Проза

Николай, болезненный человек, дожив до сорока лет, превратился к
этому времени в инвалида: его мучила одышка, он с трудом
передвигался на отечных ногах. Боль в груди и в прежние годы
сильно его беспокоила, а с недавних пор стала мучить постоянно,
особенно по ночам.

Жил один, в крохотной квартирке, все силы уходили на борьбу с
болезнью. Ему чудилось, что не сегодня-завтра он умрет. Сердце
билось то часто, то с перебоями и, казалось, вот-вот
остановится совсем. Николай чувствовал, что в правой стороне груди
растет какая-то опухоль. Он хотел лечь в больницу на
обследование, но отчетливый внутренний голос подсказал: не надо!
Николай махнул на себя рукой: что дома, что в больнице – все одно
умирать! Сходил в аптеку, купил обезболивающих и снотворных
таблеток. Когда боль станет невыносимой, он выпьет горсть
пилюль и уснет навсегда.

Опухоль, между тем, росла. Она ворочалась, хлюпала, с каждым днем
все сильнее давила на сердце. Николай с трудом передвигался по
комнате, иногда сидел. И только лежа в постели, испытывал
некоторое облегчение.

Продукты кончались, холодильник пустел, но т о т, второй, который
сидел внутри него, успокаивал: попроси соседку купить
несколько пакетов молока. Мы успеем!..

Голос, проникая в кровь, с каждым днем звучал все отчетливее, и
начал постепенно управлять слабовольным Николаем. Вечерами, лежа
в постели, он прислушивался: казалось, внутри него звучит
старая граммофонная пластинка. От назойливого внутреннего
голоса кожа на груди вибрировала, покрывалась холодными
мурашками. Ощущение чужеродности отравляло кровь, проникало в мозг
беспокойными видениями. Невидимое, страшное существо
ломилось в сознание Николая.

– Кто ты? – спросил он, подходя к зеркалу, и с трудом удерживаясь на
ослабевших ногах.

Кожа на груди завибрировала, послышался отчетливый голос с привычным
«граммофонным» оттенком:

– Я – твой брат!.. – Неизвестный кричал изо всех сил, забирая
последнюю энергию Николая. – Я тоже мучился, очутившись в твоей
груди, и постепенно вырастал, превращаясь в человеческое
существо. Мне тоже сорок лет. Я твой близнец, однако, по
недоразумению очутился внутри твоего тела… Мне тесно тут… Мне нельзя
умирать. Если умру я, умрешь и ты.

– Нам надо обратиться в больницу? – пролепетал испуганный Николай.

– В больнице тебя спасут. Но я, твой брат, могу погибнуть. Разве ты
хочешь этого?.. Кроме того, я уродлив и не хочу, чтобы меня
видели посторонние. Я буду жить втайне от всех, иначе мне не
будет покоя… Я хочу увидеть белый свет, подышать настоящим
воздухом, а не тем, который поступает в меня через твои
легкие и кровь. Я устал сидеть в твоей груди в состоянии
полужизни-полусмерти…

Для Николая это было мучительное открытие. И все же у него появился
шанс на выздоровление. Несколько раз он собирался вызвать по
телефону «скорую помощь», и все рассказать врачам…

– Никто не должен знать обо мне! – напомнил близнец. – Ты сам
сделаешь себе операцию…

– Я не смогу! – испугался Николай. Мысль о том, что ему придется
взрезать свою грудную клетку, показалась ему отвратительной. У
него даже скальпеля нет.

– Зато есть бритва! – напомнил дотошный близнец. – Я чувствую, как
ты по утрам бреешься.

В аптечном шкафчике был пузырек спирта, бинты, лейкопластырь. Еще
надо купить перекись водорода. Близнец назначил день операции
– дальше оттягивать нельзя.

– Как тебя зовут? – спросил Николай перед сном.

– Антон! – послышался приглушенный голос.

Наступило утро. Николай застелил постель целлофановой пленкой,
обработал лезвие спиртом, приготовил вату, тампоны, перекись
водорода. Дышать стало трудно. Чувствовалось шевеление, –
невидимый человек напрягался, готовясь помогать брату.

Николай осторожно надрезал бритвой шевелящийся под кожей бугор. Алой
струйкой брызнула кровь, липким ручейком подтекла под
спину. Изнутри тела почувствовалось царапанье когтей. Николай
слышал ожесточенные удары второго сердца. Обработав рану,
почувствовал боль и треск. Нечто скользкое, живое, похожее на
кровавый клубок, вылезало из груди наружу.

Зеркало, подвешенное Николаем к потолку, словно бы показывало
фрагмент из фильма ужасов: поднималась, пузырилась липкая масса, в
которой намечались два грустных человеческих глаза. Над
краем вибрирующей раны вылезли мокрые цепкие лапки: они
схватили бритву, выпавшую из рук Николая на живот, и расширили
рану. Теперь Антон мог выбраться на грудь брата. Показалась
отвратительная голова сорокалетнего младенца – совершенно лысая,
розовая, в морщинах, с едва наметившимися раковинами ушей,
приплюснутым носом. И только глаза были точь-в-точь как у
брата: большие, ясные, ровно посаженные, с голубизной. Эти
глаза, прищурившись от яркого света, осматривали комнату,
словно бы узнавая предметы.

За окном всходило солнце, легкий ветер шевелил занавеску.

Отвратительное на вид существо дергалось, извивалось, упиралось изо
всех сил руками, торопясь вырваться из плена. Николай с
ужасом смотрел на брата, не в силах вымолвить слова.

– Помоги мне! – прошамкал уродливый лягушачий рот.

Николай дернул вверх этот большой слизистый гриб – недаром он
предусмотрительно надел резиновые перчатки. В его руках билось
крохотное горячее тельце. Внутри Николая что-то хрустнуло,
будто надломилось.

Антон стоял на своих коротких ножках на груди Николая и смотрел ему
в глаза. Он почувствовал, что теряет сознание. Очнулся от
боли – карлик останавливал кровь тампоном. Дотянулся лапкой до
кучи таблеток, спросил, которые из них антибиотики. Дал
пару пилюль Николаю, заставил запить молоком. Тонкие
подсыхающие пальцы урода шевелились быстро, словно, сидя в темноте, он
заранее обдумал каждое движение. Зашил надрез на груди
Николая, залепил его липкой лентой, вывел трубку дренажа.
Николай принял снотворное, и уснул. Но и во сне ему было больно,
мучили кошмары.

Как и договаривались, Антон поселился под койкой, поставив туда
горшок и кружку молока. Когда Николай проснулся, то услышал
стон, – брат глотал антибиотики, запивая таблетки молоком. Ему
было холодно, он трясся в ознобе, укрывшись всевозможным
тряпьем, которое смог отыскать в комнате.

Несмотря на сильную боль, Николай смог привстать на кровати. Он
понял, что выздоравливает.

С Антоном было сложнее. Кажется, он тяжело переживал свое появление
на свет. Слизь на его коже подсыхала, образуя зудящую корку.
Корка отваливалась, обнажая розовую кожу. Несмотря на
плохое самочувствие, он много ел и заметно подрастал.

Через неделю Николай смог встать с постели и согреть для брата
грелку. Сварив куриный бульон из брикета, покормил Антона чайной
ложечкой. Урод шумно хлебал, втягивая жидкость губами,
сложенными в хоботок. Николай кормил его, преодолевая отвращение.

Обедал Николай отдельно, за своим столом. Он слышал возню под
кроватью, и у него было ощущение, будто он завел себе собаку.

Почему в соревновании зародышей победил именно Николай? Почему
близнецы не родились сразу здоровыми? На эту тему они почти не
разговаривали.

Николай с каждым днем ощущал все большую легкость во всем теле,
тягостная боль отделилась от него вместе с Антоном. «Может,
именно так разделяются счастье и горе?» – размышлял он, уходя на
прогулку, запирая квартиру на ключ. Николаю хотелось видеть
других людей, он с интересом наблюдал за прохожими. Каждый
новый день был насыщен непонятной радостью. Вернувшись,
слышал, как Антон ворочается и вздыхает на своем коврике под
кроватью. Карлик читал по привычке мысли брата и, наверное,
завидовал ему.

Мысль Николая о возможности разделения добра и зла показалась Антону
неприятной. Поэтому Николай старался не огорчать его своими
размышлениями. К тому же Антон постепенно утрачивал
способности читать мысли брата.

«Где же тайна? – думал Николай во время прогулок. – В чем смысл
полного отделения человека от человека?»

Однажды Николай увидел себя во сне молодым, обнимающим красивую
женщину. Проснулся смущенным: ему казалось, Антон видел кусочек
его сна. Красная пленка на теле уродца сменилась настоящей
кожей, местами шелушащейся. На лице карлика отчетливо
сформировался нос, на подбородке появились пушистые волосы.

Вечерами, во время прогулок, Николай все чаще замечал улыбки женщин.
Он смотрел им прямо в глаза. Чувствовалось, что некоторые
женщины не прочь познакомиться с ним поближе. Он выздоровел,
и превратился в симпатичного мужчину. Редкие знакомые
Николая удивлялись его цветущему виду, восхищались его румянцем,
бодростью и веселым нравом. Рана на груди зажила в виде
плотного красного рубца.

Антон стал капризным, часто простужался, жаловался на плохой воздух
в комнате, а когда Николай открывал форточку, карлик чихал,
жалобно морщил плоский нос. Николай смастерил для брата
небольшую кушетку, и день-деньской уродец сидел на ней,
уставившись в телевизор. Он часто задавал брату вопросы, и Николаю
приходилось подолгу растолковывать ему смысл происходящего на
экране. Антон с трудом передвигался на крохотных ножках, и
требовал, чтобы брат быстрее возвращался с прогулки.

Капризы и болезни брата отравляли Николаю жизнь. Он стеснялся
привести в гости знакомую девушку, с которой он недавно
познакомился. Ему удалось устроиться в солидную фирму. Секретарша
начальника явно благоволила новому работнику, и встречала
появление Николая улыбкой. Уже через два месяца Николаю повысили
зарплату, которая позволяла снять более солидную квартиру.
Медицинская комиссия сняла с него группу инвалидности.

– Ты возьмешь меня с собой в новую квартиру? – спросил упавшим
голосом Антон.

– Конечно… – Николай слегка замялся, не зная, что говорить

дальше. И рассказал немного о новом жилье, располагавшем в довольно
престижном районе. На самом же деле, он собирался оставить
Антона здесь, в старой комнатушке, и нанять для него
прислугу.

– Я все еще могу читать обрывки твоих мыслей… – сказал с глубоким
вздохом Антон. – Ты собираешься убить меня и выбросить труп в
мусорный ящик. Когда найдут мое тело, никто не подумает, что
я тоже был человеком…

Николай вздрогнул: у него вовсе не было подобных мыслей.

– Как зовут твою невесту? – спросил Антон.

– Тамара… – машинально ответил Николай.

…Когда Тамара вошла в комнату, она увидела страшный живой комок с
человеческими глазами, застывший на подоконнике.

– Это мой брат, с которым я хотел тебя познакомить. Ты не бойся… –
сказал Николай.

– Я не боюсь! – Тамара закрыла лицо ладонями. – Ты, ведь, мне все
уже рассказал…

Неожиданно Антон распахнул створку окна и прыгнул с подоконника вниз.

Послышался глухой шлепок. Николай отвернулся к стене, зарыдал.
Тамара стояла в прежней позе, не отрывая ладоней от лица.