Рейтинг публикаций

Туда, где сонная река, \ Несёт в себе частички суши, \ Вела тропа. Издалека \ Новопреставленные души \\ По ней брели, смиряя страх, \ Вставали в очередь к парому, \ И, ожидая у костра, \ Бросали камни в тихий омут. \\ Орал Харон: Не напирай! \ Дыша сливянкой и салями, \ А за рекой Бесцветный Рай \ Светился тусклыми огнями. \\ Не-души съеденных коров \ Мычали громко и печально, \ Не-души мёртвых комаров \ С людскими душами встречались.

Это было ее лицо, и оно было старым...И потом оно надолго застыло для меня. Я помню мать именно такой.

В поисках ближайшего православного храма я не нашел ничего в Андалусии.

Достоевский был единственный из всех великих писателей европейской цивилизации, который выходил за пределы принятой системы ценностей Добро-Зло, и в его послекаторжных романах шла на равных борьба между двумя противоположными системами ценностей.

...«жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». И Виктор Пелевин, следуя этому правилу, даже, можно сказать, – завету, в этой повести, как обычно связывает историю с современностью, включая в повествование приметы и советского времени, и современной постперестроечной России...

- На-тур-щи-ца. – Я словно бы вбила в стену четыре гвоздика, и ни один не скривился под ударом молотка. - Я позирую художникам. Зарабатываю, как Елена Вторая. Больше я… больше мы ничего не умеем.

Значит, правда всё, значит не ошибился я насчёт ПЕРЕСКОКА... Есть! Но почему же страшно так!? Зачем такая жуть?.. А? Молчала среда.

Питер Брейгель был прав: мы по жизни бредем, как слепые

в нашей переписке мы не будем выдавать государственные тайны и не будем компрометировать себя.

Молодым людям советского времени, которым внушалось: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди – надейся и жди», – эмоцио­нально нелегко было читать стихи о вековечных муках и страданиях, беспросветной нужде и лишениях простого народа, об истерзанной русской земле: «И на родимую землю мою Все накипевшие слёзы пролью…» Советскому человеку представлялось, что всё это безысходное народное горе в нашей стране навсегда ушло в прошлое.

Я чувствовал, что в разрастании факела есть некий скрытый смысл; я находился на пороге важного открытия – но не хотел делать его, а, напротив, чувствовал, что лучше было бы его избежать, не понимать, что происходит.