Рейтинг публикаций

Судя по всему, бессознательно человек стремится к страданию, сознательно же представляя себе обратное. (...) Чем дальше к закату подходит жизнь лишнего человека, тем более им чувствуется неудовлетворенность, ибо постоянное колебание в психике угнетает её. Он ничего не может выбрать для самого себя, так как страдание и наслаждение, по сути своей, подобны.

Над городом плывет звон колоколов, пасхальный звон. Если не смотреть на скопище портовых кранов и кварталы новых микрорайонов вдали, а только на домики утопающие в цветущих садах, возникает ощущение давности, вечности.

Былое и думы. – Ночью – Андерсен, а днём – Батай. – Я и они. – Конец зла. – Лесной пожар. – После бала. – На свидании с собой. – Родные осины. – Родные осины II. – Правота осени. – Русские сезоны. – Сколько вам осталось. – Что остаётся. – Победа дзен. – На берегах Леты. – Светлое Христово Воскресенье.

В старину колодец славился чистой студеной водой. Ее всегда было много. До половины сруба стояла, как ни вычерпывай. Лечила без всяких наговоров и причитаний. На войну, бывало, кадушками отправляли – раны солдатам примачивать. Не портилась, не протухала в дороге. Выпьешь с похмелья стакан – и сразу в организме порядок: кровь очищается, бодрым и молодым себя чувствуешь

История России сложилась так, что помешать преступлению 1917 года никто не смог. В том числе, и Грин своими "контрреволюционными" рассказами. Он не был услышан, как не был услышан и Достоевский, и Лесков, и Писемский и вся русская антинигилистическая проза. Грину пришлось в царстве победившей революции жить пятнадцать лет и умереть в нищете и забвении. Но если искать причины, отчего писатель придумал свой "блистающий мир" и ушел в Гринландию, то самая первая из них кроется именно в этом - мистике бомбы, заложенный под страну и взорвавшейся.

На втором этаже он быстро нашёл то, что искал. Это была единственная, кроме холла, освещённая комната в доме. За большим письменным столом, в глубоком кресле с высокой спинкой – «Ну, прям Тони Монтана...» – лицом к открытой двери, свесив голову на грудь, спал человек, приходивший к нему вечером и чьё лицо было на фотографии в машине

Национальный дух отнимается у русской культуры и возвращается в виде понятия н а р о д н о с т и.

Дети. Безликая нескончаемая вереница детей. Дети холеные, холодно отстраненные, бледные по большей части – что поделаешь, голубая кровь, – иногда капризные. Но в целом, они с послушной обреченностью маленьких рабов принимали на веру меня – фокусника.

Вновь две столицы, \ неделимое плачет. \ Единый народ.

...Я уж не помню его стишков – но что-то он там предвидел. Не только – что брошу его, но как будто и эту войну. Что-то про автобус. Про пропасть… Ну, как бабка Ванга про Крым: от одного берега оторвется и к другому пристанет. Как такое возможно? Фантастика! ...Не провожайте, говорю. Комендантский час, а вы без паспорта. Заберут в добровольцы. Ну и насвистела «Прощанье славянки».

Нет сюжета у жизни, все разрознено: птица, озеро, небо, зелень – все на белую нитку взгляда

В этом парадокс любой догоняющей модернизации: стремясь усилить жизнеспособность общества, государство, параллельно, усиливает и силы, ориентирующиеся на уничтожение этого общества.