Литературная критика

\Марта Гримская. Усы стригут в полдень. – М.: Эксмо, 2017. – 240 с.\

…Настоящие ценители изящной словесности находят перлы подчас даже в технической литературе, не говоря уже о публицистических реверансах эпохи, которые так любил подмечать в партийной прессе Бахтин. Мы с вами, конечно, не претендуем на лавры эксперта, но и высокое звание благодарного читателя отбирать не позволим. Тем более,  если к прочтению предлагается авантюрный роман – популярная, массовая, но все же литература, в которой и стоит обратить внимание на маленькие отличия, коими незабвенный Винсент Вега оправдывал свой «жанровый» и геопоэтический отбор.

Итак, «Усы стригут в полночь» Марты Гримской – это роман, задуманный как популярный, но в то же время выказывающий жанровые особенности совсем другого ведомства. Во-первых, уже в аннотационном разделе нам сообщают об утопии, грозящей превратиться в лакомую и безнаказанную антиутопию, поскольку речь о «советнике президента некоей банановой республики», юная любовница которого, тем не менее, живет в четырехкомнатной квартире в Москве. В дальнейшем автор утрачивает жанровую бдительность, и  столичные топонимы становятся заметны и различимы в каждой из глав этого социального памфлета, сатирической оды и большого юмористического скетча, поскольку уж герой романа в прошлом комик столичного формата и качества.

Но нас в данном случае интересуют художественная часть откровенно производственной «прозы о выборах». Сюжетные вехи на пути к удовольствию от текста, в принципе, расставлены уже на обложке, и нам остается следом за Сашей Соколовым изъять изюм из сладкой булки «прозаического» мастерства. И пускай «партия власти из-за авторитарной политики стремительно теряет популярность у народа», и легким движением твердой руки будет создана ее фейковый конкурент, возглавляемый харизматическим героем – интересен, все-таки, орнамент, а не хорошо знакомый сюжет на пыльном ковре «социального равенства». Например, в начале повествования быт усатого советника клонится к «изголовью» Сэй-Сёнагон, и пропустить эти ажурные главы ради дальнейшего драйва предвыборной гонки будет неразумно. И текст, неожиданно развернувшись (это вообще отличительная черта авторской «комбинаторики»), окажется не святочным рассказом о наборах с колбасой и гречкой для электората, а драмой очередного «маленького человека» у власти. У него есть жена «вышколенная годами вранья», которая могла (sic!), если это было необходимо, оперативно изменить свой стиль, тембр голоса, вес и даже рост», молодая любовница, любимый китайский халат, сверенное в «мешочек» яйцо в подъяичнике работы Фаберже и прочие кухонные сантименты. «Стенки чашки были такими тонкими, что Советник любил, когда его никто не видел, накрыть ею свое большое ухо и слушать, слушать гул веков».

Любое сравнение с образом того же «маленького человека» в иной прозе будет в пользу наших предположений как раз о равенстве в социуме душевных катаклизмов. «– Эй, Вишня, – уговаривает себя доктор в «прощальной» книге донецкого автора, – у нас еще что-то осталось! У нас еще есть Диего Веласкес, Маркес, медсестра Зоя, три сотни в кубышке, и новый, удивительный стетоскоп!»

Как видим, меню житейских удовольствий невелико, скупо и тщательно подобрано с годами службы – в политике ли, медицине – не важно, ведь главное – это ответ самому себе в каждом из случаев авто-экзекуции.  «– Иди в задницу, – сказало сердце, – бросай это все, у тебя есть еще крохотный шанс», - сообщают нам в «малороссийской» прозе. «Старею», — внезапно осознал советник, и из внутреннего угла правого глаза поползла нечаянная слеза», - аналогичным образом признает свое поражение как победу над обыденностью герой Марты Гримской.

Впрочем, автор романа умеет меняться, поэтому не удивительно, что ее главный герой («маленький человек» из другой социальной ниши) владеет теми же качествами «жанровой» акробатики. «Вася был пластичен и умел перевоплощаться, - узнаем мы о нем. - К тому же он пописывал сатирические миниатюры, и у него, младенца на телевидении, сразу прорезался собственный стиль, как первый молочный зуб.

Харизматический лидер, которого создают из бывшего опального комика и теперь уже мастера художественной стрижки, должен возглавить партию с названием ХРЯПП, предложенным самим президентом. Это Хорошая, Реальна, Ясная-Понятная Партия, и ее приключения под присмотром власти, действительно, уморительны до «социальных», опять-таки, колик. Впрочем, методы заигрывания с массами не меняются, и даже прикормленный мастера искусств имеются на выбор – один «идеальный блондин» поет оды власти на корпоративах, другой, напоминающий одновременно Бренера, Кулика и Сорокина на «первобытной» акции в Венеции, устраивает авангардно-народное шоу «Мужик и медведь» на площади перед толпой и журналистами, но под охраной полиции.  «Бывший комик и барбершопер опасливо ступал по влажной брусчатке почти безволосыми аполлоновыми босыми ногами, стараясь не реагировать на струйки ледяного дождя. Он знал, что в машине его ждет с огромным банным полотенцем, бутылкой виски и теплым свитером и прочей одеждой соратница Марусечка, которую решили не выпускать на площадь, чтобы она не отвлекала своим гламуром народ от мужественной акции. Да и неизвестно, чем рисковали акционисты — может быть, в них уже целились не только гнилыми помидорами, но и чем покрепче».

В последующих главах путем реконструкции можно «вытянуть» немало транскрибированного материала для размышлений и упомянутого читательского удовольствия, да и сама автор ближе к развязке поняла, в чем прелесть ее стратегии «узнавания», и балует нам неприкрытыми цитатами и даже центонами. И только главная цель текста – быть массовым и популярным – сдерживает ее от более глубокого погружения в морфологию жанра и прочий постмодернизм при демонстрации тех или иных стандартных практик политического пиара. Так, например, колбасные олигархи, желающие дружить с модной партией, хотели также, чтобы «на каждом изображении эмблемы  ХРЯПП на фартуках ведущих  кулинарных шоу — на всех центральных каналах телевидения — шли названия их компаний, прямо по колбасной палке». При этом «едва ли то, что сама палка с утолщением на конце выглядела типичным фаллическим символом» беспокоило и самих олигархов, и зарвавшихся героев, да и читателей этого необычного «конструктивистского» романа, наверное, тоже.