Рейтинг публикаций

Чтец, - говорит Чандрагал, читая заупокой, не должен прикасаться к голове умершего. Ибо дух Будды должен выйти на волю только через макушку. Если же чтец невзначай коснется уха покойника, душа того выйдет сквозь ухо – и все начнется сначала.

"...Люди всегда врут себя каким-то определённым смыслом, частным. А твоё начальное, истинное слово, ты сам – это чистый лист! Чистый лист существует вовсе не для того, чтобы на нем что-то нужно было изображать. Чистый лист в первую очередь существует для того, чтобы быть чистым... Измениться может всё вокруг тебя, а ты сам – нет..."

Вот как естество тайно перерождается в природе.

…неотложка приехала быстро, ражие молодцы определили, что к чему, попросили позвать кого-то из мужчин – помочь вынести гибкие носилки, и сосед – шумный всегда, крупногабаритный, жизнелюбивый – возник, помог; и вот – неотложка, ревя, мчалась сквозь январскую темноту, и мама была в сознание.

А если пойти по первой тропе, то храм божий не минуешь. И там можно прислониться к оградке, закрыть глаза и взмолиться всем прогнившим нутром: «Господи, ты есть, я знаю. Помоги мне в малом, прошу тебя. Помоги лекарством. Отплатить мне нечем. Ты знаешь. Да и не надо тебе ничего. У тебя все есть. Святые большие и малые, великие, преподобные, юродивые и мученики, святители и равноапостольные. А ты меня, малого, не забудь. Помоги». И верите? Помогает. Не всегда, но помогает. Иногда от жалости слеза блеснет. Всех мне жалко.

У него появилось новое ощущение: что он, как старший из детей и единственный сын умершего, именно сейчас, пока они наедине, должен отдать ему некий последний долг сыновнего почтения.

Проходя мимо Кирюшиной коморки, с материнской любовью поправляли фанерку, которой был накрыт его тарантас, да разве только мы, все любили во дворе Кирюшу. Мама и бабушка пользовались особой взаимностью: он останавливался, перебрасывались обычными новостями, что где случилось, о ценах, иногда говорил, что у него крутят ноги, видать, к дождю, я удивлялся: -Какие ноги?

Мужчина рассказал, что все они ждут только общения со мной, что здесь их можно наградить или, наоборот, наказать по своему усмотрению. Для этого даже предлагались некоторые приспособления...

Мэр был такой разнообразный: и рыбный, и львиный, и насекомохвостый, словно он собрал в себя всех существ мира, и – да… он был – чрезмерный! И, только лишь, в нём не было ни капельки от одного обитателя земли – человека. Но человек впрыгнул в его янтарные глаза. Сам? В смысле – сам впрыгнул? А не в том смысле, что мэра зовут Самом.
– Ясненько… – пробормотала Оля, хотя всё ещё больше запуталось.
– Хме! Хме! Хме! – снова рассмеялся Сам и неожиданно спросил по-доброму: –Кушать хочешь?
И тут же выкрикнул слово «суп!», и все сошли с ума.

Можно сказать, мы проживаем две жизни: первая – с рождения до восемнадцати лет, всё что происходит с нами в этот период огромно и незабываемо, любой самый обыденный случай вырастает до эпических масштабов, мы живём так интенсивно, что один день из этого периода равен годам из второй жизни, которая начинается после восемнадцати и длится до самой смерти.

Депутат – боярин, свет Владимир Константинович, миллиардер, меценат, супостат и сумасброд испробовал всё.

...Пусть считают, что я жлоб, пусть скажут, что я из голодного края, мне с ними детей не крестить, хочу доесть рис и доем. До последнего зёрнышка доем, назло им. Мы, русские, доедаем.