Рейтинг публикаций

Тут, действительно, за деньгами погонишься и всю жизнь на них, на проклятых, угробишь. А душа радости требует. Особенно когда молодой.

Всемирная история убийств - В защиту самоубийства – Восхищение отчаяния – Невозможность рая – Определение вечности

Умное – это только то, о чем принято говорить в нашем кругу. Человек должен понимать, где он находится. Человек должен думать: «А с чем я лезу в центр внимания тех, кто сразу решит, умный я или дурак?»

...мы можем взять текст и успешно работать с какими-то отрывками из этого текста, разбирая и устанавливая – мастерские это отрывки или нет. Это мы можем. Но если это так, то, несомненно, у нас в руках находится вполне действенное «орудие» для оценки текста в целом.

Полнота обладания правдой (?!) жизни так нестерпима, что мне не остается ничего иного, как удариться в явь, скоропостижно проснуться, проверить целость своих зыбких останков, раскочегарить трубку и поразмыслить над сим изваянием старческой эротики. Еще живым, вздрагивающим плавниками, как брошенная на берег рыба. Только бы не забыть, не забыть!

Для Бакунина понятие «свободы» и «личности» практически тождественны – человек не может оставаться человеком, не будучи свободным, в том числе и в «мистическом» смысле, т.е. в смысле свободы совести, свободы веры и убеждений. Это и делает русского революционера-анархиста нашим подлинным современником.

История России сложилась так, что помешать преступлению 1917 года никто не смог. В том числе, и Грин своими "контрреволюционными" рассказами. Он не был услышан, как не был услышан и Достоевский, и Лесков, и Писемский и вся русская антинигилистическая проза. Грину пришлось в царстве победившей революции жить пятнадцать лет и умереть в нищете и забвении. Но если искать причины, отчего писатель придумал свой "блистающий мир" и ушел в Гринландию, то самая первая из них кроется именно в этом - мистике бомбы, заложенный под страну и взорвавшейся.

Да, была мила и остроумна в разговоре, обаятельна и добра к людям. А вот Мечты у нее не было. Совсем не было. – Зачем она Володе? – решили сестры Лиля и Эля.

Сократ: Заговори, чтобы я тебя увидел.
Пифагор: Молчи, и чтоб я тебя не видел.
Вот почему люди тянулись к Сократу как к человеку, а к Пифагору – как к божеству (поэтому же к Сократу тянулись единицы, к Пифагору же – массы).

Мне не хочется спать, не хочется пить. / Чай, читать книжку не хочется. / Сердце с похмелья как вдруг начинает бить, / Можно портвешечки жахнуть, но не в одиночку же.

...самым загадочным и таинственным цветом для писателя был – белый...