Две медитации над изысканным трупом
Илья Имазин (02/11/2017)
Уильям Блейк. Адам и Ева над телом Авеля. 1828. Тейт
1. Игра в городки
Бриколаж
Сладко, когда на просторах морских разыграются ветры,
С твёрдой земли наблюдать за бедою, постигшей другого,
Не потому, что для нас будут чьи-либо муки приятны,
Но потому, что себя вне опасности чувствовать сладко.
С твёрдой земли наблюдать за бедою, постигшей другого,
Не потому, что для нас будут чьи-либо муки приятны,
Но потому, что себя вне опасности чувствовать сладко.
Лукреций Кар. О природе вещей, кн. II
«Тех не пытай, кто испытан», – сказал мне,
Нечто от жизни отъяв, томясь пустым страхом,
Злобный Борей, погасивший факел Амура.
«Сын мой – опора в преклонные годы», – промолвил
Староста дряхлый Нарцисс, слагая отрезки
В член, заключающий все фигуры изысканной речи.
«Просишь Аркадию? Многого просишь!» –
изрек, закрывая ворота,
Старый Осел в золотом шитой одежде.
Страшным паденьем своим сотряс он окрестные земли.
Пышный узор багрецом ложится на ткани,
Выходя за пределы закона,
громоздя на убийство убийство.
Бык и кабан приучаются к жизни движеньям,
Встретивши, нас обовьют,
Но мы их на ходу не заметим.
Разум хромает, назначив беду – истребленье Востоку,
Мерзостным ревом своим заглушая напевы.
Огородив для себя просторную заводь,
Пушка стреляла в бобров и нахальных лягушек,
Свободна от смерти.
Исполнена чувством, бабушка в узком окошке
При нападении войск, удары Судьбы отбивая,
С пеной у рта прославляла защитников Трои.
Мед зажелтеет в дубовой коре, когда дух, заблудившись,
Сожмется в комок, посвятив свое пение музам.
И мастерство, наконец, доводит до высших пределов
Тех, кто сходит с ума, но не со сцены,
Голод легко утолив малою долею жертвы,
Когда им свистят, заставляя к земле поникать головою.
Мой маленький дом, дорогое наследие предков!
Эти тела укрывай! Пусть грубы они и шершавы,
Но зато меня скука не соблазнит переменою места,
Ведь сладко щекочут они и морочат подобием слова.
Так, если сладко одним, когда мы щекочем им ноздри,
То другие, следы потерявши, бегут за укрывшимся зверем,
И, блуждая в пути, погибают, себя в западню вовлекая.
Сладок мнимый их страх и напрасный, томительный трепет.
Да и по правде сказать, у вздыхавших закончился воздух.
Я объясню, и смотри, ибо тут настигает смятенье:
Константинополь расцвел, не померкла словесность Тибета,
Но рощ священный покой был нарушен отцовскою лаской.
Ясно, что нужно вещам – добиваться упорно господства,
Все увлекая кругом, чтоб в испуге катились
Слезы из любящих глаз, с переменным успехом
Ищущих поцелуй, к оружью зовущих.
Так наша жизнь игре бесконечной подобна.
Это – игра в городки: возведя, сокрушим непременно.
Ибо на общих корнях мы стяжаем в приданое царство.
И преклоняет главу пораженная трепетом зависть.
Для объясненья того, или больше того, в оправданье
Юный Орфей, промедленье презрев,
под покровом вечного мрака,
Открывая свои сокровенные долго злодейства,
Горько плакал, на трудное сетовал детство.
2. Я – Хызр, скорбящий о твоей судьбе…
Так, в молениях простертый, долго он лежал.
Наконец, лицо поднявши, путник увидал
Пред собою человека, – был он, как Нисан,
Весь в зеленом, словно утро свежее, румян.
И Махан спросил: «О, кто ты, в этот горький час
Мне явившийся? О, кто ты, ясный, как алмаз?»
Тот сказал: «Я – Хызр, скорбящий о твоей судьбе.
Я пришел, благочестивый, чтоб помочь тебе...»
Гянджеви Низами. Пять поэм
Звучит ли роптанье в тебе против силы неправой?
Защитою стал ли бесправных, униженных, бедных людей?
Испробовав должности, званья, теперь ты, надменный халдей,
Приносишь амброзию мне, угощаешь отравой…
Чадный стон мой достиг эмпирей.
Да, наша молодость, помню, была и тяжка, и прекрасна.
Где ярость теперь? Спят неспетые песни во тьме, в глубине.
Говорю: ты вместилище бед, как свирель я стенаю, скорбя, и во мне
Бедный Либер отныне невольник, томится напрасно,
Чешет веточкой язвы на тощей спине.
Мы чистыми в люди ушли, а потом осквернились,
Наш сад заглох, обвит хмелем засохшим, крапивой и беленой.
Марс без боя в плену, Громовержец мычит надо мной.
Здесь, в глуши, мятежа предпосылки скопились.
И стонут небеса от музыки такой.
Я – Хызр, о горькой судьбе еженощно скорбящий…
Ты – тонкий волос средь множества жёстких упругих волос.
И счастье нам трижды ужасно, вот, встретиться как-то пришлось…
Но нет постоянства. Покой, что на склоне обрящем,
Нарушит смятение праведных роз.
Последние публикации:
Райнер Мария Рильке. Давид поет Саулу –
(22/02/2022)
Жизнь, хрупкая как одуванчик… –
(04/02/2022)
Форель зимой –
(18/01/2022)
Гора и мышь, или Мнимые уроки прошлого –
(22/12/2021)
Герман Мелвилл "Мальдивская акула" –
(30/11/2021)
Срок годности –
(22/11/2021)
Ничевоки –
(09/11/2021)
Жила-была женщина-комната… –
(20/10/2021)
Прищепка и прыщик –
(23/09/2021)
Будь Клеопатры нос чуть-чуть короче… –
(10/09/2021)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы