хочется узнать, о чем разговаривают
Серега и Лидочка. У нее чуткие ушки – она уже издалека уловила
Серегины слова.

– А у Лидки папки нету,– сообщает она,– он у нее в милиции сидит.
Уже давно. Лидка еще в школу не ходила, когда его посадили. Да,
Лид? Лидкин папка плохой – он за мамой с ножиком бегал.

– С ножом?! – изумленно восклицает Серега. – За женщиной, за женой!
И дочка такая умница... Вот гад!

– Сереж, а у тебя есть жена? – тихо спрашивает Лидочка.

– Есть, а что? – в свою очередь задает вопрос Серега.

– Так...– Лидочка смущенно ковыряет носком землю. Своим сандаликом
она уже выдолбила порядочную ямку.

– У меня и сынок есть – Сергей Сергеевич!

Верочка смеется:

– Чудно – маленький, а Сергей Сергеевич.

– Солидный мужик у меня будет. Я его в юристы выведу. В наше время
– профессия ходовая!

Девчонки молчат. Серега смотрит на них, и ему почему-то становится
жаль подружек. «Скучно им тут,– думает он, – будь у меня время,
я бы развлек их игрой. Может, в кино их сегодня сводить? И пацанов
тоже – всю компанию?»

Серега глядит на фанерный щит, где вешают афиши.

– «Шедевры индийского кино – «Зита н Гита»,– читает он вслух.–
Начало в девятнадцать ноль-ноль… Бабьи слезы!.. Да и какая разница,
что смотреть? Зато в этом кино ребятишкам все понятно будет –
кто хороший, а кто плохой. Фильм цветной, красивые одежды, песни,
танцы...

– Иван, отпусти вечером в кино,– неожиданно сразу выпаливает Серега.

– Что? – удивляется бригадир.– Слышь, мужики? Мы тут вкалываем,
а он по кинам будет шляться!

– А что, нельзя, что ли? Я тут не в рабстве! – Серега в сердцах
стукает кирпичом по стене, и он раскалывается на несколько частей.
– Запиши мне сегодня прогул, а в кино все равно пойду. Пусть
сотня-другая пропадет, я за деньгами не гонюсь.

Мужики, при упоминании о деньгах, переглянулись.

– Пусть сходит, Иван. Чего ты? – вступается Прохор.– Молодой парень-то...
Тут, действительно, за деньгами погонишься и всю жизнь на них,
на проклятых, угробишь. А душа радости требует. Особенно когда
молодой. Иди, Сереж, в кино. Ты на нас не смотри. Мы уже старые,
присохли к кирпичам...

– А может, и вы пойдете? – спрашивает Серега.

Каменщики снова переглядываются. На их лицах мелькают удивление
и легкая тень благодарности.

– Да ну, к чему нам? Иди один.

– Я только разок. Сегодня схожу, и все,– чувствуя себя слегка
виноватым, говорит Серега,– ребятишек свожу и сам развлекусь.

Он стаскивает рукавицы, собираясь объявить ребятне о культпоходе
в кино. Но внизу никого нет. Верочка и Лидочка, держа двумя пальчиками
висящие плети крапивы, гоняются за хохочущими мальчишками, а
те отбиваются от них репьями.

– Эй, ребятишки! – торжествующе кричит Серега.– А ну, идите сюда!

Дети с любопытством оглядываются, останавливаются. Серега с загадочным
видом спускается по деревянным мосткам. Под его сильными шагами
доски колышутся и громыхают.