Тысяча вершин III – IV
Илья Имазин (07/12/2018)
А. Аксинин. Лист из серии «И ЦЗИН», 1985. Офорт
Часть III
Всё происходит не по воле, но от боли,
По крайней мере, в высших сферах духа.
Я это вычитал у Кьеркегора.
Когда поверх других вопросов
крик «Доколе?!»,
Когда мольба, как шпиль, 505
Небес пронзает брюхо,
Когда безмолвствуют и келья, и агора,
Дух прорывается сквозь ропот de profundis:
Иов, змеясь, алкает благодати,
Сократ твердит, что истина – в цикуте,
Сенека, словно двери в Unus Mundis, 510
Вскрывает вены на пиру порочной знати,
И светит свет во мраке мерзости и жути.
Так пропасть обращается в вершину,
Так сон возлюбленных венчает нега смерти,
Так все вершится – не по воле, но от боли. 515
Лишь тот, осилив времени стремнину,
Не сгинет в бесконечной круговерти,
Кто примет боль и скорбь земной юдоли.
Болит так сердце только на вершине.
Болит в паху, меж ребрами, подмышкой… 520
Подмышкой – книжка,
А под книжкой – мышка.
Мышка – камыш.
Сидишь в своем домишке
И, как нашкодивший мальчишка, 525
Молчишь.
В себе ковыряешься вилкой,
Пытаешься вычерпать ложкой,
Но не чувствуешь аппетит.
В голове, как и прежде, опилки, 530
Да скребутся на душе кошки,
И не скажешь точно, где болит…
Боль растекается по руке,
По тонким скрюченным пальцам.
В этом ярко-рыжем смешном парике 535
Больше на клоуна, чем на страдальца
Я, должно быть, похож.
Охватила дрожь,
Застучало в висках, загудело…
Боль заполнила все. Ну что ж! 540
Я и не вспомнил бы, что у меня есть тело,
Если бы оно так не болело…
А бывало, весь ужас истории умещался, –
Потоп и Содом, Валтасаров пир и Голгофа, –
На кончике нерва, как, если вспомнить Паскаля, 545
На лапке клеща помещается универсум.
И прислушиваясь к своей нестерпимой боли,
Различал я рев Иерихонских труб,
Видел разрушенный город, выжженное поле
И под небом простертый окровавленный труп. – 550
Так в чаду и разгуле фантасмагорий
Болел, умирая, мой зуб.
Боль может возвращаться монотонно,
Кружить в миноре, как шопенова баллада,
Быть несговорчивой, как недотрога. 555
И вновь назад в смесительное лоно
Вливаться, тихой теплиться лампадой
И тенью брошенной шататься по отрогам.
Живот болит. В него Поэт убит,
О чем поведала цветаевская проза: 560
Поэт есть тот, кто был убит в живот.
(Цитату переврал, см. «Мой Пушкин»).
Живот несыт, живот урчит, живот болит.
Из боли в животе слагаю песни
Не головой, не сердцем – животом. 565
Там, где живот, во мне поэт живет,
Пленяет дам и погибает на дуэли.
Поэт не спит. Поэт бузит. Поэт убит.
Дантес с Мартыновым стрелялись холостыми.
Нет, первый был женат, второй был холост. 570
Дуэль их шумно обсуждалась в прессе,
Хотя была похожа на кривлянье.
Один царапиной отделался, другой
И вовсе вышел из воды сухой.
Они друг к другу не питали неприязни. – 575
Зато всем сердцем ненавидели поэтов,
И эта ненависть была их общей страстью,
А перепалка – лишь забавой, показухой,
Рассчитанной на дам и папарацци.
Изнанка боли – это блажь и фальшь, 580
Ложь во спасенье, самооправданье,
Тупое ржанье, упованье на «авось».
Лицом к лицу лжеца не увидать.
Ни на дуэли, ни на очной ставке,
Увы, до самой сути не дойти. 585
Не докопаться до нее в архивах,
Не выцедить из бредней очевидцев…
Неужто только боль приводит к сути?
Суть скрыта в самом эпицентре жути.
Бывает жутко только в промежутках. 590
Жизнь, как известно, тоже промежуток.
Пробел между рождением и смертью.
Её условное обозначенье
Тире, знак вычитания и прочерк.
Закономерно всё… а скорбь – безмерна. 595
Да, я расстроился, не отыграв и ноты.
Мой голос глохнет в гуле какофоний.
Водобоязнь в прибрежных водах океана.
Водобоязнь проходит лишь в пустыне.
Вся наша жизнь, по существу, залог 600
Несостоявшейся при жизни встречи,
Что ждет нас, вероятно, после смерти.
И эта встреча – с кем? С Самим? С собой?
Любая встреча есть прелюдия к прощанью.
Прощанье – неизбежность новой встречи. 605
Диалектическое отрицанье.
Конца не знающий круговорот Сансары.
Перетеканье жизни в смерть и смерти в жизнь.
Так стон предсмертный переходит в первый крик
Новорожденного, агония – в рожденье, 610
Явь в полусон, сон – в негу пробужденья.
Так пропасть обращается в вершину.
Терял всю жизнь, всё-всё, включая жизнь.
Нашел бутылку я из-под Сивиллы Кумской.
Она жила так долго, что усохла 615
И одного хотела – умереть.
Предел земных желаний – это смерть.
На дне остался эликсир бессмертья.
Взглянув на смерть, уж глаз не отвести.
Глазами пропасти глядится в нас Горгона, 620
И этот взгляд всепоглощающий сулит
Самозабвенье – не в любви, но в смерти…
Страшит нас в жизни неизбежность смерти.
А в смерти? Вероятность новой жизни?
В конце всего – не тишина, но нега, 625
Уют пристанища, тепло ночлега.
Жизнь после жизни так я представляю:
1) С самим собою в шахматы играю.
2) Пишу рассказ в тургеневской глуши.
3) В моей поэме ни одной живой души. 630
Я стар, как ворон с Ноева Ковчега.
Все прожитое тает горстью снега.
Увы, как снег, недолговечна память!
Да, только талый снег хранит былое…
Храню я пену от вчерашнего прибоя 635
И шляпу заплутавшего ковбоя.
А мой Пегас, нет, Росинант, нет, ослик пегий,
На вольном выпасе в краю степных элегий.
Пасется рядом с ним толстовский Холстомер.
Археоптерикс мой, как дельтаплан, 640
Парит над Витебском с евреями Шагала.
Мой Змей бумажный вечно реет в небе,
И сквозь него просвечивает солнце –
Беззлобный и насмешливый прищур.
На Змее нарисован лик Джоконды. 645
Её улыбку прочь уносит ветер,
Что возвращается, описывая круг.
Посеешь Вечность – вырастит Мгновенье.
Зародыш вечности несет в себе мгновенье.
От райской жизни нам остался лишь пупок – 650
Разрыв в том месте, где была когда-то связь,
Пробел в том месте, где стояло раньше слово.
От Моны Лизы нам осталась лишь улыбка,
Как от хитрющего Чеширского Котяры.
От Древней Греции – безрукие богини, 655
Руины, горы черепков – от Вавилона,
А от Египта – мощи фараонов.
Что остается нам в сухом остатке?
Цивилизаций умерших останки?
Тома, тома… еще тома, а в них 660
Школярские пометки и закладки.
Остатки сладких снов вкушаю днем,
А горечь бдений всенощных – в осадке.
Остатки сладки, но осадок горький:
Мучительные думы о былом 665
Под плотным слоем грез о небывалом.
Остатки древних слов, как цедры корки, –
Для пряности их добавляют в речь,
И речь пронизывает аромат былого.
Острее специй дух погибших грез. 670
Вот почему предпочитаю ретро:
Немые фильмы, старые пластинки,
Приобрести мечтаю граммофон,
Захаживаю в гости к антикварам
И почитаю старину седую. 675
Люблю барокко, готику, античность.
Люблю старинного трамвая дребезжанье.
Меня увозит заблудившийся трамвай…
Во сне снимался я в немой картине
«Убийство происходит в паутине». 680
«Хвала тебе, о, первая попытка
Запечатления того, что бестелесно,
Неуловимо, мимолетно и чудесно,
Стократ дороже золотого слитка!» –
Из посвященья первой грампластинке. 685
Вакцину готики собор ввёл Небу шпилем,
В пещере озера нависнув сталактитом.
Собора дерзновенный настоятель
Пытался верой укрепить фундамент
И вслед за шпилем возносил молитвы. 690
Жаль, в нашем городе перевелись трамваи,
Как некогда в Америке бизоны.
Никто о них не вспомнит, разве только
Таксист какой-нибудь чуть слышно чертыхнется,
Когда авто на рельсах замерших подбросит. 695
И как товарищу по школьным переменам,
Я посвящаю одностишие трамваю:
«Всегда передо мной твоя подножка!»
О, как мне тесно в этом мире слов!
И колосок в стогу становится соломой. 700
В сортире поезда бежал домой солдатик,
И в поле голые по пояс стюардессы
Ему мерещились.
Под вечер он представил,
Как опустившись вместе с сумерками с неба, 705
Десантники их всех перестреляли.
Услышал звон… он, видимо, к обедне.
Тупая боль в затылке окопалась,
И держит круговую оборону.
Из этой боли выплыл образ твой. 710
Тебя я спутал с Кентервильским привиденьем:
Ты побледнел и стал на призрака похож.
Как Дант, но в Ад при этом не спускаясь,
В обед я повстречался с твоей тенью
И с нею передал тебе привет. 715
Ты выходец из прошлого, пришелец
Из жизни прожитой, но в эту жизнь, как прежде,
По праву старого знакомца вхож.
Ты эмигрировать собрался в Антарктиду –
Страну, в которой птицы только бродят. 720
Остаток дня, расставшись с твоей тенью,
Безжизненные тени целовал я.
От поцелуев этих губы онемели.
Вернулись призраки давно умолкшей боли,
И всплыли мачты затонувших кораблей. 725
Из глубины донесся крик «Доколе!».
И снова звон – уже из Зазеркалья.
Так значит, я у зеркала стою?
И тени прошлого – мои же отраженья?
Потусторонний мир на расстоянье 730
Не вытянутой – согнутой руки.
Со мной целуются мои же двойники!
Все, как родные, только вот проблема:
Один из них похож на Полифема
И щурится во тьме непарным глазом. 735
Тут с уст моих сама слетела фраза:
– Поменьше бы таких, как ты и я.
– Поменьше бы таких, как ты, Илья, –
Из зеркала ответило мне эхо.
На месте отражения – прореха. 740
Мелькают лица в ней: Иов, Сократ, Сенека,
Чеширская улыбка Моны Лизы
И гадами кишащая башка
Еще не обезглавленной Горгоны.
На месте зеркала – тантамареска. 745
А дерзновенный настоятель, чья молитва
Пронзила небо пасмурное шпилем,
В глаза глядит, тоской завороженный,
И произносит четко, но не резко:
«Алкать вершин – опасная гордыня!» 750
Часть IV
По истечении трети
Этой нескладной жизни
Глаз открылся у меня – третий,
К сожалению, лишний.
Что же этим глазом я увидел? 755
У всего троичное строенье:
Корень, ствол и недоступная вершина.
Так, беря исток во мгле, в Аиде,
Прорастает из глубин стихотворенье,
И его исход – его причина. 760
Завершающая опус точка –
Семя и манящая верхушка.
Так на ветке набухает почка,
Так отсчитывает срок кукушка,
И последнее «ку-ку» – толчок и вызов. 765
Строчка тянется мучительно к обрыву,
Обрывается и – все с начала.
Так весна свисает каплями с карнизов.
Так луна предел отмерила приливу.
Так бросается волна на грудь причала. 770
Точка, завершающая строчку, –
Пик и семя нового побега.
На поэте белая сорочка.
На вершине тает горстка снега.
Влаги островок впитает древо – 775
Вознесется новою вершиной.
Вверх – навстречу ветру, звездам – слепо,
Словно отпрыск звездного посева.
Ночь безмолвна и земля пустынна:
Корневище, ствол, верхушка – Небо. 780
Завершающая точка – точка роста.
Вызревают в ней сомненья и боренья.
В Небеса посеянные звезды
Прорастают, а из них – стихотворенья.
Той ночью мне во сне отец явился. 785
Едва уснув, его я в зеркале увидел.
С лица совлек он маску Полифема.
Изобразил сперва терзания Иова,
Затем смиренье мудрое Сократа,
А напоследок атараксию Сенеки, 790
После чего, все израсходовав гримасы,
Заговорил со мной едва ли не беззвучно:
«Как женщина, вершина искушает…
Всю жизнь влекут нас бабы и вершины,
Их, как ловушки, расставляет всюду Дьявол…» 795
«А может, так Господь распорядился?» –
Я вставил в монолог его несмело.
Он мне в ответ устало ухмыльнулся:
«У них, похоже, в этом пункте сговор!»
Не навещал меня с тех пор, как умер, 800
И я о нем почти не вспоминал.
Словоохотливым он не был перед смертью,
Ушел без завещаний и заветов,
Отеческих напутствий не давая.
А тут вдруг сделался на редкость разговорчив, 805
Хотя не разжимал бесцветных губ.
Сначала хорохориться он начал:
«Тот, кто по-настоящему бесстрашен,
Ладью угнать способен у Харона!
Сюда добрался я таким макаром». 810
«Тебе барон Мюнхгаузен не ровня!
Его побасенки в сравнении с твоими,
Что детский лепет!» – я ответил иронично
И этим, видимо, его слегка обидел.
Но, чтоб вину невольную загладить, 815
Спросил: «Ты ТАМ восходишь на вершины?»
«О, нет! – вздохнул он, – ТАМ все безразлично.
Вершины, пропасти, низины… все едино.
Нет разницы: карабкаться, спускаться,
Бежать стремглав или стоять на месте, 820
Подпрыгивать или ходить кругами».
И взор его заволокло печальной думой…
Решив отвлечь его от мыслей невеселых,
Я вновь спросил: «Что ты постиг при жизни,
Вершины горные отважно покоряя?» 825
Он на меня взглянул, лукаво щурясь:
«И на вершинах водятся бараны…»
И это всё? Какой глубокий вывод!
С усмешкой грустною отец добавил:
«И на вершине можно встретиться с козлом, 830
Но он не скажет: “За козла ответишь!”»
И тут же задрожало отраженье.
Мой гость, припомнив что-то, рассмеялся.
А после начал удаляться в Зазеркалье,
В значении и теле умаляясь. 835
И я за ним – не поступью, но взглядом.
Так сделался отец мой психопомпом,
Он с увлечением экскурсовода
Стал мне рассказывать историю скитаний
От зарожденья человеческого рода. 840
Из зеркала картины выплывали
Священного и древнего преданья,
И к каждой он давал свой комментарий.
Вращалось зеркало калейдоскопом.
Таким путем добравшись до начала, 845
Он без преград прокрался в Сад Эдема,
Где, чтобы скрасить одиночество Адама,
Бог создал Еву, удалив Лилит
Одним нажатием на клавишу «Delete».
Как репортер, отец поведал беспристрастно 850
Про плод запретный и про искушенье,
Про первый грех, начало положивший
Тому, что называем мы прогрессом.
И вот за райскими воротами две тени,
Согбенные несчастьем, оказались – 855
Архангел их погнал по бездорожью.
«На этих двух валить вину удобно», –
Сказал отец, внезапно оглянувшись.
«Их путь проходит каждый в одиночку
И не всегда в обратном направленье!» 860
Затем поведал он историю Улисса
Не так, как делал это в моем детстве,
Но текст гомеровский нещадно искажая:
В его довольно странном изложенье
Улисс, назвавшись Капитаном Немо, 865
Решил не возвращаться на Итаку –
Свои скитания продолжил под водой.
Похожий на отца шутник-пришелец,
Перевирая стародавние сюжеты
И превращая их в пустые анекдоты, 870
В кривое зеркало манил меня, как в омут.
«Прошу, остановись!» – ему я крикнул.
«Мгновенье, ты прекрасно!» – пошутил он.
«Нет, я не Фауст, ты не Мефистофель
И темных таинств не откроешь двери. 875
Ты не Вергилий, я не Данте Алигьери, –
Тебе не быть моим проводником.
Химерами не станем обольщаться.
Ведь этой узкою тропой познанья
Сын за отцом не должен семенить. 880
Прости, судьба велит нам разминуться!
Теперь я был бы рад отдать немало
За то, чтоб мог ты снова на вершину
Взойти, как раньше, первоклассным альпинистом,
Еще не знавшим брака и отцовства, 885
Ни старости, ни смерти не вкусившим».
«Коварный Ричард за коня сулил полцарства,
Тогда как трепетный герой “Манон Леско”
Полсвета отдал бы за даму полусвета» –
Не уловил я смысла этой шутки. 890
«Сынок, ты не умеешь делать ставки!» –
Махнул рукой небрежно, отвернулся
И путь продолжил, сам себя приободряя:
«Там, впереди – последняя вершина!»
Вошел в густой туман, пропал из виду… 895
Читатель тоже догадался: ч.т.д.
Такую формулу придумал я на случай,
Когда любые объяснения излишни.
Так Принцу Датскому, беднягу искушая,
Являлся в образе отца Лукавый. 900
Ненарушимая прочерчена граница,
Что отделяет нас от царства мертвых,
И пересечь ее способен только Дьявол.
Я начал гнать из головы такие мысли,
Чреватые рассудка помраченьем. 905
Мне вспомнилось, как накануне смерти
Отец пожаловался на дурную память:
«Я слово дал, а вот кому – не помню.
Когда же вспомню, попрошу назад».
Допытывался я: «Какое слово?», 910
Но раздраженно отмахнулся он: «Неважно».
«Моё призвание – бросать слова на ветер.
Нелёгкий труд – бросать слова на ветер.
Любимый спорт? Бросать слова на ветер».
– Девиз для герба и рекламный слоган. 915
Мир был сначала сотворен, а после – солган.
Я пробовал не думать – безуспешно.
Попробовал подумать – безуспешно.
Я здесь тупею, словно нож в воде…
Мысль остроту теряет, отражаясь 920
В несчетном множестве кривых зеркал.
Так значит, это лучший из миров? …
Я не использовал возможность не рождаться.
Я Франкенштейном собран из обломков.
Найди меня средь персонажей Босха. 925
Я – русский мир периода упадка.
Я весь в себе. Я вещь в себе. Я – вечность.
Я увожу к погибшим поколеньям.
Куда ещё пристроить это «Я»?
Неужто я и есть Илья Имазин? 930
Кто этот «я»? И кто Илья Имазин?
В ответ мне – хор фальшивых ипостасей:
– Имазин кто?
– Мы за него!
– Кто «мы»? 935
– Нас легион. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.
Я не подброшу новостей Екклесиасту.
Я на краю земли теряю равновесье.
На страшной высоте блуждаю, как огонь…
Белеет на вершине горстка снега, 940
Словно оазис крохотный в пустыне…
Мучнистой белой бабочкой порхает
Великий Чжуан-Цзы над Фудзи-сан,
Запечатленной бесподобным Хокусаем.
А я гляжу на это бестолково 945
И вижу только репродукцию в альбоме.
Была она недавно черно-белой,
И о цветах мне оставалось лишь гадать.
Полиграфический прогресс картинку сделал
Цветной, детальной и почти объемной. 950
В этой строке я весь … но я не здесь!
Не в строчке, но в пути к родному дому…
(А раньше дом мой следовал за мной
Бездомным псом, что увязался за бродягой).
Не в строчке, не в пути, но на вершине… 955
Живу заложником своих метафор.
На новую вершину я взошел,
Себе пристанище на поприще нашел.
С вершины я спустился в точку всхода
(Там, в зеркале – обратное движенье). 960
Как, в самом деле, жаль, что жизнь – не поле,
А путь осиленный не уместится в строчку!
Страница выстужена, точно площадь
Или заснеженная дикая равнина,
Куда опять с вершины я спускаюсь 965
Нелепым местечковым Заратустрой.
Темно. Запорошило всё вокруг.
Свет лампы выхватил из тьмы страницу.
В кофейной чашке негатив луны.
Чешу макушку – тоже ведь вершина. 970
Мне незачем писать – пишу зачем-то.
В конце концов, конец не за горами.
Игривых козочек все ищет пастушок.
Тоскливо эхо над хребтами реет.
А стадо сгинуло, сорвалось в пропасть. 975
Суфлёр залился крокодильими слезами…
«Сократ довёл Декарта до инфаркта», –
Студент-философ вырезал на парте.
В моих историях одни пробелы.
А на столе – трофейный парабеллум. 980
Им на стене прицельно ставлю точку,
Очередную завершая строчку.
Ресницы выпали, расставив запятые.
Ресницы выпали? Нет, это запятые.
Неужто мир погибнет в Воскресенье, 985
Как спрогнозировал какой-то шизофреник?
Его спасет Господь в трико и майке –
Пенсионер, давно ушедший на покой?
Нос об оконное стекло натерт до блеска,
А кулачок – не больше горлышка кукушки. 990
Поставь же на вертушку диск луны
И жди меня, цедя остывший кофе:
Моя вершина, скоро встретимся с тобой!
Любая встреча – лишь прелюдия к прощанью.
И снова я отца услышал голос: 995
«Как холодно, однако, на вершине!» –
За стужу горную могильный принял холод…
Через одну последняя вершина.
Усыпан снег золой, на небе – копоть…
Смотрю на точку, что венчает эту фразу. 1000
Последние публикации:
Райнер Мария Рильке. Давид поет Саулу –
(22/02/2022)
Жизнь, хрупкая как одуванчик… –
(04/02/2022)
Форель зимой –
(18/01/2022)
Гора и мышь, или Мнимые уроки прошлого –
(22/12/2021)
Герман Мелвилл "Мальдивская акула" –
(30/11/2021)
Срок годности –
(22/11/2021)
Ничевоки –
(09/11/2021)
Жила-была женщина-комната… –
(20/10/2021)
Прищепка и прыщик –
(23/09/2021)
Будь Клеопатры нос чуть-чуть короче… –
(10/09/2021)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
