Проза

Он стоял на верхней палубе корабля, как на крыше небоскреба, и
любовался огнями южного порта, блеском волн, отражающих огни,
чувствовал запах водорослей. Набирал обороты дизель лайнера. Слышался
плеск волн, мягко ударяющих о бетонный причал.

Весело переговаривались туристы, из салона доносилась тихая музыка.
Он не понимал, почему он здесь, не сознавал, в чем его богатство,
которое представлялось ему одинокой волной, ударившей в бетонную
сваю и погасшей, наряду с другими обольщеньями мира.

«Кто я?» – напряженно припоминал он.

Крохотный буксир, выпуская облачка копоти, толкал корабль к выходу
из бухты, к пенящейся полосе океана. Нежно-серебристые, с зеленым
отблеском, волны. Материнский запах большой воды.

«Зачем я здесь? – продолжал размышлять он. – Где моя родина?»

Буксир плясал на крупных волнах, прижимался к лайнеру черным бортом,
увешанным старыми автомобильными покрышками. Смуглый матрос на
корме буксира улыбался пассажирам белозубой улыбкой, выделяющейся
на темном, почти неразличимом лице, махал рукой – то ли приветственно,
то ли прощально. С палубы лайнера ему кинули пачку сигарет, –
будто снежинка мелькнула на фоне воды, отражающей огни бухты.
Матрос движением смуглой руки поймал ее.

Когда перестало существовать время? Наверное, с того момента,
когда он принял первую дозу, отпив глоток из стакана. Мутная жидкость,
напоминающая по вкусу мыльный раствор. Он скорее почувствовал,
нежели понял, что совершил ошибку в расчете химической формулы…
Эксперимент, произведенный на себе самом, произвел оглушающее
действие – воображение полностью оторвалось от его существа, и
действовало теперь совершенно бесконтрольно, и от этого в крови
тела, оставшегося в неизвестных временных измерениях, горел постоянный
и мучительный жар. Душа его то испытывала необычайную эйфорию,
то погружалась в пропасть ада. Он понял, что действие состава
будет длиться вечно, обрекая дух на бесконечные скитания. Последнее,
что он запомнил из реальной жизни – обыкновенный граненый стакан,
с мутным осадком на дне… Он отличал день от ночи – по свету, но
время остановилось, подарив ему ощущение постоянного непрекращающегося
счастья.

Буксир, покачиваясь на горах волн, уходил в сторону. Лайнер, вздрогнув,
плавно устремился в белый водопад пролива. Выпуклая темная грудь
океана, уменьшившегося в глазах обреченного человека до размеров
ладони. Не думал, что станет невидим для всех. Но вот сейчас он
попытался напрячь мысль, и начал опускаться сквозь палубу, ощущая
запах свежевымытых сосновых досок, проник через все каюты, матросские
кубрики, спугнув крысу, спрятавшуюся среди веревочных бухт, затем
отсек двигателя, разрез огромного цилиндра, движущийся поршень,
вспышки оранжевого пламени, вращающиеся шатуны, запах горячего
мазута…

Через днище корабля он погрузился в воду, находясь на одной линии
с кораблем – блеск смутно различаемых рыбьих тел, хитрые глаза
акул. На десятикилометровой глубине ему померещился странный свет…

И вот он снова стоит на палубе, ладони лежат на широких поручнях,
липких от морской соли. Прекрасная женщина проходит мимо, не заметив
его, и не ощутив его присутствия. Зачем такая «вечная» жизнь,
нереализованная ни в чем, лишь бесконечно длящаяся? «Я не признаю
ни пространства, ни времени, но и они меня тоже отвергли!» – С
горечью подвел он итог своему нынешнему состоянию. Приходило состояние
эйфории – весь восторг звезд давил на него невыносимо сладкой
тяжестью.

…Свет звезд использовал в своем опыте, наводя его через линзы
на реторту с жидкостью, которую он, студент Дима, назвал «эликсиром
бессмертия». Звездный блеск, усиленный оптическим генератором,
пронзил молекулярный состав жидкости, и она вмиг помутнела. Перелив
раствор из реторты в стакан, он выпил несколько глотков теплой
горькой жидкости. Внезапно он почувствовал разгорающийся огонь
сердца, увидевшего перед собой вечность. Тысячелетия мелькали
взад и вперед, и в то же время стояли на месте...

« А что будет, если я сейчас прикажу: океан, расступись!»

В тот же миг гигантская воронка, раскрутившись стеклянным светом,
открыла черные глубины, наполненные сверканием фиолетовой донной
грязи, и в этой ужасной миллионнолетней тине шевелились какие-то
существа, гуркали, словно огромные голуби, раздуваемые изнутри
своих организмов давлением.

«Высший состав крови, звездный компонент… Но лучше бы я прожил
обыкновенную «несчастливую» жизнь»!

Он взглянул на звезды, и время, остановившееся над океаном, покачнулось.
Состояние беспрерывного счастья опять тошнотой подступило к горлу.
Иногда он ощущал себя в раю, припоминая языки всех существ, мог
сжаться до размеров микроба или распуститься через вселенную яркими
нитями. Крохотной искрой возникла строчка юношеского стихотворения:
«Приди же, приди, красавица-Смерть!..»

Ему казалось, что в жилах его далекого покинутого тела течет не
кровь, но газообразный раскаленный свинец…

Из океанской смыкающейся воронки веяло уходящим холодом. Жизнь
уносилась вперед скачущими снопами. С неба на него смотрело огромное
красное лицо, улыбающееся жуткой улыбкой.

Губы студента-химика шевельнулись в странном свете, облеплявшем
его со всех сторон, словно сочная розовая плоть. Навстречу образам
океана вставала неподдающаяся душа человека, которую, без ведома
Бога, никому не дозволено рвать на куски.

Какие только средства не перепробовал он за минувшие тысячелетия,
чтобы вернуться в нормальный мир, к обычным людям. Но душа лишь
изредка видела прошлое, написанное красками теней. Он бродил по
старым кладбищам, взывая к призракам. Мертвецы, поднятые из могил,
горестно качали головами, не в силах ему помочь.

Красавица-Смерть! Вином твоим пахнут губы…» – юношеские стихи
не давали ему покоя. Сердце дрогнуло, секундная стрелка перескочила
несколько веков: корабль принял новый облик, зазвучала другая
музыка. Прежняя красавица возвращалась обратно из белого пластикового
салона.

Он вновь посмотрел на океан, выстилая его своим взглядом в полный
штиль, словно вся планета, внезапно отвердев, готовилась стать
ядром чего-то огромного, зарождающегося в прохладных испарениях
воды.

И опять в какое-то ничтожное мгновенье он ощутил в себе высший,
истинный состав крови, не отравленный ни самодельной химией, ни
фантазиями пораженного мозга. Дух крови, последняя часть её не
загубленного состава, весь потенциал самовосстановления, очищения,
звал, кричал, вопил: Господи, взгляни на это сердце, и верни в
него новую чистую жизнь!

…В лабораторию вошли студенты. Дима очнулся, держа в руках стакан
с белесым осадком. На лице его дрогнула улыбка, – он узнал своих
товарищей.

– Опять пьешь в одиночку? – воскликнул кто-то из ребят. – Может,
и нам нальешь по глоточку?

Со скул Дмитрия сходило оцепенение, – он вернулся в прежнюю жизнь,
он снова студент химического факультета.

Ребята собирались сегодня в гости к девушкам, и приглашали его
с собой. Димка согласно кивнул головой, поставил на столик мутный
стакан, из которого доносился полузабытый запах океана.